Только один выход - Гарднер Эрл Стенли - Страница 7

Когда раздался щелчок, я повернул ручку, и тяжелая металлическая дверь распахнулась.

— Черт возьми, вот здорово! — воскликнул адвокат в порыве неподдельного восхищения.

— Не забывайте, что здесь дама, — напомнил я ему не без сарказма.

Тут он показал свою истинную сущность.

— К черту даму! — проговорил он и сунул голову внутрь сейфа.

Он вынул конверт с номером 543290, положил на его место тот, что получил от меня, собственноручно захлопнул сейф и повернул диск.

— Я не успокоюсь, пока не уничтожу этот конверт. — Он пододвинул к себе медную пепельницу и чиркнул спичкой. Пламя, потрескивая, охватило конверт. Сургучная печать начала плавиться и шипеть, растекаясь по пепельнице, полетели хлопья пепла, и наконец последний краешек конверта сгорел дотла. Адвокат взял авторучку и принялся размельчать черные обугленные остатки бумаги.

Завещание было уничтожено. От конверта под номером 543290 осталась лишь кучка пепла да несколько красных капель сургуча, застывших на дне пепельницы.

— Ну вот мы и закончили, — торжественно проговорил адвокат. — Дженкинс, вы просто гений. Благодаря вам я сорву хороший куш! Вы все делали так, будто знакомы с этим сейфом по меньшей мере лет двадцать, а ведь это один из лучших сейфов в стране. Нет, вы просто чудо!

Девушка ничего не сказала. Когда мое плечо случайно коснулось ее плеча, я почувствовал, что она дрожит, — ничего удивительного, если знаешь, что полностью находишься во власти этих негодяев.

На глаза мне вновь надели повязку, и машина долго колесила по городу, объезжая квартал за кварталом, чтобы сбить меня с толку. Наконец меня высадили возле моего дома. Адвокат был настолько осторожен, что не захотел показывать мне свою машину, — как бы я не опознал ее впоследствии, — и прежде чем снять повязку, проводил меня до квартиры.

Как только они ушли, я занялся делом. Разыскиваемый в десятке штатов, где газеты пестрели моими фотографиями, где с плакатов смотрели мои изображения, я достиг довольно высокого уровня в искусстве перевоплощения.

Знание китайских обычаев, манер, языка и психологии служило мне хорошим подспорьем, в особенности на Западе.

Местный китайский диалект — ужасно забавная штука. Дело в том, что этот язык тонический, то есть в нем существует два основных тона, или октавы, а в каждой октаве по четыре изменяющихся интонации. Таким образом каждый звук имеет по восемь различных значений, зависящих от того, в какой октаве он произносится. Например, «нгау» означает «корова», если произносится одним тоном, «собака» — если другим, а если произнести его чуточку подругому, получится «сумасшедший». Такой язык нелегко выучить, и китайцы пользуются этим. Им ужасно не нравится, когда белые люди вмешиваются в их дела. Насколько мне известно, я единственный из мошенников, кто умеет разговаривать на этой тарабарщине, так что кем бы ни был этот амбал с ледяными глазами, в китайском квартале я дам ему сто очков вперед.

Свое знание китайского языка я держу от всех в секрете. Я не хочу, чтобы преступный мир, полиция или сами китайцы знали, что я владею им. Ведь тогда полиция станет искать меня в первую очередь в китайском квартале.

В своем китайском обличье я выступал седовласым старцем со свисающими на грудь длинными бакенбардами и бородой. Китайцы уважают почтенный возраст, и пожилой человек может позволить себе больше эксцентричности, нежели молодой.

Через полчаса после ухода Колби я шаркающей походкой плелся по китайскому кварталу — ни дать ни взять убеленный сединами мудрец во время ночной прогулки.

Магазины давно закрылись, китайские торговцы мирно спали в своих постелях, но ночные лавки были еще открыты. Некоторые из заведений работали круглосуточно. Я знал, что эти лавки служат лишь прикрытием. Войди в одну такую, и ты попадешь в настоящий лабиринт пересекающихся коридоров, так или иначе сходящихся между собой и напоминающих ходы кроличьей норы.

