Игра без правил - Воронин Андрей Николаевич - Страница 39

– А ты ему титю дай, – посоветовал второй, поворачивая к Рублеву костистое лицо. Это был жгучий брюнет, и его гладко выбритые щеки казались синеватыми от проступавшей сквозь кожу густой щетины.

– Я свою титю кому попало не даю, – миролюбиво сказал Комбат, – она у меня одна, хотя и немаленькая.

Я ее берегу для ребят покруче, вот вроде вас.

Бармен вздрогнул, а оба бандита, не веря своим ушам, синхронно развернулись на сто восемьдесят градусов и удивленно уставились на Рублева.

– Ты че, братан, – сказал высокий, – с Канатчиковой дачи подорвался? Или у тебя запасная челюсть в кармане?

– Ребята, – по-прежнему миролюбиво отозвался Рублев, – может, не надо? Я ведь только поесть куплю и сразу уеду. Ну зачем вам неприятности?

– Блин, – сказал синелицый. – Я думал, клоуны только в цирке бывают. Ты что, козел, смерти ищешь?

Ну, что ты смотришь? Что смотришь, я спрашиваю?!

– Так, это.., как его… – забормотал Комбат, – как это – чего смотришь? В зоопарке деньги берут, а тут целых две макаки и, главное, задаром! Как же не смотреть-то?

– Так, – сказал синелицый. – Губа, бери его.

Губа, который на полголовы возвышался над Комбатом, почти упираясь макушкой в потолок, сгреб его за грудки обеими руками и стал выталкивать на улицу.

Синелицый двинулся следом за ними, все еще изумленно вертя головой, в которой никак не укладывалась такая наглая выходка проезжего лоха. На пороге он остановился и, обернувшись, бросил бармену:

– А ты готовь бабки, мы сейчас вернемся.

Губа вытолкал Рублева за дверь, пыхтя от ярости и возмущения.

– Ребят, ребята, да вы что? – слабо сопротивляясь, бормотал Комбат. – Да бросьте, я же пошутил, шутка, понимаете? Ха-ха.

– Мочи этого пидора, Губа, – сказал синелицый, прикрывая за собой дверь кафе. – Достал, мудак.

Губа отстранил от себя Рублева на расстояние вытянутой руки, и, продолжая придерживать его левой, занес правую для своего коронного удара, против которого до сих пор не мог устоять никто. Губа долго набивал кулак, лишая нервные окончания чувствительности, и теперь мог без особого вреда для себя выбивать им кирпичи из стен. Кирпичи кирпичами, а челюсти он ломал с первого удара. Однако на этот раз блеснуть ему не пришлось. Его левая рука вдруг оказалась завернутой за спину и вздернутой высоко вверх, как стрела подъемного крана, отчего колени его сами собой подкосились и он врезался носом в острый серый гравий дорожки.

Комбат четко, как на занятиях по рукопашному бою, нанес два коротких удара ногой: по локтевому суставу и по шее. Рука с хрустом переломилась, как сырая ветка, и потерявший сознание Губа безвольно и мягко повалился на землю.

Синелицый, опомнившись от потрясения, выхватил из кармана газовый пистолет, но было поздно: он внезапно вознесся в воздух и, пролетев несколько метров, с грохотом обрушился на покатое лобовое стекло своей "Тойоты". Лобовик затрещал, прогнулся и хлынул в салон водопадом мелких стеклянных кубиков, увлекая за собой безвольно обмякшее тело бандита.

– Ух ты, – выдохнул наблюдавший за этой сценой Сергей Никитин, с восторгом и легким испугом глядя на торчащие из разбитого ветрового стекла ноги в дорогих кожаных туфлях. – Прямо как в кино.

Он ни разу не видел Бориса Рублева в деле, хотя и знал, что драться тот умеет. Но знать – это одно, а увидеть своими глазами – совсем другое, особенно в тринадцать-четырнадцать лет, когда человек еще не умеет по-настоящему видеть и ценить внутреннюю красоту окружающих, предпочитая ей чисто внешние эффекты. Комбат еще немного постоял, успокаиваясь и безотчетно шаря по карманам в поисках сигарет – адреналин гулял по всему телу вместе с кровью, а лучшего средства, чем сигарета, для того чтобы успокоиться, Рублев не знал.

– Сопляки, – проворчал он наконец и вернулся в кафе.

Бармен, обреченно дожидавшийся возвращения бандитов, выкатил на него округлившиеся глаза.

