Гонцы в Ньямаголе - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 3

Против кухни он ничего не имел, но Королеве представиться хотелось раньше, чем ужинать.

– Знаю, не волнуйся, – невозмутимый отец Затычки привел их прямиком на громадную кухню.

Там царило оживление, пылали длинные печи, булькали на их плитах кастрюли и скворчали сковороды со снедью.

Повара резали мясо и овощи, поварята чистили горы картошки, морковки, лука и чеснока, кто-то мешал закипающее молоко в кастрюле, чтобы не пригорело, а одному поваренку работа досталась и вовсе исключительная: он посыпал сахарной пудрой свежеиспеченный хворост, каждый раз не забывая хорошенько посыпать и собственный язык.

А на отдельном столе ловко месила белое пушистое тесто толстая тетушка в лихо сбившейся набок короне.

– Приветствую вас, Королева Ньяма! – почтительно обратился к ней отец Затычки.

Королева подняла голову и широко заулыбалась:

– А-а, гости из Акватики! Ну, здравствуйте, здравствуйте! Добро пожаловать в Ньямагол!

Она вытерла испачканные мукой руки о фартук, привычно поправила пышно взбитые вверх волосы и вернула корону в нормальное положение.

– Тесто сегодня подошло раньше, чем я думала, – просто объяснила она, снимая передник.

Добродушное лицо Королевы Ньямы с дюжиной подбородков было малиновым от кухонного жара.

– Голодные, наверное, – даже не спросила, а сделала вывод она, глянув на юных Гонцов и не успели данюшки рта раскрыть, как оказались за огромным обеденным столом, стоявшим тут же, в кухне.

Поварята принялись уставлять стол блюдами со всем, чем могла похвастаться Королевская Кухня Ньямагола.

Друзья без особых разговоров принялись за еду.

Странно, конечно, думали данюшки, что Королева сама месит тесто для пирогов, но чужие обычаи не всегда понятны. Может, в Ньямаголе только так и принято? Затычка хотел спросить, потом раздумал: попадешь еще впросак, поварята на смех поднимут, а время все узнать у них, данюшек, будет.

Отец Затычки уплетал за обе щеки почище данюшек, но что самое интересное, не отставала и Королева Ньяма, тоже севшая с гостями за стол. К концу незапланированного ужина она управилась с куда большим количеством еды, чем все четверо Гонцов из Акватики.

– Госпожа Ньяма, я оставлю у вас ребятишек недельки на три? – попросил отец Затычки. – Хочу, чтобы город ваш посмотрели.

– Да пускай остаются хоть на месяц, места, что ли, нет! – кивнула Королева Ньяма, хрустя хворостом. – Я их подкормлю немного, – мечтательно добавила она, слизывая сахарную пудру с растопыренных пальцев, – а то совсем тощие, смотреть страшно!

Затычка тихонько фыркнул, представив, как бесподобно они трое будут выглядеть, откормленные Королевой Ньямой.

Как пончики.

Глава третья. Кухня и лавка

Отец Затычки покинул Ньямагол на следующее утро, унося в Акватику очередную порцию грамот.

Данюшки остались осваивать новый город и дворец Королевы Ньямы.

Очень скоро они выяснили, что город полон интересных мест, для караванов отведен специальный Караванный Двор, а в пряничном дворце вся жизнь сосредоточена на шумной кухне.

В парадных залах, там, где высокие троны, пышные знамена, строгие портреты и мраморные колонны – тихо и безлюдно, туда даже муху не заманишь, разве что одинокая моль заберется пожевать горностаевую мантию Королевы, накинутую на пустой трон.

Вечерами данюшки сидели на подоконнике своей комнаты и смотрели на площадь.

Из дворца и из ратуши выходили люди, и было видно, что завсегдатаи дворца заметно отличаются от завсегдатаев ратуши.

Те, кто посещал ратушу, были серьезные, неулыбчивые и большей частью довольно худые люди, а те, кто частенько наведывался во дворец, лоснились, словно сдобные булочки.

Очень скоро друзья поняли, почему так происходит: Королева Ньяма серьезно взялась и за них.

Не успевали они позавтракать, как им предлагали попить чаю, то есть, если называть вещи своими именами, съесть такое же количество плюшек, булочек и сладких пирожков, как час назад.

