Цветы для Чирика - Прашкевич Геннадий Мартович - Страница 31

Вся страна была растеряна…

Страна до сих пор растеряна…

Пока не разгоним всяких гнид, хорошо и регулярно зарабатывающих на войне, так и будем сидеть на корточках под холодной бетонной стеной…

Вся страна…

И не взяты в плен и не свободны…

И куртку жалко боевикам отдать, и защититься не можем…

Да что за блядство? Где Зимин?!

И подумал, заставил себя успокоиться: да здесь, здесь где-то полковник Зимин… Где-то здесь, в городе… Не такой человек полковник Зимин, чтобы шлепнули его какие-нибудь ловкачи… Полковник Зимин сам, кого хочешь, шлепнет… Полковника Зимина взять не просто…

И вспомнил Лыгина.

Почему так странно говорил о Зимине Лыгин?.. «Еще не все вещи найдены…». Будто не полковник Зимин интересовал Лыгина, а именно его вещи.

«Не все…».

Какие-то вещи правда еще не найдены?

Кем?.. Где?.. Почему мне не скажут об этом?..

Похоже, что-то там не связалось наверху у начальства, подумал Куделькин. Что-то там сильно не связалось… А я, значит, валандайся с бомжами…

Куделькин вдруг понял, что он практически ничего не знает о целях и назначении Особой группы, членом которой являлся.

Ну да, подумал он, я умею выполнять приказы.

Меня учили беспрекословно выполнять приказы.

Это мое прямое дело.

Особая группа создана усилиями полковника Зимина еще два месяца назад, после того, как вечером в самом центре города неизвестный киллер в подъезде жилого дома расстрелял из пистолета депутата Облсовета Ишмарова.

Прекрасный способ для начальства развязать руки.

Но и принять меры…

«Подайте рапорты об отставке…»., – приказал Зимин капитанам Куделькину и Маслову.

И объяснил:

«Разумеется, это временная мера… На какое-то время… Пока не пройдут выборы… Вот на это время вы и окажетесь сотрудниками в отставке… О том, что на самом деле вы все равно остаетесь на службе, знаю только я и, разумеется, мое непосредственное начальство… Нам с вами придется решить несколько важных задач и каждый будет действовать индивидуально… Постарайтесь постоянно помнить о том, что официального прикрытия у вас нет… Если вы провалитесь, выполняя порученное вам дело, вас никто не станет защищать… С этого дня вы как бы действительно находитесь в отставке… – Зимин усмехнулся. – А значит, подчиняетесь только мне… Или полковнику Лыгину, если вдруг по каким-то причинам я не смогу вести операцию…Только мне и полковнику Лыгину… Никому больше… Прошу сразу учесть и то, что удостоверения, которые я вам сейчас раздам, даются вам лишь на самый крайний случай, если надо будет срочно решать какую-то абсолютно конкретную частную проблему… Прошу при этом постоянно помнить, что эти удостоверения могут быть признаны недействительными, если в процессе выполнения порученных вам задач, вы столкнетесь с определенными спецслужбами и того хуже, попадете в их руки… Зато, если поставленные перед нами задачи будут выполнены, Особая группа будет распущена и все мы вновь вернемся на действительную службу… Разумеется, не просто так… За удачное решение поставленных перед нами задач, нам обещаны немалые гонорары…».

Где Зимин?..

Болтается где-то у своих баб?..

Быть такого не может.

И Лыгин прекрасно знает это.

Само предположение, что полковник Зимин почему-то прячется у своих баб, совершенно недопустимо. Не тот человек Зимин, не тот уровень, не та дисциплина. Если полковник Зимин не дождался Куделькина в аэропорту, значит, в аэропорту случилось что-то неординарное. Ты, Куделькин, зло сказал он себе, ничем не смог помочь в Чечне капитану Ларину. Ну, разве что оглянулся на него. Только все равно обернулся с опозданием. Ты вот коришь себя за то опоздание. Жестоко коришь. Ну так попробуй не опоздать сейчас. Мало ли что ты не понимаешь, что, собственно, происходит. Тебе и не надо ничего понимать. Тебе не положено понимать. Таков был приказ. Действовать, а не понимать. Не опоздай хотя бы сейчас. Думай и помоги Зимину. Ведь это Зимин выделил тебя из многих сотрудников ФСБ. Это он тебя пригласил в Особую группу…

Да не в этом, собственно дело, совсем запутался Куделькин…

Просто оглядываться надо вовремя…

Вот ты опоздал вовремя оглянуться на капитана Ларина, так хоть сейчас не теряй время… Ищи!.. Постарайся успеть… Постарайся хоть сейчас успеть… Постарайся все сделать вовремя…

Будь на моем месте полковник Зимин, беспомощно подумал Куделькин, он бы давно перевернул весь город…

И я переверну, зло сказал себе Куделькин.

