Криминальная история России. 1989—1993. Люберецкие. Парни из Солнцева - Карышев Валерий Михайлович - Страница 119

Через час автозак разгружался во внутреннем дворе Бутырки.

Глава 14

Алексей уже три месяца сидел в Бутырке. Все это время он безуспешно пытался найти Розенфельда, рассылая разыскные «малявы».[1] Обычно он засылал их по «дорогам» – натянутым из окна в окно между камерами веревкам, по вертикали и по горизонтали (таким образом все камеры, находящиеся вдоль одной стены, имели связь между собой). Через несколько дней он получал ответы – всегда отрицательные.

Наступали теплые дни. В камере становилось душно. Все заключенные теперь ходили в семейных трусах. Жара была такой сильной, что со стен начала капать влага. Люди стали придираться друг к другу по всяким пустякам. Если зимой какая-то мелочь сходила с рук, то сейчас все начинали «шизеть», нередко заключенные бросались друг на друга, без всякой причины возникали драки и конфликты.

Часто, когда заключенных выводили на прогулку, конвоиры устраивали в камере шмон. Однажды, вернувшись в камеру, многие недосчитались личных вещей. Это было списано на конвоиров. Но как-то случилось ЧП. Двое заключенных решили поменяться местами. Перетаскивая матрацы с одной шконки на другую, они случайно зацепили матрац молодого паренька – из-под него показались зажигалка и ручка. Зажигалка принадлежала одному подследственному из Подольского района, который очень расстроился, лишившись ее при очередном, как думали, шмоне. Увидев зажигалку, зэки удивленно посмотрели на парня. Тот опустил глаза.

– Ах ты, падла! Крысятничать стал? – спрыгнул со шконки подольский, хватая свою зажигалку. – У братвы крысятничать?! – И он нанес парню сильнейший удар по голове. Тот упал. Подскочили кореши подольского. Парня били человек шесть. Озверев, стали прыгать на него со шконки. Вдруг все расступились. Парень лежал с открытыми глазами, и тоненькая струйка крови медленно бежала из носа. Он был мертв.

Подольский встал и распорядился:

– Значит, так – он упал с кровати и разбился. Чтобы все так сказали!

Каждый отошел к своему месту, делая вид, что не замечает распростертого на полу тела.

Конвоиры, войдя в камеру во время обеда, вызвали тюремное начальство. Составили акт. Затем каждого заключенного стали «выдергивать» на допрос.

Дошла очередь и до Алексея. Два конвоира долго вели его по тюремным коридорам, поднимались и спускались по каким-то лестницам. В общем, он понял, что оказался где-то в противоположном крыле Бутырки. Вертухаи наконец остановились у какой-то двери, очень вежливо постучали и, услышав ответ, ввели его в небольшое помещение и тут же удалились, захлопнув дверь. Посреди комнаты стояли два амбала в спортивных костюмах, а в углу за столом сидел молодой человек в штатском костюме, сером в белую полоску, в белой рубашке и сером галстуке.

– Что ты не причастен к убийству, нам известно, – бесцветным голосом сообщил молодой человек. – Мы уже знаем, кто это сделал. К тебе по этому делу претензий нет. А вот повод привести тебя сюда появился. Помнишь разговор с подполковником, который предлагал тебе свою дружбу? Ты тогда погнушался. Сейчас у тебя есть возможность передумать. Если хочешь порадовать подполковника – скажи мне, и я прямо сейчас позвоню ему и передам от тебя привет.

Алексей скосил глаза на телефонный аппарат, стоявший на краю стола.

– Та-ак… Долго думаешь, – сказал человек в штатском. – Давайте, ребята. – Он кивнул амбалу, который, скрестив руки на груди, стоял позади Алексея. Тот даже не услышал, как кто-то встал за его спиной. Амбал резким движением схватил Алексея за горло и начал душить, заваливая его на спину. Хватка у него была стальная. У Алексея потемнело в глазах, и он потерял сознание. Очнулся оттого, что «полосатый» поливал его горячим чаем из большой кружки.

