Бретонская колдунья - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 8

– Я родился в дороге и в дороге помру. Я живу под звездою, и с звездою по жизни иду! Я – Франсуа, чему не рад, ведь ждет петля злодея, и, сколько весит этот зад – узнает эта шея! Заметь, первые строки сочинил я сам, последнюю – мой тезка, весельчак Франсуа Виньон, который, наверное, давно болтается в петле. Как и предрекал. Конечно, положа руку на сердце, надо сказать, что соединение «живу» и «по жизни» не совсем удачное. Что поделать, хотя мы оба Франсуа, но старик Виньон пишет, почему-то, лучше. Кстати, у меня появилась гениальная мысль, маленькая аквитанская красавица. Давай прихватим этот славный кувшинчик, пойдем в твою лачужку и будем любить друг друга нежно и страстно. Хочешь?

– Не-е! – решительно отказалась Жаккетта. – Ты мне нравишься, Франсуа, правда нравишься… Но сегодня я так умаялась, что не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Сейчас я просто хочу спать. Одна.

– Малютка! А ты высказала еще более прекрасную мысль, чем моя! – неожиданно обрадовался фокусник. – Только нелегкий долг галантного кавалера и слава неутомимого бойца на сердечном поле подвигли меня сделать тебе такое предложение! Честно говоря, я тоже больше всего хочу просто выспаться. Но в нашем углу сегодня это невозможно и, кроме того, у этой пьяной братии всякий раз к концу попойки возникает ужасная идея по-настоящему зажарить и съесть мою драгоценную Нинетту. Не найдется ли у тебя скромного пристанища двум бедным странникам на эту ночь? – он скорчил такую жалобную рожу, что Жаккетта рассмеялась.

– Ладно, – сказала она. – Если тебя устроит куча соломы…

– Благодетельница!!! – заорал фокусник. – Припадаю к твоим стопам. Цып-цып-цып-цып-цып, Нинетта, сюда!

Он схватил подошедшую курицу и, показывая на Жаккетту пальцем, громко ей прошептал:

– Она святая!

Затем, сгребя в свой мешок остатки еды и прижав к груди почти полную флягу, сказал:

– Веди же нас в это райское место!

Пирушка явно угасала. Кто, упившись, лежал под столом, кто из последних сил продолжал тянуть остатки вина. Большинство парочек уже разлетелось по укромным уголкам, а последние оставшиеся тоже собирались уходить.

Жаккетта привела фокусника в свою каморку.

Он тут же с блаженным видом растянулся на соломе, а ощипанная Нинетта примостилась рядом. Не обращая на него внимания, Жаккетта забралась под свое покрывало. Когда она почти заснула, с соломы раздалось:

– Но завтра, если ты захочешь убедиться в моих достоинствах пылкого и галантного кавалера, коими не брезговали даже очень знатные дамы, я всецело к твоим услугам, дорогая!

– Я подумаю-ю-у… – сквозь сон ответила Жаккетта.

Аквитанская ночь была хороша.

Ярко светила луна и под ее волшебным светом большая часть замка была погружена в беспробудный сон.

Но в саду, примыкающему к дамским покоям, для этого времени суток наблюдалось весьма оживленное движение народа.

Барон де Риберак, залегший в кустах в очень изысканном наряде, с неодобрением наблюдал, как какая-то мужская фигура штурмует стену здания.

Пока барон размышлял, не конкурент ли это, и не стоит ли остудить его пыл, фигура, цепляясь за каменные финтифлюшки и плети плюща, добралась до второго этажа и исчезла в окне спальни баронессы де Шатонуар.

«Вот теперь и мне пора», – решил барон.

Внезапно, из соседних кустов выбралась вторая мужская фигура и направилась к стене.

Де Риберак узнал вечного соперника дю Пиллона.

– Ах, недоносок! – прорычал разъяренный барон и, выскочив из засады, преградил дорогу наглому ловеласу.

– И куда это Вы собрались, шевалье? – ласково осведомился он. – Костюмчик помнете, ни к чему это. У Вас их и так немного.

– У меня свидание с графиней и я на него попаду! – сквозь зубы процедил дю Пиллон, готовясь к обыкновенной плебейской драке: никакого оружия при нем не было.

– Да-а? – издевательским тоном спросил де Риберак. – А она об этом знает? Насколько мне помниться, за графиней ухаживаю я. И не без успеха. Так что с дороги!

