Холостяки умирают одинокими - Гарднер Эрл Стенли - Страница 25

Пилот, которого я буквально вытащил из постели, сохранял тем не менее присутствие духа и доброе настроение. Он назвал мне цену, согласившись на оплату только «туда», без «обратно», и обещал приехать через тридцать минут.

Я устроился в зале ожидания и раскрыл брошюру. Она изобиловала фотографиями главной улицы Палм-Спрингс. Снимки изысканных магазинов, рассчитанных на богатых туристов. Тенистые рощи Индио. Статистические таблицы температур – зимних и летних. Количество солнечных дней в году. А в самом конце – портрет основателя всей затеи, великодушная физиономия Монтроуза Ливайнинга Карсона с глазами, требующими от зрителя повиновения и послушания.

Фотография таинственным образом придавала всему предприятию ореол стабильности и респектабельности.

Я совсем уж было затолкал брошюру в мусорный ящик, но вдруг, движимый смутным импульсом, достал из кармана ножик, раскрыл его и тщательно вырезал портрет Монтроуза Карсона.

В голове у меня забрезжил план, способный превратить все мои прежние насмешки над Фрэнком Селлерсом в невинные шутки.

Он подтасовывает карты в игре против меня. Отлично. Я покажу ему, как надо подтасовывать карты.

Появился мой летчик, вывел свой самолет из ангара, подготовил к путешествию. По счастью, у него в самолете отыскался блокнот.

В пути я без устали набрасывал портреты Монтроуза Ливайнинга Карсона в разных вариантах. К прибытию в Финикс я научился моментально воспроизводить на бумаге облик этого индивидуума, и очень похоже.

Я расплатился с пилотом, зашел в туалет, порвал все свои этюды, а также фотографию Карсона в клочья и спустил всю макулатуру в унитаз.

Такси довезло меня прямо до жилища Элен Кортис Харт.

Я посмотрел на часы. Как раз вовремя. Ценой за частный аэроплан я выиграл ровно тридцать минут у обычного рейса. Представив себе, как отнесется к этой цене Берта, я испытал легкую эйфорию.

Глава 15

Элен Кортис Харт ошеломила меня изысканным нарядом. Ни один мужчина не смог бы определить ее возраст. Женщина, возможно, сделала бы это, но промахнулась.

Уравновешенная, умудренная жизнью дама излучала очарование. Ее привлекательность была привлекательностью зрелой женщины, а не каким-нибудь там подростковым очарованием.

Элен Харт напоминала зрелый плод, неторопливо набирающий соки на своем дереве, и еще много воды утечет, пока он начнет перезревать.

Она окинула меня оценивающим взглядом, улыбнулась и протянула руку.

– Я – Лэм.

– Приветствую вас, мистер Лэм, – сказала она. – Вы совсем не такой, какого я представляла.

– А кого вы себе представили?

– Огромного мужчину с толстой шеей, широкоплечего и наглого, который тут же начнет приставать на том лишь основании: «А что, собственно, вы можете возразить?» – и отпустит пару посредственных шуток о приятном зрелище, доставшемся Тому-соглядатаю.

– Значит, я обманул ваши ожидания?

– К счастью, да.

– Что ж, вы думаете, я даже не примерился?

– Ну, допустим, примерились. Но ухаживать вы умеете и без этой нахальной гримасы: «А что, собственно, вы можете возразить?» Ваши пасы наверняка более тонкие и интригующие, а потому – вполне простительные, если не приемлемее. Какой кофе вы предпочитаете? Черный? Со сливками и сахаром?

– Со сливками и сахаром, пожалуйста.

– Не понимаю, как удается людям потворствовать всем своим желаниям и сохранять талию, – вздохнула она. – Посмотрите на меня. – Она вдруг расхохоталась: – Ну, не так пристально! Как вас зовут знакомые?

– Дональдом.

– Ол-райт, Дональд. Времени у нас не так уж много. Давайте перейдем прямо к делу.

Она провела меня на кухоньку, мы сели за стол друг против друга.

– Вот тостер, а вот хлеб. Масла нет ни капли, яиц тоже. Сухой тост – пожалуйста. Готовить для вас я не собираюсь.

– Достаточно кофе, – сказал я и сразу перешел к вопросам: – Насколько хорошо вы разглядели лицо мужчины за окном?

