Аларика - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 15

— Ты можешь заразиться этим?

Если бы дело касалось человека, первое что пришлось бы сделать — выгнать заразу. Иначе в следующее полнолуние станет одним оборотнем больше.

Он через силу улыбнулся.

— Нет. Только люди.

Уже хорошо. Гнать обратно уже разошедшуюся по телу дрянь — занятие не из приятных.

Под густо покрывающей тело кровью трудно было что-то разглядеть. Я начала аккуратно промокать ее остатками одежды. Боги, он еще и колдовал в таком виде! Прокушенное предплечье — судя по всему, и кость сломана. Грудь исполосована, висящие лохмотья мышц… Плечо разворочено в суставе, обрывки связок вперемешку с осколками костей. Сломанная ключица, хорошо хоть, артерию, что под ней, не зацепило. Сразу и не поймешь, за что хвататься.

Я с удивлением почувствовала, что к глазам подступают слезы. Странно — раньше мне приходилось видеть такие вещи — диких зверей около нашей деревни водилось достаточно — но никогда… никогда это не выводило из равновесия. Чего, собственно, рыдать, когда работать надо. Так что изменилось сейчас? Я сердито провела по лицу запястьем — ладони уже были в крови — и заставила себя сосредоточиться. Аккуратно срастить кости, собирая их по кусочку. Вправить сустав. Медленно, очень тщательно, по десять раз перепроверяя саму себя, собрать связки. Сшить магическими стежками мышцы. Кожа — самое простое. Сетка тонких шрамов — часть пропадет сама, когда тело полностью восстановится, остальное можно убрать потом, когда я не буду валиться с ног от усталости. Сколько я провозилась — пару часов? Больше. Нет, все-таки хорошо, что не надо думать о заразе.

Обрывки рубахи уже ни на что не годились. Я достала из мешка припасенную ветошь, полив водой из фляги, оттерла кровь, сколько смогла, тут ведро извести можно. Надо найти воду, здесь на каждом шагу родники и ручьи. Согреть — пусть отмоется, а то даже волосы слиплись от крови. Да я и сама измазалась по уши. Хорошо, что стоит жара — Тайрон может пока побыть без рубахи. Надо… надо похоронить этих. Сколько всего «надо» — а мне даже шевелиться не хочется — только рухнуть и спать…

— Все.

— Спасибо. — Он провел пальцами по моей щеке. — А сейчас-то плакать зачем?

Разве? Я моргнула. И в самом деле… Вытерла лицо рукавом, тяжело поднялась:

— Пойду похороню их. Тебе надо отдохнуть, а я не хочу ночевать рядом с непогребенными телами.

— Мне не нужен отдых. — Он начал было вставать.

Вот поэтому многие целители и не любят снимающие боль заклинания. Не болит — и сразу море по колено. А то, что на самом деле все на живую нитку собрано, уже никого не волнует. Снять заклинание, что ли? Как скрутит по-новой — сразу геройствовать расхочется…

— Тайрон, пожалуйста, — голос сорвался, и мне пришлось на миг замолчать. Глубоко вздохнула — надо разозлиться, тогда точно реветь не буду. — Ты, конечно, можешь изобразить стального голема, которому все нипочем. Рука не будет двигаться по крайней мере до завтра, но для стального голема это мелочь, правда? Можешь делать что хочешь — но все, ради чего я только что провозилась несколько часов, пойдет прахом. Хочешь остаться калекой — валяй, твоя жизнь. Но только перед этим обратись к другому лекарю — а мне жаль потраченных трудов.

— Извини.

Я помогла ему замотаться в одеяло — жара жарой, а знобить будет еще как. Потом подошла к убитым. Три нагих тела. Человеческих. С трудом оттащила к краю дороги одного, второго. Третье тело было женским. Из глазницы торчал мой нож.

— Если будешь умирать с каждым, кто пал от твоей руки, долго не протянешь.

Я оглянулась на Тайрона.

— А по-другому не выйдет. Я целитель. Это дар чувствовать чужую боль. Когда раны нанесены кем-то другим, или просто болезнь — тогда легче — это как отзвук. Как дальнее эхо. Но если целитель наносит раны сам — это превращается в… — я замялась, подбирая слова. — Как отражение в зеркале.

— Так плохо?

— Это дар. — Повторила я. — За все надо платить.

