Ты у него одна - Романова Галина Владимировна - Страница 39

Эмма скомкала салфетку, что накручивала на палец все это время, швырнула ее на стол и приподнялась было со стула, но властное «дяди Генино» «Сядь!» пригвоздило ее к месту.

– Конец банкета… – пробормотала она задумчиво, поочередно наблюдая за их лицами. – Итак, что?..

То, что сказал «дядя Гена», не укладывалось у нее в голове. Она не могла проанализировать полученную информацию. Это… это было так чудовищно. Так непомерно чудовищно, что первые несколько минут она только ошалело моргала глазами и дергала нервически губами, пытаясь совладать с собой и не заорать, огласив эту обитель чревоугодничества площадной бранью.

Что он тут ей нагородил, лысый хрен?! Какого черта пытается внушить ей?! Что же это такое получается в итоге: она полностью и неукоснительно должна подчиняться ему, и только ему и никаких не может быть «но», «или» и «а если»?!

Но почему?! С какой такой стати?!

– Потому что ты обязана, – кратко констатировал «дядя Гена», обсасывая сливу (интересно, сколько он может вообще съесть за один присест?!)

– Кому?!

– Самой себе. – Он лениво дернул плечами и потянулся за следующей сливой. – Хочешь жить, послушаешься моего совета. А нет… На нет, как говорится, и суда нет, дорогая.

– Ладно. – Теперь уже Эмма терзала край скатерти и готова была пропахать ногтями лаковую поверхность стола. – Допустим, я хочу жить. Допустим, я даже принимаю ваши условия, но мне нужно точно знать, чего я не должна делать! Как я могу быть твердо уверена в том, что поступаю правильно, если самих правил поведения не знаю!

Она метнулась глазами в сторону Данилы, но тот – вот гад! – обхватив голову растопыренными пальцами, упорно сверлил взглядом меню, словно оттуда вот-вот должны начать выскакивать перечисленные там блюда. Глаза его подружки Ланы также были опущены долу. Но если на его лице была сомнамбулическая отрешенность, то на ее физиономии была написана крайняя степень удовлетворения.

– Чего я не должна делать? – Эмма снова обратила свой взор в сторону «дяди Гены». – Чего?!

– Вот это правильный подход к делу, дорогая. – Он самодовольно разулыбался. – Ты не должна бегать по ментовкам – это раз…

«Вот, оказывается, в чем и в ком причина страха Макашова-Кешкина-Кошкина! Вот кого он так несказанно боится! Ладно, хоть одним пунктом в моей розыскной деятельности меньше, хотя следовало догадаться ранее…» – Эмма обеспокоенно заворочалась и выжидательно склонила голову набок.

– Затем… Ты должна будешь докладывать мне обо всех твоих новых знакомствах. Обо всех! Включая женщин, детей, стариков и прочая, прочая, прочая… Теперь посылки, что ты получала…

«Настучал!!!» – Старательно отточенным презрительным взглядом она полоснула по лицу Данилы, но тот глаз так и не поднял.

– Я хочу их видеть. – «Дядя Гена» вдруг поднялся и развел руки в стороны. – Вот, собственно, и все, дорогая, что я хотел тебе сказать. Как видишь, здесь не содержится ничего странного или, упаси бог, страшного. Просто я хочу, чтобы над тобой были распростерты мои отеческие руки. Чтобы они могли уберечь тебя от ошибок и недоразумений.

– И только-то?! – Эмма тоже поднялась и взяла в руки сумочку, стараясь не показать бешенства, клокотавшего у нее в груди. – Ну если дело только в этом, то, думаю, проблем не будет. Вы всегда были мне за отца, дядя Гена. И ваша опека теперь, когда я осталась совершенно одна… К тому же мне, возможно, понадобится ваша помощь в скором будущем…

– На что ты намекаешь?! – не выдержав, все же взвизгнула Лана и взвилась с места, моментально приковав к себе взгляды большинства присутствующих в ресторане. Вернее, всех тех, кто был еще в состоянии относительной трезвости и способен был видеть, слышать и оценивать неадекватное поведение посторонних. – На что ты весь вечер намекаешь?! Ты что, беременна, мать твою?!

– Гм-мм… – «Дядя Гена», смутившись, закашлялся и послал в адрес Данилы один из своих гневно-вопрошающих взглядов. – Что-то я, ребятки, не совсем понимаю… Эмма, что такое? Уж не хочешь ли ты сказать…

– Именно! – с радостным всплеском Эмма схлестнула перед грудью руки. – Именно, дядя Гена, это я и хочу сказать! И если на роль деда вы не проходите, явно не проходите, то уж крестным отцом быть просто обязаны!

