Охотники до чужих денежек - Романова Галина Владимировна - Страница 37

– Ладно! – наконец выдал он, снова шлепнув себя по ляжкам, и неожиданно подняв облачко пыли из почти новых штанов. – Пусть будет так! Пусть она собирает информацию для того, чтобы быть уверенной в тебе. Но где гарантия, что эта информация не будет использована тебе во вред?! А что, если ей захочется воспользоваться своими знаниями и поделиться с кем-нибудь? Рассказать, чем ты занимаешься в свободное от досуга и секса время?

Он бил его наповал своими аргументами, которые подпитывал непонятной ненавистью к нему, а может, завистью (пойди разберись). Он выплевывал их ему в лицо вместе с так ему ненавистным словом «секс». Извращенец чертов! Идти бы ему далеко, да не возвращаться... Откуда ему, Вениамину, знать, что у этой девахи на уме? То ли глупа как пробка и, сидя перед объективом, слюни пускает при виде его мужских прелестей. То ли хитра безмерно и на самом деле желает быть полной обладательницей компромата на него. А с какой целью, это ведомо опять же только ей.

– Надо бы узнать, – вклинился в его поплывшие мысли вкрадчивый голос Макурина.

Сволочной такой голосишко, паскудненький...

– Узнаю.

– Быстро бы надо. Скоро крупная партия товара. Не мне тебе объяснять, что может быть, если...

Опять тот же самый препоганый тенорок...

– Да хорошо, хорошо, – досадливо сморщился Вениамин, с трудом подавляя желание втиснуть свой кулак в переносицу мерзкого типа. – Я увезу ее отсюда. Далеко увезу. А там посмотрим.

Хотел было Макурин съязвить что-нибудь поскабрезнее, да передумал. Венику всегда найдется чем подковырнуть его, так что лучше не нарываться. Тем более что юный племянник большие уши навострил, что локаторы. Ни к чему его личному авторитету страдать от неосторожно оброненных слов в присутствии малолетки. Пусть везет девку, пусть прощупает со всех сторон и не только, а он уж сумеет себя подстраховать.

Глава 19

Гончарова Виталия Эдуардовича знали и уважали практически все. Вряд ли бы нашелся в их городе человек, которому он не протянул бы руку помощи, когда тот в ней остро нуждался.

Высокий, светловолосый, с открытым взглядом распахнутых миру голубых глаз, он с первых минут знакомства располагал к себе. И каждому, кого судьба волею случая с ним сталкивала, казалось, что Гончарова он знает практически всю свою жизнь. Возможно, он и на улице соседней жил. И в футбол они пацанами вместе, возможно, гоняли. Ну не может мужик с таким располагающим взглядом и заразительным смехом быть тебе незнакомым! Вот он сидит напротив тебя за широким, отполированным годами столом и понимающе кивает. Тут же протягивает руку, набирает номер телефона, и через мгновение твоя проблема лопается как мыльный пузырь. Все! Нет проблемы, потому как решена она простым русским мужиком с простым, без затей, русским сердцем. Он не сморщит брезгливо нос, когда ты ему будешь петь про сгнивший пол в твоей квартире, прохудившуюся крышу или засорившуюся канализацию, что раз за разом заставляет твою жену подумывать о петле под потолком.

Нет, он все поймет, посочувствует, а главное – поможет. Потому как Гончаров был истинным политиком. Можно было даже сказать – великим политиком. Не бьющим себя кулаком в грудь, понося с трибуны политических оппонентов, пытаясь тем самым поднять свой предвыборный рейтинг в глазах избирателей. Не раздающим обещаний благостной и беспроблемной жизни в период его правления. Гончаров Виталий Эдуардович слов на ветер не бросал. Он вообще бывал скуповат на них, все больше оставаясь в памяти народной эдаким деловым мужиком, способным если не на все, то уж точно – на многое.

И это ему нравилось. Нравилась как сама игра в политику, так и уважительные отзывы народных масс, не посягающих на плакаты с его портретом, не пририсовывающих ему усы или, упаси господи, рога. Ничего такого никогда не случалось. В моменты его встреч с избирателями народу набивалось в зал немерено, и внимали ему, как оракулу. Это не могло не импонировать и не могло не наполнять его душу сознанием того, что жизнь удалась...