Не успевали они опомниться от оглушающего чая, как приходило время убойного обеда.

Только на королевской кухне вымывали последнюю тарелку после обеда, наступало время полдника, пока неторопливо полдничали, день склонялся к вечеру, и, кажется, сам Великий Торакатум искушающе шептал: “ пора ужинать…”

А чтобы в промежутках между приемами пищи гости из Акватики, (упаси Хранители Королевской Кухни от такой беды!) не упали в голодный обморок, в комнате данюшек стояло громадное блюдо, ну просто пузатый тазик на подогнувшихся ножках, доверху наполненный сладким хрустящим хворостом, чей запас постоянно пополнялся свежевыпеченной порцией.

Друзья начинали жевать с утра и прекращали поздним вечером. И многочисленные посетители дворца тоже.

Королева Ньяма не только любила сама поесть, но и обожала кормить всех, кто попадал в ее поле зрения.

А кто покушать не любил, решать дела ходил в ратушу.

Как-то утром они завтракали в обществе Королевы Ньямы. Для нее этот завтрак был всего лишь третьим по счету.

В кухню вошел высокий человек. Лицо у него было усталым и грязным, одежда в пыли.

– Королева, их не удалось остановить… – хрипло сказал он.

Кого не удалось, где не удалось, почему не удалось, – ничего не поняли данюшки.

Но глаза у Королевы Ньямы из веселых сразу стали грустными, как у тяжело больного человека.

– Магистрат знает? – вздохнув, спросила она.

– Разумеется. Они выслали новое подкрепление.

– Подожди-ка.

Тяжело ступая и шурша на каждом шагу многослойными шелковыми юбками, Королева Ньяма вышла.

Вскоре она вернулась с толстым, потрепанным по краям рулоном.

Безжалостно сдвинув на край стола чашки, ложки и тарелки, она расстелила рулон, оказавшийся картой Ньямагола.

Все в кухне, включая поварят, молча столпились вокруг стола, глядя на карту. Там были нанесены земли Ньямагола и сама столица в центре.

Данюшки заметили, что в юго-восточной части карты на некоторых квадратах и прямоугольниках чернели тревожные крестики.

Высокий человек пальцем с обломанным ногтем принялся указывать на новые квадраты:

– Здесь, и здесь, и здесь тоже. Здесь отогнали, но надолго ли?

Там, где он прижимал ноготь, Королева Ньяма ставила новый крестик. Теперь довольно большой кусок карты оказался сплошь исчерканным.

Из крестов образовался клин, словно нацеленный острием на город. Последний крестик был очень близко от городских стен.

Данюшки все еще не понимали, что происходит, но что это беда, было ясно без слов. Достаточно было увидеть, как глядят ньямагольцы на карту.

На плите позади стола забулькало молоко.

Над кипящей кастрюлькой поднялась пышная шапка белоснежной пены, немного постояла, и оскорбленное невниманием поваров молоко с возмущенным шипением сбежало на плиту. Запахло горелым.

Никто даже не шевельнулся.

– Мне пора, – поднялся высокий человек.

Кухня снова ожила.

Поварята кинулись к плите спасать остатки молока. Они убрали кастрюлю и щедро засыпали солью горелое пятно на плите, чтобы не так воняло. Повара громко застучали ножами, засуетились, – словно работой стараясь заглушить боль и тревогу от принесенного высоким человеком известия.

Королева неподвижно сидела за столом и, не отрываясь, смотрела на карту. На черный клин.

– Извините, госпожа Ньяма, – осторожно сказал Полосатик. – Случилось какое-то несчастье?

– Да, ребятки мои, большая беда, – кивнула Королева, по-прежнему не отрываясь от карты.

– А вы пошлите вдобавок к магистратскому подкреплению и роту-другую королевского гарнизона! – наугад предложил Полосатик, рассуждая, что именно так поступил бы Король Акватики, точнее дома подкрепление магистрата отправилось бы на помощь Ротам Цитадели.

– О чем ты, дружочек? – не поняла Королева Ньяма, а потом негромко и не очень весело рассмеялась. – Я уже и подзабыла, что вы-то у меня акватиканские гости и, значит, видите все на свой лад.