– Да Вы что, барон, с ума рехнулись?

Даже при зыбком свете луны было видно, что лицо дю Пиллона покрылось пятнами.

– Вы же госпоже Изабелле и пары слов за вечер не сказали! С Вашей стороны это уже не наглость, а тупость!

– Э-э, господин дю Пиллон, да мы, оказывается, штурмуем с Вами разные крепости! – расхохотался барон. – Вы – старшую, я – младшую. Желаю успеха!

Больше не обращая на шевалье никакого внимания, он полез накатанной дорожкой по плющу к окну Жанны. Но несостоявшийся соперник был полегче, и первым добрался до своей цели.

Сердечный друг графини, паж-красавчик Робер хозяйским шагом, со скучающей миной на безусом лице направлялся в покои мадам изабеллы.

«Опять эта липучка будет козочку изображать, дура старая,» – привычно думал он, берясь за ручку двери и готовясь к тому, что мадам Изабелла, как обычно, бросится к нему навстречу.

Но дверь не поддавалась – она была крепко заперта с той стороны.

Полчаса Робер топтался у входа в спальню, не решаясь громко стучать, чтобы не разбудить нежелательных свидетелей.

После получасовых умственных и физических усилий он понял, что открывать ему сегодня не собираются, и в полном расстройстве чувств побрел обратно.

Барон преодолел последние метры до желанного окна и, подтянувшись на сильных руках, перекинул тело через подоконник.

Жанна лежала на широкой деревянной кровати, украшенной изящной резьбой и, несмотря на теплую ночь, была до горла укрыта богато расшитым покрывалом монастырской работы.

Она не спала и внимательно смотрела на влезающего в комнату де Риберака.

Опытный в таких делах мозг барона просигналил своему владельцу, что что-то здесь неладно, но барон решил не отступать и бросился на колени у изголовья кровати.

– Только преклонение перед Вашей божественной красотой заставило меня совершить сей дерзкий поступок и явиться в ночной час в Вашу спальню! – пылко воскликнул он привычные слова.

– Господь с Вами, барон! – насмешливо улыбнулась Жанна. – Если бы все, кто преклоняется перед моей божественной красотой, повинуясь этому благородному порыву, пробрались сюда, то здесь дышать было бы трудно. Так что, смею надеяться, Вас привело желание не только преклоняться?

Сбитый с толку де Риберак замер, не зная, как оценить такое заявление: как поощрение его действий или наоборот.

Жанна откинула покрывало, и барон с удивлением увидел, что она лежит полностью одетая – в домашнее, но достаточно официальное платье, безо всякого намека на фривольность.

Поднявшись с кровати, Жанна аккуратно обошла коленопреклоненного кавалера и подошла к окну. Посмотрев на луну, она села в стоящее рядом с окном кресло, расправила подол платья и приказала:

– Рассказывайте, зачем Вас сюда занесло.

Пытающийся правильно сориентироваться в ситуации де Риберак очень медленно поднялся с колен и опустился в кресло напротив.

– Я прошу Вашей руки, графиня! – торжественно-печальным голосом возвестил он.

– Очень хорошо… – судя по тону, это сообщение Жанну ничуть не удивило, не огорчило и не обрадовало.

– И как Вы представляете нашу совместную жизнь? Вы понимаете, о чем я говорю?

– Я прекрасно понимаю, графиня. У меня прекрасный замок и неплохие земли, дающие хороший доход. С Вашим приданым получится солидный фьеф. В Аквитании Вам не будет равных, и Вы сможете держать не очень большой, но изысканный двор, – в тон Жанне официально ответил барон.

Жанна ласково улыбнулась де Рибераку и спросила:

– Значит, как я поняла, дальше Гиени Ваши мысли не распространяются, и Вы не считаете, что кое-что в нашем краю можно было бы изменить? Ведь графства, как такового, уже больше нет и большая часть земель, которые я могла унаследовать, после войны отошла короне. Но дело не безнадежно…

– Зачем? Я люблю наш край виноградников и песчаных дюн и ненавижу все эти придворные штучки-дрючки. Что корона захватила, то она не отдаст. А наши соединенные земли значительно перекроют бывшие размеры графства. Но Вы меня, право, поразили, госпожа Жанна! Редко встретишь женщину такой красоты и такого ума! – успокоенный барон решил от скучных деловых переговоров (кстати, довольно странных для юной девушки!) перейти к более волнующим темам.