– Чертовски хорошо. Оно буквально отпечаталось у меня в памяти.

– Сможете узнать, если снова встретите?

– Конечно.

– Вы помните, как описали его полиции?

– Да. И потом, повторяю, я хорошо помню, как он выглядел.

– Что ж, у меня задатки художника. Давайте начнем с волос.

– Но на нем была шляпа.

– Тогда глаза. Он был в очках?

– Без очков.

– А цвет глаз?

– Светлые, но всего заметнее были у него брови. Мне трудно объяснить, что в них особенного, но на них нельзя не обратить внимание.

– Нос?

– Длинный, прямой.

– Попробую сделать набросок. Я ознакомился в полиции с вашими показаниями. Любопытно, удастся ли изобразить лицо.

Я нарисовал слегка деформированную версию Монтроуза Карсона.

– Слишком широко расставлены глаза, – сказала она.

Я сделал еще один рисунок.

– Слишком изогнутые брови. У того человека они прямые. И что-то не так со ртом. У вас уголки рта загнуты вверх, а у моего знакомца прямая линия рта.

– Как насчет скул?

– Высокие... Вот-вот, вы верно ухватили... Дональд, у вас получается! Почти вылитый он! Прекрасный набросок. С карандашом в руках вы гений, Дональд.

– Я всего лишь следовал вашим указаниям, – заметил я скромно.

– Здорово! Так здорово, что я начинаю бояться.

– Чего бояться?

– Ну, вы взяли с моих слов какие-то штрихи и соединили их в завершенном портрете, и он так похож, что я готова его опознать. И все-таки... Чем больше я на него смотрю, тем больше подозреваю себя в самовнушении. Я узнаю одну черту, узнаю другую, потом вижу их во взаимодействии... Словом, получается, что я сама себя гипнотизирую.

– Если вы правильно охарактеризовали каждую черту в отдельности и на рисунке они воспроизведены точно, беспокоиться не о чем.

– Понимаю, и тем не менее.

Я перебил ее:

– Вы уверены в точности своего описания? Не может ли оказаться... Ну, например, что там был я?

Она расхохоталась:

– Не прикидывайтесь индюком, Дональд! Я думаю, если у вас возникнет желание посмотреть на раздевающуюся женщину, вам не придется для этого торчать под окном.

– Не выглядел тот мужчина больным или несчастным?

– Вроде нет. Трудно объяснить, Дональд. Мои ощущения сможет понять только женщина.

– Увы, я не женщина.

– Ничуть не сомневаюсь... Видите ли, когда вы уверены в своем уединении и вдруг видите мужское лицо, глазеющее из темноты...

– Вы закричали?

– Закричала, попыталась прикрыться чем-нибудь, а потом кинулась к телефону звонить в полицию.

– А мужчина что?

– Я видела, как он побежал, но через несколько шагов его поглотила темнота.

– Что вы делали потом?

– Прежде всего опустила штору... Знаете, Дональд, номера в мотеле спланированы весьма своеобразно. Это окно в задней стене расположено там, где его и не ждешь. Выходишь из ванной, и вдруг оказывается, что ты прямо перед окном, о котором даже не подозревала.

– Как, по-вашему, долго тот мужчина там околачивался?

– Понятия не имею. Я ни на что не обращала внимания. Долго была за рулем и прямо-таки мечтала о горячем душе и об ужине.

– Какого он роста, если, например, сравнить со мной?

– Ну, судя по тому, что видно было в окне, он старше вас и крупнее, то есть выше и шире в плечах. Он...

Задребезжал звонок.

Она нахмурилась:

– Кого принесло в такой час? – Посмотрев на часики, она заметила: – Пора открывать салон. Минуточку, Дональд...

Я замер на своем месте, прислушиваясь к звукам в коридоре. Она открыла дверь, и раздался голос Фрэнка Селлерса:

– Извините, мадам. Не хотелось тревожить вас с утра, но... Я – Фрэнк Селлерс из полиции Лос-Анджелеса, а это сержант Рэнсом из местной полиции. Нам надо с вами поговорить.

– В данный момент я ужасно занята, – запротестовала она.

– Достаточно нескольких минут, – сказал Селлерс и вошел.

Другой голос, наверное, сержанта Рэнсома, произнес:

– Я знаю, как вы заняты, мисс Харт, но мы расследуем серьезное преступление.