Кормчая книга - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 29

– Бросай их вниз, Смут!

Смут не оглядывался. Какой смысл?

Он превосходно знал: если огонь прорвется в кислородный отсек, уйти никто не успеет. Все испарятся вместе с металлом перекрытий. Вот он и толкал космонитов в шахту, надеясь, что Ларс хоть кого-то подхватит. Однако, последний космонит мертвой хваткой вцепился в перекрытие люка. Наверное, он боялся высоты. Рыча от ярости, Смут ухватил космонита поперек тела. Он никак не мог понять, откуда в столь хрупком создании столько сил? Он не видел ни глаз, ни даже лица, прикрытого сползшим на лоб капюшоном, но пара светлых прядей мелькнула перед глазами.

Женщина?

Из чего они шьют свои пепельные балахоны?

Тучу искр вынесло из вентиляционной шахты, опалив Смуту затылок и спину, и он злобно заорал, отрывая руки космонитки от перекрытия. Гибкое тело билось под ним, под рукой вспыхивала, жгла руку грудь – ужасное, сводящее с ума ощущение. «Прыгай, Смут!» – орал снизу Курри.

Обняв космонитку, Смут вместе с нею рухнул в мрачную тьму вертикальной шахты.

Почти сразу переход осветился. С адским шипением струя белого пламени выжгла воздух и взорвалась над автоматически задвинувшейся крышкой шахты.

III

Станция Калхас…

Всего полгода назад…

Почему бы той космонитке не оказаться в Шестнадцатом торе?…

Смут поправил тяжелый пояс, все еще остро ощущая свою громоздкость. Он старался ступать как можно легче, но башмаки все равно мяли траву. Наверное, здесь ходят босиком, подумал он. Это не «Афей», это не астероидная стоянка. Это даже не станция Калхас. Конечно, подумал он, в мертвых кристаллических равнинах Ио есть своя прелесть, – выходы натриевых солей и выходы серы придают необыкновенную причудливость пейзажу…

но живая трава…

звон ручья…

крик птицы…

«Ваша комната – третья по коридору.»

Казалось, к Смуту обращается сам жилой блок, невысокие террасы которого уютно проглянули сквозь заросли. Но обращался к нему плектрон. Это его наведенный голос проникал в сознание. В некотором смысле, плектрон являлся суммой знаний, символом и духом Пояса.

Комната ничем не удивила Смута.

Рабочий стол, удобное кресло, рабочий Инфор.

«Какое время займет устранение неполадок на корабле?»

– Примерно сутки.

«Вам разрешено провести двадцать два часа в торе.»

– Только мне?

«Только.»

– Мы можем предложить обитателям Шестнадцатого тора прогулку по «Афею».

«Предложение с благодарностью отклонено.»

– У обитателей тора нет времени на краткую ознакомительную прогулку?

«Шестнадцатый тор занят в плановом эксперименте.»

– Почему капитан и штурман «Афея» не допущены в тор?

«Мы не озвучиваем причины отказа.»

– Я могу встретиться с Глоцером?

«Только на Ио.»

– В Шестнадцатый тор меня пригласил Глоцер?

«Не имеет значения.»

Странно…

Ведь в некотором смысле я спас Глоцера…

Полгода назад в пожаре на Ио жертв могло быть гораздо больше, не вмешайся в происходящее экипаж «Афея»…

Он потер глаза. В последние двое суток он практически не спал.

Час-другой сна, пожалуй, вернет ему силы.

IV

Открыв глаза, он сразу услышал звон ручья.

– Могу я связаться с «Афеем»?

«Разумеется.»

– А использовать внешний Инфор?

«Как угодно.»

Вспыхнул экран.

– Ты спал? – удивился капитан Йорг. Его глаза даже сузились от удивления: – Думаешь, у тебя так много времени?

– Двадцать два часа. Точнее, уже около девятнадцати. Злишься, что тебя не пустили в тор?

