Опрометчивый поступок - Айвори Джудит - Страница 29

– Ты имеешь в виду, из того, что мне пришлось повидать в Англии?

– Ну хотя бы.

– Только, чур, не смеяться. Это вересковые пустоши. Я и люблю их, и нет, потому что они были бы совсем похожи на техасское раздолье, не будь здесь столько грязи, сырости и тумана. Короче, я люблю в них все, за исключением болот, а это не такое уж маленькое исключение. – Сэм согнул одну ногу в колене, положил на нее руку, свесив пальцы и пошевеливая ими. – Один Бог знает, как долго мне не приходилось проводить ночей под открытым небом. Мне это всегда было по душе, а теперь и подавно. Здесь, в Дартмуре, мне нравится черника. – Он повернулся, и взгляды их встретились, прямые и полные откровенной симпатии. – Пожалуй, это единственное, что я принимаю в Англии всем сердцем.

Есть ли что-то еще, что он принимает всем сердцем? Или, может быть, кто-то? Она? Лидия не решилась уточнить. И без того ее преследовало странное, очень непривычное ощущение, что щеки пылают, хотя им было от природы положено оставаться бледными при любых обстоятельствах. Чтобы оставаться за пределами видимости Сэма, она откинулась.

– Знаешь, начни читать сначала. Надо же как-то скоротать время!

Вокруг клубилось тяжелое сырое облако, но тот невидимый туман, что окутывал Лидию, был совсем иной. Это было довольство. Оно согревало, оно несло с собой уют. Устроившись на своем неудобном ложе, она думала о том, как ей повезло.

Сэм находит ее привлекательной, всерьез интересуется ею. Час назад, когда он вертел в руках футляр с луком, она готова была на коленях умолять не выдавать ее, сохранить то, что она считала своим скандальным, почти постыдным секретом. Но ему и в голову не пришло посмотреть на нее косо, его занимал лишь уровень ее мастерства.

Лидия отождествляла себя со своим оружием. В собственных глазах она была кем-то вроде Робин Гуда в юбке и гордилась лаврами победителя на сельском турнире больше, чем своим знатным происхождением, в котором Сэм упорно сомневался. Да и кто его осудит? Здесь, среди равнин и болот, она была просто Лидди Браун, не больше и не меньше, и как к Лидди Браун он к ней и относился. Лучшего нельзя было и желать. Сбылась давняя мечта: хоть ненадолго перестать быть Лидией Бедфорд-Браун, дочерью виконта Венда.

Сэм раскрыл книгу и начал сначала. Лидия мысленно произнесла его имя не меньше десяти раз, медленно и со вкусом. Сэмюел Дж. Коди. Сэм. Сэм, которому нравится Лидди – настолько, чтобы поддразнивать ее днем и согревать холодной ночью. Лидия совсем забыла про утонувший в трясине тоник. Во всяком случае, он еще ни разу ей не понадобился. Уже одно это серьезно отличает ее от прежней Лидии Бедфорд-Браун. Лидди стоит намного ближе к тому идеалу, который Лидия всегда считала для себя недостижимым: к сильной, выносливой, независимой девушке, способной есть жареного зайца руками, на четвереньках выползать из трясины, читать вслух дешевые бульварные романы и ходить перепачканной в тине и чернике. Все это не пристало благовоспитанной молодой леди, и, быть может, как раз поэтому так ей нравится.

Сейчас Лидди Браун лежала на голой земле и с наслаждением слушала о незатейливых похождениях Буффало Билла, причем второй раз подряд. Голос чтеца был хрипловатый, низкий и медленный, словно чуть простуженный. Это был лучший голос на свете. При этом она могла вволю разглядывать широкую спину Сэма, обтянутую изрядно запачканной курткой. Сэм. Ей ни разу не приходилось называть постороннего мужчину по имени, даже Боддингтона. С некоторой тревогой Лидия поняла, что не помнит имени своего поклонника, и поспешно напрягла память. Ах да, Уоллес.

Туман был так густ, что Сэм казался существом из иного мира. Его торс вздымался над Лидией, уходил в туман, как будто он был сказочным великаном. Если бы не угольная чернота волос, он бы растворился в сероватой белизне. Сэм торжественно вещал о бессмертных подвигах Буффало Билла, грозы разбойников и индейцев, защитника всех слабых и угнетенных. Если бы не туман, звук его голоса мог далеко раскатиться по равнине. Размеренный и ленивый ритм придавал речи напевность сродни той, что свойственна сказителям и поэтам. Лидия позволила ритму заворожить ее. Она лежала, прижимаясь бедром к бедру Сэма и покачиваясь на волнах легкой дремоты: ночной сон не особенно освежил и приободрил ее со всеми этими бесчисленными пробуждениями.