Телефон по левую руку требовательно заверещал, прерывая плавное течение мыслей, и Гончаров мягким баритоном произнес:

– Слушаю вас...

– Это я, добрый день, – вежливо поприветствовал его абонент. – Какие будут распоряжения?

Гончаров мгновенно согнал с лица безмятежное выражение и строго, по-деловому, отчеканил:

– А ты мне нужен как раз на сегодня. Жду тебя через час на нашем месте...

Под «нашим местом» подразумевалась уютная скамья под липами в сквере, что располагался в паре кварталов от места его работы. В обычное рабочее время там всегда бывало людно. Невзирая на время года и погоду, скверик наполняли мамаши, толкающие впереди себя прогулочные коляски с малышами. Няни, выгуливающие детей постарше. И алкаши, рыскающие между деревьев в поисках благословенного «хрусталя», оставленного с вечера гудевшей там молодежью. Одним словом, затеряться там ничего не стоило. Да, собственно, и в мерах предосторожности особой нужды не было. И хотя каких-то пару лет назад плакатами с изображением его физиономии пестрели все афишные тумбы их города, его с тех пор не узнавал практически никто. Да и трудно было бы признать в сгорбленном пожилом человеке, слегка приволакивающем правую ногу, того красивого бравого политика, баллотировавшегося на пост губернатора их города.

Валентин, как всегда, крутился около газетного киоска. Бывшее доверенное лицо по неудавшимся выборам. Был он юрким, неприметным и на редкость наблюдательным. Именно он и никто более предсказывал Гончарову тогда крах при подсчете голосов. Когда остальные носились с бутылками шампанского и бутербродами, заранее уверенные в его успехе, лишь он один с сомнением в голосе то и дело восклицал:

– Сглазят же, паразиты! Ведь сглазят же, Виталик! Прикажи им всем заткнуться! Чует мое сердце, обойдет он тебя!

Оппонент его обошел, хотя и с весьма небольшим преимуществом. Окружавший Гончарова народ мгновенно сник, почесал в затылке и принялся расползаться по норам, а кое-кто, из особенно предприимчивых, подался к его оппоненту.

Рядом остался один Валентин. В отличие от остальных, он вдруг ни с того ни с сего воспрял духом, подставил ему свое хлипковатое на вид, но достаточно надежное плечо, и с тех пор они вместе. Без него, во всяком случае, Гончарову ни за что не пережить бы той трагедии, что буквально пригнула его к земле около полутора лет назад.

– Привет...

– Привет...

Мужчины обменялись рукопожатием, внимательно вглядываясь в глаза друг другу и, обнаружив в них полное отражение того, что происходило сейчас в душе каждого из них, молча зашагали по асфальтированной дорожке.

Гвалт детворы, чавканье раскисшего снега под ногами, поскрипывание колясок, строгие окрики мамаш и нянечек. Все было как обычно, за исключением обстоятельств, заставивших их поспешить на эту встречу.

– Саня мертв? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнес Виталий Эдуардович.

– Мертв, – эхом отозвался Валя и, поежившись, поспешил спрятать подбородок в мохнатое мохеровое кашне. – Профессионально. Перелом шейных позвонков. Патологоанатом констатировал мгновенную смерть.

– Свои?

– А кто же! – фыркнул Валентин и, втюхавшись в лужу протекающим ботинком, беззвучно выругался. – Кого бы он подпустил к себе?

– Данила где? Пропал?

– До вчерашнего вечера был дома. – Валя приостановился и непонимающе уставился на Гончарова. – Не дури, Виталя! Это не он!

– Да знаю. Я же не о том. – Гончаров досадливо сморщился в сторону мамаши, вытащившей малышку из коляски и начавшей на холодном мартовском ветру расстегивать ей комбинезон. Он не выдержал: – Что же вы делаете, матушка? Девочка же простудится!

– А если обоссытся, то не простудится?! – рявкнула та не совсем учтиво.

– Так сейчас подгузники существуют, дорогая, для того чтобы дети могли беспроблемно гулять, – влез в их диалог Валентин, с заметной брезгливостью разглядывая взлохмаченные пряди волос молодухи, выбившиеся из-под вязаной шапочки, ее слишком вульгарный для дневного время суток макияж и черную каемку грязи под ногтями.