Дело рисковой вдовы - Гарднер Эрл Стенли - Страница 27

Остается лишь несколько частностей, и среди прочих – неясность в вопросе о том, какую роль в этих событиях играл известный адвокат по уголовным делам Перри Мейсон. Власти терялись в догадках по поводу самого таинственного убийства этого года, когда последовало заявление Фрэнка Оксмана, сделанное им через своих адвокатов Уоршема и Уивера и подействовавшее на полицию, словно разорвавшаяся бомба. Последствия этого признания, несомненно, отразятся на судьбе известного адвоката и, безусловно, седовласой леди. Одно время предполагалось, что она покончила с собой, но в свете заявления Оксмана полиция склонна теперь отказаться от этого мнения.

Хотя признание биржевика полиции передано его адвокатом в секрете, никто не сомневается, что в скором времени полиция сделает публичное заявление. Пока что, однако, Уоршем и Уивер отказываются с кем бы то ни было обсуждать вопрос об этом заявлении, хотя они и признали, что оно было подготовлено в их конторе и ими же передано федеральным властям. Адвокаты отказались сообщить о местонахождении своего клиента, но одному из репортеров удалось напасть на след Фрэнка Оксмана, который и признал при встрече с журналистом, что он сообщил полиции некоторые факты, свидетельствующие против его жены. Видимо, под влиянием сильного волнения он сообщил, что уже несколько недель назад они с женой расстались, однако их общая любовь к единственному ребенку помешала им немедленно расторгнуть брак. Фрэнк Оксман поведал нашему репортеру драматическую историю, равную которой бесполезно искать в анналах судебной хроники.

«Мы с женой, – заявил он, – разошлись уже несколько недель тому назад. Мне неизвестно, начала ли она оформление развода. Я хотел, чтобы первый шаг сделала она сама. Потом я совершенно случайно узнал, что она не только лишилась всех своих наличных средств, но еще и выдала долговые расписки хозяевам казино „Рог изобилия“.

Разумеется мне было известно, что она постоянно ездит в Лас Вегас, я знал, что она обожает игру, но всегда полагал, что она делает это ради развлечения. Мне и в голову не приходило, что она способна поставить на карту свое будущее, равно как и будущее нашего ребенка, забывая обо всем на свете за игорным столом. Сразу же, как только мне стало известно о долговых расписках, я безуспешно попытался связаться с женой.

В тот день хозяева казино несколько раз предупреждали меня, что если до полуночи я не выкуплю эти расписки, то они будут предоставлены в распоряжение судебного исполнителя с тем, чтобы их оплатили законным путем. У меня не было никаких причин погашать карточные долги жены, но я не хотел, чтобы имя моей дочери получило огласку, а ведь это было неизбежно, если бы начался процесс. Поэтому я собрал необходимую сумму наличными и отправился с этими деньгами в „Рог изобилия“. У меня было как раз семь с половиной тысяч долларов.

Не могу точно сказать время, когда я поднялся на борт корабля, но уже был поздно. Я попросил одного из служителей проводить меня в кабинет Грэйба, но он указал мне на коридор, который вел в приемную, и велел постучать в тяжелую деревянную дверь. Я так и сделал. В двери открылся глазок и чей-то голос спросил, что мне надо. В тот момент я не знал, что это мистер Грэйб, так как раньше никогда не встречался с ним. Я представился, он назвал себя и впустил меня.

Держался мистер Грэйб любезно, но очень по-деловому. Он объяснил мне, что моя жена выдала расписки, заверив, что они будут выкуплены в течение сорока восьми часов. С тех пор прошло гораздо больше времени, а ему, Грэйбу, не нравится, когда его дурачат. Поэтому если долговые расписки не будут выкуплены немедленно, он передаст дело в суд. Я ему сказал, что ни один суд не станет рассматривать расписки, выданные в казино. На это он мне ответил, что в любом случае огласка неизбежна, и это его главное оружие, так как он понимает, что я скорее соглашусь выкупить расписки, чем терпеть позор, если все это всплывет в газетах.