Выдернула из тела нож, привела в порядок. Оттащила труп к остальным. Бросила заклинание — ничего сложного, просто поток огня. Странно, он способен испепелить живого человека, но бесполезен против не до конца убитого оборотня.

Порыв ветра унес пепел.

Я нашла среди наших вещей топорик — нужны дрова. Дрова, вода… А больше всего — силы. Хотя бы простейшее охранное заклинание нужно поставить — Тайрон сейчас драться неспособен, а от меня никогда не было много прока. Ох… ну пусть снова будет огонь — простейший круг, который пропустит «своего» — того, кто был внутри, когда его накладывали — но испепелит любого чужака, попытавшегося его перешагнуть. На одного хватит. В конце концов, людям здесь взяться неоткуда, а оборотни не бегают стаями.

Я сходила за дровами, развела костер, приготовила поесть. Потом натаскала и нагрела воды — родник и в самом деле нашелся неподалеку. Помогла Тайрону отмыть кровь — с одной рукой у него не очень-то хорошо получалось. С тоской посмотрела на заскорузлую одежду — ладно, завтра, возиться со стиркой я сегодня неспособна. Суну пока в ручей, камнем придавлю… до утра, глядишь, отполощется. Все равно мы тут застряли на пару дней. Наконец-то можно лечь и ничего не делать…

Разговаривать не хотелось. Дело было даже не в убитых. Мне приходилось отнимать раздробленную упавшим деревом ногу. Приходилось видеть вываленные из живота внутренности. Раскроенный топором череп — было дело, как-то в деревне мужик допился до горячки, да соседа и рубанул… Сосед, кстати, крепким оказался — выжил, только что лицо перекосило. Но ничто из этого не заставило даже участиться дыхание. Не до того было. Так почему же сейчас я едва не разревелась, как избалованная барышня, вместо того, чтобы спокойно заниматься делом? Перепугалась, наверное — только и всего.

После этого случая мы надели доспехи. Казалось глупым тащиться по жаре, напялив на себя железяки, но окажись Тайрон в кольчуге, его бы не потрепали так, что пришлось отсыпаться весь следующий день.

А потом впереди выросли горы. Вершины этих громадин терялись в облаках. Я поежилась. Никогда раньше не видела гор, и они мне не понравились. Было что-то гнетущее в этих кручах. Словно напоминание о вечности. А дорога знай себе лезла куда-то вверх между отвесных стен. Если раньше меня раздражал бесконечный лес, то теперь я вспоминала про него едва ли не с нежностью. Лучше уж живые деревья, чем мертвый камень вокруг день за днем. День за днем становилось холоднее. Подумать только, внизу — середина лета.

— Как бы не было бури, — озабоченно проговорил Тайрон, глядя в небо. Тучи висели так низко что, казалось их можно потрогать руками.

Я поежилась — и без того продувало насквозь. Куда уж хуже. Но ветер все усиливался, бил в лицо, и скоро стало невозможно не только идти. Даже дышать против потока воздуха было трудно. Мы устроились за здоровенным валуном. Ветер проникал и сюда, но за большим камнем хотя бы можно было сидеть, не опасаясь улететь в пропасть. И, словно мало было пронизывающего насквозь ветра, повалил снег. Мокрые, ледяные хлопья падали с неба, липли к лицу, проникали под одежду, норовили соскользнуть за шиворот. Я скукожилась, обхватив колени руками, но тепла от этого не прибавилось. И казалось, что этому не будет конца. У нас были с собой дрова — но поди разведи огонь на таком ветру…

— Надо найти какое-нибудь укрытие, — сказал, наконец, Тайрон. — Иначе замерзнем.

— В двух шагах ничего не видно. Заблудишься!

— Тут негде заблудиться. Справа — скала, слева — пропасть.

Час от часу не легче.

— Сдует!

Он помотал головой:

— Сиди здесь, никуда не высовывайся, и жди меня.

Он прижался к стене, пошел боком, сливаясь с ней и через полминуты пропал из виду. Я осталась одна. Ветер выл в ушах, колючими иглами бил в лицо — я уже перестала понимать, с какой стороны он дует, казалось, отовсюду одновременно. Время тянулось медленно-медленно. Я готова была поклясться, что с тех пор как Тайрон ушел, прошла вечность. Устав пялиться в слепящую снежную пелену, закрыла глаза. Вяло подумала, что, кажется, стало теплее. И провалилась в уютную темноту.