И я начал свое расследование. В голове у меня хорошо сохранился план той лавки, но мне нужно было уточнить кое-какие детали. Я уже и раньше появлялся здесь в таком виде, так что многие обитатели запомнили седовласого старца, время от времени шаркающей походкой блуждающего по местным улицам. Комната, в которой я получил инструкции от босса с ледяными глазами, смахивала на бывшую контору лотерейной компании «Фа Ки». Компания недавно разделилась, и никто не мог сказать, что стало с помещением.

Я вошел в одну из дверей и поплелся по лабиринту кроличьей норы.

— Хо шай ма, — неуверенно пропел охранник.

Я всегда получаю истинное удовольствие, когда слышу китайское приветствие. «Хо» означает «хорошо», «шай кай» — это по-китайски «вся вселенная», а «ма» — обозначение вопроса. Поэтому когда китаец произносит традиционное приветствие, он на самом деле спрашивает, все ли хорошо в этом мире. И мне всегда бывает ужасно смешно, когда какой-нибудь китаец, хитрющий как лиса и скользкий, как мокрое стекло, кланяется тебе и вопрошает, все ли в порядке в подлунном мире.

— Хо шай кай, — проговорил я с утвердительной интонацией.

— Куда идет отец? — поинтересовался китаец.

Я окинул его суровым взглядом:

— В компанию «Фа Ки».

Он улыбнулся:

— Компания «Фа Ки» потерпела убытки и закрылась на три луны до лучших времен. Много было крапленых билетов.

Я кивнул, однако не стал останавливаться.

— Почтенному старцу лучше не соваться в их комнаты, — продолжал охранник. — А что вам там нужно?

Я закатил глаза, изобразив на лице старческое нетерпение:

— Разве может журчащий ручей спрашивать у гладкой поверхности озера?

Пожав плечами, охранник вернулся к своим обязанностям. — Бродя по запутанным переходам, я наконец нашел помещение, снимаемое компанией «Фа Ки», только много мне это не дало. Письменный стол тикового дерева, дорогостоящие гобелены, восточные ковры — все исчезло. Комната, в которой меня недавно принимали, теперь стояла пустая. Она сослужила свою службу и больше была не нужна.

Но мне не долго пришлось удивляться. Рядом, в крошечной комнатушке, три китайца играли в свое извечное домино. Я обратил внимание на их сдержанность и быстрые точные движения. Чувствовалось, что они принадлежат к особому типу. В стороне, в темном углу, сидел четвертый китаец, крохотными узкими глазками молча следя за происходящим. Я немного понаблюдал за игрой, точнее — за игроками.

Немного погодя по сигналу одного из них они поменялись местами. Тот, что сидел в углу, теперь присоединился к остальным, а один из игроков занял его место.

Было очевидно, что эти китайцы-наемники охраняют помещение. В Китае искусство убивать является одной из профессий. Каждый уважающий себя гражданин имеет собственных наемных убийц, чтобы в случае надобности обратиться к специалисту, а не убивать самому — нельзя же пломбировать самому себе зуб или вырезать аппендицит.

Эти четверо были настоящими наемными убийцами и, судя по всему, хорошо знали свое ремесло.

— Тому, кто достиг преклонного возраста, лучше дышать там, где воздух чище, — многозначительно заметил один из игроков.

— Тому, кто достиг преклонных лет, нужно совсем мало воздуха, — возразил я. — Юности требуется больше воздуха, ибо она дышит и говорит без нужды. Старость только дышит.

Они переглянулись.

— Отец, — учтиво проговорил один из них, поднимаясь. — Мы не просто сидим, мы ждем. В любую минуту здесь может подняться дым, пороховой дым, и он закоптит воздух. Разве сможет достигший преклонных лет уйти отсюда быстрее, чем придет полиция?

Я слегка склонил голову:

— Благодарю тебя, юноша. Молодость имеет силу и верит в полет. Старость знает науку равновесия и верит в мудрость. Да будет страх вам неведом.

С этими словами я повернулся и медленно, с достоинством побрел своей дорогой. Итак, они ждали. Ждали, когда придет тот, кого нужно убить. Неужели босс с ледяными глазами готовил этот теплый прием для меня?

Мертвое тело мошенника, найденное в китайском квартале, вряд ли обеспокоило бы полицию. А если к тому же этот мошенник оказался бы Эдом Дженкинсом, полиция и вовсе издала бы вздох облегчения.