Я передал ему семь с половиной тысяч долларов наличными и взамен получил три долговых расписки, написанные рукой Сильвии. Само собой, что я предполагал позднее получить эту сумму с моей жены. У меня вполне солидное предприятие, но я не богат, мои доходы ничтожны по сравнению с тем богатством, которое должна через несколько месяцев получить моя жена. Я только хотел избавить нашего ребенка от позора, но я не собирался оплачивать карточные долги моей супруги. Я положил расписки в карман и хотел покинуть судно, ответив отказом на любезное приглашение мистера Грэйба осмотреть корабль.

Выйдя из кабинета, я правда, зашел сначала в бар, чтобы немного выпить, а потом в ресторан, где съел пару сэндвичей. Я уже собирался домой, как вдруг вспомнил, что не получил от Грэйба никакого письменного подтверждения, что это именно те расписки, о которых все время шла речь. А при таких отношениях с моей женой оно могло мне понадобиться, ведь мне еще предстоял развод с ней.

Я вернулся в коридор, который вел к двери кабинета и, с минуту помедлив перед дверью в приемную, достал из кармана расписки. Потом толкнул дверь и вошел. Я сразу же заметил, что дверь, ведущая в кабинет, широко распахнута. Это меня очень удивило, потому что мистер Грэйб объяснил мне, что она всегда заперта и закрыта на задвижки, поскольку им приходится держать в кабинете значительные суммы денег. Я на цыпочках пересек приемную, опасаясь, что, может быть, нарушаю какое-нибудь деловое совещание.

То, что я увидел, лишило меня дара речи: в кабинете стояла моя жена, держа в правой руке пистолет. Грэйб полулежал, распростершись на письменном столе, уронив на него голову и плечи. В левом виске у него зияло огромное отверстие, из раны струилась кровь.

С минуту я стоял в полной растерянности. Я боялся, что жена обратит оружие против меня. Поэтому я осторожно вышел обратно в приемную и быстро прошел по коридору, надеясь подождать выхода Сильвии и спросить ее, зачем она это сделала. Я хотел потребовать, чтобы она отдалась в руки полиции. То, что я увидел, потрясло меня до глубины души.

Когда я стоял у входа в коридор, в дальнем конце зала показался высокий, хорошо сложенный мужчина. Сначала я не узнал его, но потом понял, что это Перри Мейсон, знаменитый адвокат. Мне его однажды показывали на каком-то банкете, а таких, как он, обычно не забывают. Он вошел в коридор, и я понял, что он непременно увидит сцену, которая меня так поразила. Я обрадовался возможности переложить все на плечи адвоката.

Я вышел на палубу и сел в катер. По дороге в город я только и думал о том, что мои показания в суде против жены не будут приняты во внимание в соответствии с законом. С другой стороны, если бы я попытался скрыть, что видел, меня могли бы посчитать соучастником убийства. Поэтому я решил повидаться с адвокатом.

Единственный адвокат, которому я полностью доверяю, – мистер Уоршем, он ведет все мои дела и хорошо знает меня и Сильвию. Я попытался связаться с ним по телефону, но сумел это сделать только сегодня утром. Я рассказал ему все, что видел, и он настоял на том, чтобы я сделал письменное заявление для полицейских властей. Я так и поступил.

Мне неизвестно, что произошло после того, как Перри Мейсон вошел в приемную, но я твердо знаю, что когда он шел по коридору к кабинету, моя жена была еще там. С тех пор я не видел ни жены, ни Перри Мейсона. Я не стал дожидаться, когда они выйдут из коридора. Я сразу же пошел на палубу и постоял там несколько минут, пытаясь прийти в себя. Сколько времени я там пробыл, затрудняюсь сказать. Я был слишком взволнован, чтобы смотреть на часы».

Мистер Оксман отказался сообщить, сохранил ли он у себя копию сделанного им и переданного властям письменного заявления. Расписки же находились в его руках, он любезно показал их репортеру. Нам стало известно, что полиция должным образом приняла заявление мистера Оксмана, поскольку оно подтверждается неоспоримыми фактами. Мистер Оксман был допрошен и отпущен. Он заверил, что по первому требованию готов предстать перед жюри присяжных в качестве свидетеля. Заседание жюри присяжных состоится сегодня днем».