– Ну, надумал дружить? – миролюбиво спросил он, с причмокиванием прихлебывая ароматный напиток. Глумливо улыбающееся лицо «полосатого» стало приближаться к глазам Алексея. Дальше последовала сцена, которая в протоколе о нападении на офицера при исполнении им своих обязанностей описывалась так: «…неспровоцированно вставил указательный и средний пальцы правой руки в ноздри потерпевшего, отягощая свои действия попыткой просунуть пальцы глубже в направлении мозгового отсека головы потерпевшего. В результате возникшей боли значительной силы, превысившей болевой порог, у потерпевшего произошло частичное кровоизлияние в мозг, что привело к потере речи и обездвижению определенных органов тела…»

Ошеломленные амбалы, подхватив оседавшего на пол «полосатого», кинулись к телефону вызывать медицинскую помощь. Потом сами на руках потащили пострадавшего вон из комнаты, даже не попытавшись избить Алексея. Зато за ним тут же явились конвоиры и после повторного длительного блуждания по различным переходам водворили его на прежнее место. Алексей, готовившийся как минимум к карцеру, не поверил глазам, когда увидел свою камеру. Она ему показалась в тот момент такой родной…

Как ни странно, эта история не имела для него последствий, за исключением небольшой боли в шейных позвонках. Через несколько дней Алексей окончательно пришел в норму. Что касается происшедшего, то он справедливо полагал: те, кто все это устроил, сами найдут выход из создавшейся ситуации, раз по каким-то причинам его оставили в покое.

Однажды, когда всех обитателей камеры вели в баню, Алексей натолкнулся на человека, похожего на Розенфельда. Это и в самом деле был Григорий, только очень похудевший и подавленный. Он медленно шел, сопровождаемый двумя конвоирами, держа в руке пакет со своими личными вещами. Алексей хотел было подать ему знак, но Розенфельд шел, низко опустив голову, не глядя по сторонам, не желая никого видеть.

Алексей долго размышлял о том, куда вели Розенфельда. Его могли направить в другой изолятор, а могли и выпустить…

Вечером дверь в камеру открылась, и вертухай выкрикнул:

– Синицын, с вещами на выход!

Все сокамерники удивленно посмотрели на Алексея – неужели выпускают?! Алексей вышел в коридор. Вертухай обыскал его, еще раз спросил фамилию, заглянул в документы и сказал:

– Вперед!

Время от времени вертухай приказывал:

– Стоять! Лицом к стене!

Алексей выполнял приказы. В это время мимо проводили других заключенных.

Так они миновали два отсека и вошли в небольшое помещение, с каждой из сторон там находилось по нескольку камер. Алексея подвели ко второй камере. Вертухай открыл дверь:

– Заходи.

Алексей вошел. В камере на полу сидели человек пятнадцать, все держали в руках вещи. «Значит, сборка», – понял Алексей. Здесь заключенные ожидали направления либо в другие камеры, либо в другой следственный изолятор, либо в колонию.

В камере почти никто не разговаривал, только трое шептались между собой. Горела тусклая электрическая лампочка, закрытая металлической сеткой.

Алексей сел и стал осматривать присутствующих. Вдруг он заметил в углу камеры Розенфельда. Опустив голову, тот сидел совершенно отрешенно.

Алексей встал и начал ходить по камере, как бы разминая затекшие ноги, все время поглядывая в сторону Григория. Но Розенфельд головы не поднимал. Наконец Алексей подошел к нему и опустился рядом. Тот продолжал сидеть в той же позе. Алексей толкнул его ногой. Только тогда Григорий медленно, с испугом поднял голову. Глаза его расширились. Но он продолжал молчать.

– Гриша, ты что, не узнаешь меня? – спросил Алексей тихо.

– Узнаю, – медленно, как бы через силу, проговорил Розенфельд.

– Как ты?

– Жив пока…

– Что с тобой сделали?

Розенфельд поднял голову и застонал. Алексей понял, что ему здорово досталось за это время. Он старался говорить коротко и очень тихо, чтобы не показать, что они с Григорием знакомы:

– Как ты?

– Меня били каждый день…

– Кто?

– Сокамерники, требовали деньги…

Алексей легко представил: Розенфельда специально бросили в камеру к матерым уголовникам, и каждый норовил выбить из коммерсанта деньги, унижая и подвергая физическим мучениям.