Наконец Сэм устал читать, закрыл книгу и прилег рядом. Сначала Лидия чувствовала спиной его плечо, потом он бесшумно отодвинулся. Сразу стало холодно и неуютно. Отчасти сознательно, отчасти инстинктивно она повернулась. Все происходило так же, как и ночью, только теперь среди сплошной белизны, а не темноты.

Сэм лежал на боку, опираясь на локоть, и смотрел на нее. Когда Лидия повернулась, лица их оказались очень близко и взгляды встретились. Он был теперь отчетливо виден. Только Сэм, больше ничего. Весь остальной мир словно прекратил свое существование.

– А я уж было решил, что ты уснула.

– Нет

Черные ресницы и брови, синие глаза. Как назвать такое сочетание? Потрясающим, никак иначе. Нос ближе к переносице был все еще припухшим, хотя и не таким бесформенным, как накануне. Синяки приобрели слегка желтоватый оттенок. Лидии пришло в голову, что нос Сэма при обычных обстоятельствах узкий и изящно очерченный, что он обзавелся этой нашлепкой на переносице только вчера.

– Послушай… – нерешительно начала она, – нос у тебя прямой?

– Прямой, а что?

– Уже нет, – сообщила Лидия. – Его свернули. Хорошо хоть, не сильно.

Сэм коснулся переносицы самыми кончиками пальцев, лицо его искривила болезненная гримаса.

– Черт возьми, больно-то как!

– Бедный! – Сочувствие заставило Лидию повторить его гримасу.

Ужаснее всего выглядел глаз: синяк украсил его едва ли не всеми цветами радуги, на нижнем краю глазной впадины виднелась подсохшая ссадина. Хотелось проверить, насколько она зажила, но девушка не решилась дотронуться.

Кругом стояла глубокая, всеобъемлющая тишина, от белизны слепило глаза. Лишь где-то – казалось, бесконечно далеко – раздавалось порой приглушенное лягушачье кваканье. Это означало очередное болото, бог знает насколько обширное, или то, в котором они уже побывали (людям случалось блуждать в тумане целый день и ни на шаг не удалиться от начальной точки). Но откуда бы звук ни доносился, он в совершенстве подходил к пустошам Дартмура.

Лидия смотрела на Сэма и мысленно приказывала ему поцеловать ее. Или хотя бы коснуться. Сделать хоть что-нибудь, что подтвердило бы ее догадки. «Глупый, глупый! – мысленно уговаривала она его. – Перестань играть в благородство. Я не настолько невинна, как ты думаешь».

Но она не чувствовала досады, зная, что это вскоре произойдет. Не может не произойти. Если бы только он не колебался так долго!

– Ну что ты хмуришься? – спросила она в конце концов. – Это будет не в счет: ведь я уже на спине.

Сэм опешил, потом засмеялся. Он явно принял эти слова за шутку, одну из тех, которыми они время от времени обменивались, наслаждаясь чувством непринужденности. Смеясь, Сэм становился еще привлекательнее. Он покачал головой, так что кончики волос пощекотали Лидии щеку. Она закрыла глаза в томительном ожидании.

Но ничего не случилось.

Лидия взглянула на Сэма из-под ресниц. Он, казалось, что-то решал для себя. Почему она его не опасается? Почему относится так доверчиво? Вопросы остались без ответа.

Щетина на щеках и подбородке Сэма успела подрасти и основательно затенить нижнюю половину лица. Кто-то словно мазнул там черной краской. Непослушная прядь снова свисала на лоб, так что руки чесались ее поправить. На общем темном фоне глаза светились необыкновенно яркой синевой – глаза ангела на лице демона. И этот демон был в ее власти.

Быть может, потому она и не боялась его. Не стоило гадать, какова природа этой власти, довольно было того, что она существует. Ему вздумалось беречь ее, и он упорствовал в этом… Заблуждении? И во взгляде, и в выражении лица, и во всей позе Сэма была немая просьба не облегчать ему ничего, наоборот, противиться любому посягательству. С чего он взял, что так будет лучше?