– Может быть, – рассмеялся капитан. – Но у нас много дел. Ты выспался? Что собираешься делать?

– Добраться до Глоцера.

– Он в торе?

– Не знаю.

– Такая открытость делает тебе честь, – ухмыльнулся капитан. – Действуй. Удачи!

Буркнув: «Спасибо», Смут машинально протянул руку к креслу, но своего комбинезона не обнаружил. Так же, как башмаков и пояса. Зато в кресле распластались бесформенные складки пепельного балахона – единственная принятая космонитами одежда. Он с сомнением прикинул балахон на вес, потом накинул на голые плечи. С тем же сомнение ткнул пальцем клавишу внешнего обзора.

Бездонная тьма.

Бесконечный разлив звезд.

Однажды Смут оторвался от корабля где-то над Ганимедом. Он работал в свободном пространстве и страховочный фал, связывающий его скафандр с кораблем, лопнул. Он даже не успел испугаться, магнитная ловушка корабля сработала сразу, и все-таки несколько мгновений… Да, несколько странных смутных мгновений он являлся самостоятельным телом Вселенной…

Да, ты добрался до Юпитера и его спутников, сказал он себе, всматриваясь в смуту звезд, заполнивших экран. Но все равно это топтание на месте. Ты никогда не дотянешься до звезд Лебедя… До далеких Близнецы… До еще более далекого Стрельца… А сумеречный Водолей? А Рыбы? А что прячется в пространствах системы Тукана? Или в звездных скоплениях Персея? Что происходит в загадочных пекулярных галактиках? Откуда эти странные звездные мосты, перемычки невообразимых форм, странные выбросы, ни на что непохожие?… Ведь не может быть, чтобы человечество исчезло, ничего не узнав об этом…

Привыкая к балахону, Смут прошелся по кабинету.

Наверное, здесь работали экзобиологи, иначе зачем торчал в дальнем углу мощный голографический скелет, вооруженный клыками и когтями, похожими на кривые ножи?

Хрустальная гора чудовищных костей…

Смут покачал головой.

Одни вглядываются в будущее, другие – в прошлое. Третьи пытаются понять законы настоящего. Все равно все живут настоящим. Каждый носит в себе тысячи неразрешимых вопросов, но ищет ответы ты, чтобы они сопрягались с настоящим днем.

В самом деле, зачем галактики?

Зачем сам человек? Зачем пространство и время?

Зачем все эти законы природы? Откуда растут бесчисленные, все нарастающие и нарастающие противоречия между землянами и космонитами? Ведь у нас одни корни, мы вышли из одного океана. Почему же космониты так упрямо заперлись в своих ненадежных цилиндрах и торах? Неужели они уже впрямь не люди, как утверждают самые смелые Толкователи?

ЧЕЛОВЕК ДОБР.

Правда, космониты толкуют доброту несколько иначе, чем земляне…

ЧЕЛОВЕК ОТВЕТСТВЕН.

И к ответственности они подходят иначе…

ЧЕЛОВЕК СВОБОДЕН.

И свобода их не похожа на свободу землян…

Смут молча глядел на экран. Он ждал восхода Юпитера.

Он не раз наблюдал восход Юпитера со станции Калхас, с астероидных баз. Но привыкнуть к зрелищу не мог. Конечно, мрачная красота гиганта определялась всего лишь бурными реакциями разложения фосфина. Но можно бесконечно повторять про себя: аммонийные полисульфиды… сера… органические полимеры… аморфный красный фосфор, все равно Юпитер ужасает… Своими невероятными красками… Своей мощью и динамикой…

Он зачарованно уставился на Большое Пятно, по красноватому фону которого скользила тень Ганимеда. Чудовищный смерч, стоячий газоворот, вечный, никого не стихающий ураган, забивающий эфир неистовым звездным ревом – вот что такое Большое Красное Пятно. А сам Юпитер, если продолжать сравнения – волшебный горшок, из которого можно черпать вечно.