Ты у него одна - Романова Галина Владимировна - Страница 30

– Уходи, Эмка! – почти взмолилась старушка какое-то время спустя и почти убедительно всхлипнула. – Христом богом прошу, уходи! Может, мне и жить-то осталось всего ничего, так дай дожить спокойно. Дай насладиться роскошью! Ты вон с рождения в ней купалась, оттого и ценить не научилась, а я лаптем щи всю жизнь хлебала. Коли снизошла на меня божья благодать, дай хоть попользоваться напоследок…

– Божья благодать или кое-что другое, теть Зин? Ты бога-то не гневи, – прервала Эмма всхлипывания старушки, когда та разошлась сверх всякой меры. – Скажи все как есть… Родственник, что ли, какой богатый сыскался, или наследство получила? Потешьте мое любопытство: кто блага такие раздает? Может быть, и я обращусь в это бюро добрых услуг, чтобы помогли мне с моими проблемами. У меня их сейчас вот!

Она выразительно провела ладонью над своей головой, продолжая внимательно отслеживать реакцию тети Зины. Она не обратила внимания на то, что ее собственное обращение к пожилой женщине перескакивает с «вы» на «ты» и обратно. Тут уж не до манер, тут главное вовремя заметить.

Так и есть, бабуленция побледнела, лицо ее сделалось почти пергаментным. А передник, в который она кутала кисти рук, заходил ходуном.

– Это делали вы! – не спросила, нет, вполне твердо обронила Эмма и, прервав судорожный клекот, вырвавшийся из горла тети Зины, ударила себя кулачком по коленке. – Кто вас подсылал ко мне с этими конвертами?! Ведь это вы мне их подбрасывали! Так?!

Тетя Зина обреченно кивнула, упершись подбородком в грудь.

– Сколько их было, тетя Зина? Четыре, пять?! Сколько вы оставили себе? Говорите честно, если действительно хотите насладиться благами, дарованными вам «божью благодатью», – не удержавшись, съязвила Эмма. – Так сколько?!

– Пять… – прошептала старушка и вдруг ухнулась перед ней на колени. – Не губи, Эмка! Не губи! Бес попутал! Лукавый меня натолкнул. Как открыла конверт-то, да как глянула внутрь-то, так и обмерла… Куда тебе столько-то?! У тебя же все есть! А мне хоть старые кости понежить на таких-то пуфах…

– Кто вам их передавал? – потребовала Эмма, силясь подавить брезгливое чувство к такому проявлению человеческой алчности. – Кто этот человек?! Это очень важно, поймите. На карту поставлены жизни, кстати, и ваша, может быть, тоже. Вы видели этого человека?!

– Нет, нет, нет, вот те крест! – Тетя Зина проворно вскочила с колен, забыв про радикулит, и принялась садить себя кулачком в грудь. – Всякий раз в почтовый ящик клали мне. Потом баба какая-то по телефону звонила. Оставляла мне эти… как их… инструкции. Во сколько отнести. Как подложить и все такое…

– В полночь позвонить в дверь – это тоже ее инициатива?

– Да! Иди, говорит, и позвони, когда конверт положишь.

– А зачем? Ничего не говорилось, с какой целью все эти психологические атаки предпринимались? Что я должна была делать?

– Нет… – Взгляд тети Зины снова завилял. – Нет…

– Теть Зина!!! – Желание вскочить с места и как следует тряхнуть соседку за плечи стало почти невыносимым. Настолько невыносимым, что Эмма судорожно впилась пальцами в мягкую ткань обивки. – Говори!!!

– Ох, господи, – судорожный вдох-выдох, звучное сморкание все в тот же передник и, наконец… – Не было ничего такого. Велено следить было: кто к тебе приходит, кто уходит, куда ты сама ходишь, с кем разговоры ведешь.

– И вы все как на духу выкладывали? – Эмма, подавляя неприязнь, встала и подошла к соседке. – Тетя Зина, это не просто мое любопытство, поверьте. Ну?!

– Ничего я такого ей не говорила! – Тетя Зина испуганно отпрянула от Эммы, словно боясь нападения с ее стороны. – Ничего, что могло бы тебе навредить. Говорила то, что все видали. Когда и на сколько Данилка приходит. Так это не секрет. Про бабу на машине с этим ребенком рассказала. Так ты сама за ним голышом выскочила, об этом потом бабы весь день судачили. Говорили, что Эмка совсем башку потеряла. Да и как не потерять: то родители погибли, то свекровь лежачая была, а ты ухаживала. А теперь вот муженек в другую сторону лыжи навострил. Не успел одну кралю на погост отнести, как тут же другую завел…

От этих слов у Эммы в груди тут же начало препротивно печь, больно отдавая в левый бок. Туда, где находилось сердце. Заставляла же себя не опускаться до такой вот мелочной бабской ревности, а поди же ты… Все равно скверно. Пусть он, возможно, и недостоин ее ревности, но заставить себя не ревновать не получилось. Кровь тут же забурлила и прилила к щекам, и Эмма, совсем того не желая, спросила:

– И кто же она? Кто эта новая его пассия?