Не только переверну.

Я самолично проверю каждый подвал, каждый пустырь, каждое жлобское подворье, каждую малину, я перетрясу всех, кого нужно перетрясти, загляну на каждый чердак!

Куделькин чувствовал злобу и беспомощность.

Слова не помогали.

Он вдруг понял, что обязан найти полковника Зимина. Не потому даже, что Зимину угрожает серьезная опасность, и не потому даже, что Зимин всегда был расположен к нему, и не потому, что поиск Зимина являлся сейчас его прямым служебным долгом и от этого зависел успех работы всей Особой группы, но еще и потому, что в сложной служебной машине, которой до того столь успешно управлял полковник Зимин, Куделькин это отчетливо чувствовал, вдруг пошли какие-то серьезные сбои.

Оно, конечно, подумал Куделькин, высокой степени секретность всегда грозит сбоями. Не случись неожиданных сбоев, полковник Лыгин не кормил бы меня кислым бигусом в железнодорожном ресторане.

Куделькин сплюнул.

Мы еще все изменим!

С Зиминым или без Зимина, но Зимин прав – мы еще все изменим!

Зимин не уставал повторять это.

Он повторял это постоянно.

Мы еще все изменим!

Полковник Зимин не ленился повторять это по несколько раз в день, лишь бы слова поглуже запали в душу каждого слушающего его человека.

Куделькин снова сплюнул, издали искоса поглядывая на прижавшуюся к стене магазина парочку.

Ничего не понять.

Вроде бы две девицы.

А может, волосатики…

Совсем не девицы. Сволота! Гомики.

Опять что-то среднее, опять что-то унизительное.

Куделькин-младший чувствовал себя безумно уставшим.

За трое прошедших суток он действительно почти не спал.

За трое прошедших суток он вдоволь насмотрелся на трупы обваренных и обожженных людей, вдоволь наговорился с людьми казенными и с людьми со стороны. Он встречался с родственниками погибших в сауне и что-то долго говорил им и врал о служебном долге. Он мотался по городу без сна, как заведенный, как проклятый, перекусывая на ходу, только мечтая о сне, и распутывая, распутывая, распутывая взрывом в сауне донельзя запутанный клубок.

К черту!

Вон они, интересующие его граждане.

Граждане…

Стоило Витьке Ларину стреляться из-за такого дерьма, брезгливо подумал Куделькин, издали вычислив парочку бомжей, пристроившихся не за столиком у киоска, оттуда бы их погнали, а немного в стороне, метрах в пяти от непокрытых столиков, на обычной полосатой скамье сквера… Тоже мне, граждане… Денег у бомжей явно не было. И пьяными они не были. Но Куделькин на что угодно готов был поспорить, что говорят бомжи сейчас именно о ближайшей мнящейся им пьянке, или уже о пережитой пьянке, давно провалившейся в прошлое, даже протрезветь успели, или о той, совершенно мифической, которой и не случалось никогда, но которая по каким-то неведомым причинам запечатлелась в самой глубине их небольших насупленных мозгов.

Встав недалеко от бомжей, отвернувшись от них, как бы не видя их, Куделькин незаметно прислушался.

И удивился.

Бомжи говорили вовсе не о пьянках.

Бомжи вспоминали события черт знает какой давности – аж войну арабов с евреями!

– Я ж говорю… Я ж помню… – упирался рябой бомж с подбитым, украшенным синяком глазом. – Не шейсят седьмой, а шейсят восьмой… Точно говорю… Я что? Лупень?.. Включаю радио, у меня «Спидола» была, а по радио паника… Евреи, значит, агрессию начали, наших арабов бьют… Утро… Я расстроился, сбегал на угол, я тогда на Ленина жил, у самого вокзала… Ну, взял пузырь, раздавил… Все чин по чину… Возвращаюсь, включаю «Спидолу», а по радио совсем паника… Сообщают, что евреи Иерусалим отбили, отобрали наш арабский Синай… Как сейчас помню… Молодой был… Сильно расстроился, снова сбегал на угол… Махнул еще пузырек… Возвращаюсь, а по радио передают, что евреи уже через Суэцкий канал переправляются, вот-вот скоро Каир возьмут… А дело к обеду… Ну, я совсем расстроился… Выскочил еще раз на угол за пузырем, а они, евреи, блин, так уже и валят с вокзала!..