– Пять хот-догов, пять гамбургеров и две бутылки "пепси", – как ни в чем не бывало, повторил свой заказ Рублев. Он даже не запыхался, и бармен никак не мог взять в толк, что же, собственно, произошло.

– Ну, – спросил Комбат, – что теперь не так?

У меня рога или кисточки на ушах?

– А.. Простите, я сейчас.

Бармен принялся с лихорадочной скоростью выполнять заказ, а Рублев, свинтив с бутылки "пепси" пластиковый колпачок, присел за столик в углу, потягивая холодный напиток и заставляя себя не смотреть на витрину, где пестрели разноцветные сигаретные пачки.

Бармен по собственной инициативе упаковал заказанную Рублевым снедь сначала в вощеную бумагу, а затем в пластиковый пакет с изображением небритой личности в стетсоновской шляпе, курившей сигареты "Кэмел" на фоне стоявшего посреди какой-то дикой местности джипа. Мимоходом позавидовав личности, которая, судя по всему, не изнуряла себя борьбой с пагубными привычками, Рублев взял пакет и выложил на стойку несколько купюр.

– Что вы, что вы, – отодвигая деньги, сказал бармен. – Это за счет заведения.

– Возьми деньги, – нахмурившись, приказал Рублев, – и вот тебе мой бесплатный совет: там, возле "Тойоты", на земле лежит газовый пистолет. Пока эти клоуны не очухались, подбери его и держи под стойкой.

А главное, не бойся его использовать.

– Да, – с кривой улыбкой глядя в сторону, ответил бармен, – использовать… Знаете, что потом будет?

– Н-да, – с немного брезгливой жалостью глядя на него, сказал Рублев, – понятно. Ну как знаешь. Я ведь только посоветовал, а жить тебе.

Когда он уселся за руль и снова запустил двигатель, сидевший рядом с пластиковым пакетом на коленях Сергей восхищенно сказал:

– Здорово вы их. Прямо как по телевизору.

– Что здорово? – спросил Рублев, которому было неприятно, что парнишка наблюдал за тем, как он расправился с двумя отморозками.

– Деретесь вы красиво, – ответил тот. – Вот бы мне так научиться.

Комбат молча вывел машину на трассу, взял из пакета хот-дог и некоторое время молчал, задумчиво жуя.

– Ничего красивого в этом нет, – сказал он наконец, с досадой ощущая, что ему опять не хватает слов для того, чтобы выразить простейшую мысль: человек рождается и живет вовсе не для того, чтобы бить морды и получать сдачи, и, уж конечно, не для того, чтобы в конце концов сдохнуть в какой-нибудь грязной подворотне от случайной пули. – Понимаешь, солдат, – продолжал он, видя, что в ответ на его слова Сергей лишь с сомнением покачал головой, – я где-то читал, что человек в своей жизни должен сделать три вещи: построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Это правильно, понимаешь? А драться нужно уметь только для того, чтобы суметь при необходимости все это защитить. Сначала надо стать человеком, а потом уж решать, хочешь ты учиться ломать людям кости или не хочешь.

Сергей с сомнением пожал плечами.

– Вы-то умеете, – сказал он.

– Вот черт, – ругнулся Комбат. – Не умею я языком… Ну как бы тебе это объяснить? К примеру, врача или учителя, если он еще не очень старый, можно довольно быстро превратить в неплохого солдата, а вот если человек смолоду научился только драться, то ничего путного из него уже не выйдет.

– Ну и что хорошего в том, чтобы быть врачом или учителем? – пожал плечами Сергей. – Разве на такую зарплату проживешь? Видели, какая у них тачка? – кивнул он в сторону оставшегося позади кафе. – А все наши учителя в школу на автобусе приезжают.

– А это потому, что слишком многие думают, как ты, – сказал Комбат, не найдя лучшего ответа.

– Вот видите, – с видом превосходства произнес Сергей.

– Вижу, что ты пока что ничего не понимаешь, – сказал Рублев, в последний момент прикусив язык, чтобы не сказать "дурак". – Ты что же, думаешь, что быть как все – это правильно? И потом, заметь, что большинство людей все-таки работает, а не грабит.

– Тогда почему бандиты так хорошо живут?

– А это потому, что каждый за себя, как бараны в стаде. Если бы, к примеру, торговцы на базаре собрались все вместе и сказали – просто сказали! – рэкетирам: идите-ка, мол, к чертовой матери отсюда, как ты думаешь, нужны бы им были всякие восточные единоборства и всякая другая ерунда?