– Не знаю, Эмка. – Тетя Зина подхватила край передника и отерла глаза. – Честное слово, не знаю. Слыхала от баб, что чья-то дочка. Какого-то не то бандюги, не то депутата, хотя это сейчас, наверное, одно и то же.

В памяти мгновенно всплыл образ дочки «дяди Гены», томной и строптивой Ланочки. Неужели же почтила родные пенаты своим присутствием? Неужели же прискучили ей англичане с их чопорностью и правильной речью? Нет… Этого просто не может быть! Ланка (а Эмма помнила это со школы) не могла сесть за стол, если рядом находился кто-то классом ниже: шофер либо домработница. Станет ли терпеть подобная леди рядом с собой мужика, которому ничего не стоило высморкаться на ветер… Хотя у той точно имелся «Ягуар». Кажется, еще по весне ей об этом пела в уши Лизка. Черти бы побрали муженька ее мутного!!! Ни в чем и никогда нельзя быть уверенной, имея дело с ним.

Расстроившись первые несколько минут, Эмма вдруг с удовлетворяющей душу мстительностью подумала: «Как бы повела себя собственница Лана (если это, конечно, она), узнай она о вчерашней бурной сцене в ее, Эмминой, спальне? Смогла бы допустить до своего роскошного тела Данилу, узнай она, с какой неистовостью он ласкал собственную жену?..»

При воспоминании о роскошном теле Ланочки Эмма опять расклеилась, но почти тут же спохватилась, выудив из памяти ускользнувшую в процессе беседы важную мысль.

– Теть Зин, аа-аа зачем ты ей про женщину с ребенком рассказывала?!

– Как зачем?! – Соседка снова отпрянула, все никак не могла привыкнуть к резким сменам настроения гостьи.

– Аа-ааа, это разве не она?!

– В том-то и дело, что нет! Я тоже поначалу думала, что она, раз вроде следит за тобой. А эта женщина, ну… та, что пакеты мне присылала, услышав о ней, переполошилась. Я по голосу тут же определила – всполошилась! Начала о той все расспрашивать. Несколько раз заставляла повторять одно и то же…

– И что? Что вы ей рассказали? – Эмма не могла понять, отчего вдруг на душе сделалось тревожно. Казалось, с какого бока ее должна волновать судьба незнакомки, преследующей ее, да к тому же еще при каждом удобном случае выставляющей щитом впереди себя маленького мальчика, но смятение не отпускало. – Номер машины?!

– Нет! – Тетя Зина опасливо оглянулась на дверной проем. – В том-то и дело… Не сказала я ей ничего. Больно уж все это странно… Как-то по-киношному. Сначала в ящик сует пакет, затем мне звонит. Че в руки-то не отдать, чтобы я тебе передала.

– Не хотелось, чтобы ты узнала ее, – предположила Эмма.

– А почему мне? Почему не Аньке с третьего этажа или Нинке с пятого? Почему мне-то?

– Вот этого я не знаю. – Разговор переставал быть интересным и к тому же бумажка с выведенными рукой тети Зины цифирями отчаянно жгла руку. Нужно было сворачивать визит. Эмма пошла к двери, на ходу добавив: – Очевидно, эта женщина сочла вашу кандидатуру подходящей по той простой причине, что вы давно живете в этом доме и… никогда прежде не были пойманы на воровстве.

Может, и не стоило говорить последних слов, но что сказано, то сказано. Эмма слышала, как тетя Зина сдавленно охнула и принялась повторять скороговоркой одни и те же слова: «Грех-то какой», «Бес попутал» и «Спаси господи».

Она вышла из квартиры, громко хлопнув дверью, но почти тут же снова нажала кнопку звонка.

– Ну чего тебе еще?! – От испуга лицо у тети Зины сделалось свекольно-лиловым, губы же, наоборот, побелели и мелко подрагивали. Неприятно, ох как неприятно было ей видеть человека, знающего о ее грехопадении и который к тому же имел непосредственное отношение к похищенному.