Она повернулась к ним обнаженной спиной, моля бога лишь о том, чтобы они не заметили на ней капель пота, выступивших от приступа безумной ярости. Чтобы дойти так – с высоко поднятым подбородком – до самой машины и не споткнуться. Чтобы не отреагировать на злобное «Сука! Сука! Сука!», что выкрикивала ей в спину взбесившаяся Лана. И чтобы, не дай бог, не дать понять этому ублюдку, ее мужу, как ей больно! Как ей невыносимо больно наблюдать за его равнодушным созерцанием того, как ее втаптывают в грязь.

Мерзкий, мерзкий, мерзкий…

Она шептала это всю дорогу от ресторана до дома. Она без устали повторяла это, погрузившись по самые глаза в горячую ванну. Она не переставала твердить это, укутавшись с головой в одеяло и подтянув к подбородку подрагивающие колени. А потом она уснула. И всю ночь проплакала, наблюдая за собой, жалкой, растрепанной, одинокой, заброшенной, словно со стороны. Может, это был всего лишь сон, но, проснувшись, Эмма обнаружила, что подушка совершенно мокрая, а глаза припухшие, а на душе, как в самый великий день скорби, – пусто, сумрачно и тяжело.

Она встала с постели и тут же покачнулась. Ухватилась за край прикроватного столика и почти тут же почувствовала дикий приступ тошноты.

«Накаркала, идиотка! – мелькнуло в мозгу, пока она бежала, роняя тапки, к унитазу. – Точно, накаркала!»

Что за дьявол подначил ее вчерашним вечером, заставив врать про врача какого-то, про крестины, Эльмира и сама не знала. То ли действительно в подсознании ожило вдруг воспоминание об обмане, к которому прибегла покойная Лена. То ли захотелось стереть самодовольство с лица Ланы, которая на протяжении всей встречи бросала на Данилу собственнические взгляды, то ли… То ли само ее естество ей подсказало, что так тому и быть. Но, корчась сейчас над унитазом в рвотных спазмах, Эмма проклинала себя на чем свет стоит.

А вдруг правда, что тогда?! Что с ней будет?! Представить себя в роли матери было непостижимо. Это было выше ее сил. И не потому, что она боялась трудностей, а потому что у ребенка непременно должен быть отец. Непременно! А у ее ребенка, если, конечно, ее сегодняшнее недомогание не последствие вчерашнего пиршества, отца нет. Вернее, как биологическая особь он в природе существует, но вот на место подле них он не имел права претендовать.

«А он и не думает этого делать, дура! – сказала она себе, увидев в зеркале ванной скукоженную позелевшую физиономию. – Ему теперь не до нас! У их теперича Лана есть и „Ягуар“, а также комплекты из кожаных штанов и жилеток. А это уже – ого-го-го!»

Эмма пустила воду и сунула под струю растрепанную голову. Нечего терзать себя непонятно чем. Во-первых, беременности, которую она вчера спонтанно выудила из глубны сознания, может вообще не оказаться, поскольку ложной она была изначально. Во-вторых, в вероломстве супруга ей удалось убедиться уже приличное время назад, так что открытием для нее это не было. Ну, а в-третьих… В-третьих, ей нужно срочно узнать: отчего это разлюбезный «дядя Гена» решил лишить ее свободы действий? Чем продиктована такая отеческая забота с его стороны? Что не соблюдением ее интересов, это несомненно, но тогда ради чьих?!

Эмма торопливо вытерла голову и понеслась к себе в спальню. Там она выудила свои исчерченные вдоль и поперек детективные заметки, добавила к ним еще один пункт под аббревиатурой ДГ и окружила хороводом вопросительных знаков. Потом долго и настойчиво сверлила записи глазами и все пыталась понять, что же ее так тревожит. Что лежит на поверхности и настойчиво требует к себе внимания. До черных мушек в глазах она вглядывалась в эти строчки, но лишь нажила себе головную боль. Ну никак не могла она найти логического объяснения, абсолютно никак!

Женщина с ребенком в машине, владелец которой должен быть установлен Кошкиным по номеру. Присланные ей бриллианты, выколупанные из броши в виде цветка, заказанной ее отцом и якобы подаренной им любовнице. Что за любовница?! Откуда она вынырнула на свет божий? Уж не та ли самая, что заставила покойную Зойку корчиться в муках ревности? А ежели она и есть, то какого черта присылает ей эти сверкающие капли? Если желает подобным образом вернуть отцов подарок наследнице, то прислала бы всю брошь целиком. Приколола бы к этой самой синей тряпке…