Если влюбишься – молчи! - Лубенец Светлана - Страница 16

После двукратной вылазки на стройку он долго и занудливо объяснял Веретенникову, где им лучше спрятаться, как лучше вести себя в ходе переговоров, и вообще взял эту операцию под свой личный контроль.

Тем вечером, на который была назначена операция, Оксана, чистым взором глядя в глаза Пивоварова, клятвенно обещала на стройку не ходить, сидеть дома и ждать результата. Надо сказать, что она ничуть не лукавила. Она действительно собиралась ждать Леню дома. Но по мере приближения часовых стрелок к назначенному времени чувствовала, что нервничает все больше и больше. Ей мерещились самая кровавая разборка, какую только можно представить, гора трупов в строительном котловане и Пивоваров, который один лишь остался в живых, но истекает кровью и тщетно дожидается помощи. Когда стрелки часов показали 21.45, ждать Оксане стало совсем невмоготу, она сорвалась с места и побежала для начала к Юльке.

Глава XIV

Ластоногий Жабик из детского оздоровительного лагеря

Вечер, как и полагается глубокой осенью, был темным, холодным, да еще и дождливым. Строительная площадка практически не была освещена, если не считать жалкой желтой лампы, качающейся на тонком проводе над одним из вагончиков. Под порывами ветра она роняла свой тусклый свет то на штабель каких-то стройматериалов и мотки кабеля, то на недостроенные ступеньки универсама. Идти по мокрой земле было трудно. Ноги разъезжались в стороны. Один раз Леня не сумел удержать равновесия и упал на большой полиэтиленовый мешок, бок которого моментально лопнул, и из него вылетело целое облако серого в полутьме порошка, тут же под дождем осевшего на одежду липкой грязью. В другом месте стройплощадки он зацепился брючиной за торчащий из земли металлический крюк и вырвал из нее приличный кусок джинсы. Размышляя над тем, как объяснить матери появление на новенькой куртке строительной грязи и происхождение свежей прорехи на джинсах, Леня Пивоваров зашел за вагончики строительной площадки. Ноги опять разъехались в стороны, но он сумел удержаться, схватившись за гнутую мокрую трубу непонятного назначения.

Заставив себя оторваться от трубы, Леня огляделся. Слишком уж темно. Впереди торчит еще какая-то арматура, а за ней вроде бы, котлован. Не навернуться бы туда… Лампа, качающаяся с мерзостным визгом, периодически освещала щербатую лестницу и кусок стены будущего универсама с темным проемом посередине. Наверняка этот урод покажется оттуда. Интересно, где устроились Кепа с Веретенниковым? Из-под ног Лени неожиданно выскочила кошка. Задрав хвост, она взлетела по ступенькам и скрылась в темном проеме. Тут же послышалось ее раздраженное шипение, потом захлебнувшийся на истошной ноте мявк. Ясно, что нарвалась на кого-то из противоборствующих сторон. Судя по звукам, которые издало бедное животное, на входе в будущий универсам притаился как раз шантажист и вымогатель. Видимо, он к тому же еще садист и…

Не успел Леня додумать мысль до конца, как в темном проеме шевельнулась чья-то тень, а потом из тьмы выступила фигура в черной куртке и в шапке с прорезями для глаз.

– Стой там и не двигайся! – крикнула фигура Лене, и позади нее появились два оруженосца. Если бы прорези для глаз на их шапках были поменьше, то парни казались бы безголовыми, потому что черные шапки сливались с осенним мраком. Чуть сверкали глаза, когда в их сторону долетал слабый свет качающейся лампы да белели тонкие ободки кожи вокруг глаз. Их куртки оказались кожаными и тоже слегка поблескивали. Это были не «плевки».

– Ближе подойти боишься? – тоже крикнул Пивоваров.

– Проявляю осторожность.

– А шапочку слабо снять?

– Не вижу необходимости.

– Все-таки хотелось бы познакомиться.

– Мы знакомы.

– Я догадываюсь, но хотелось бы видеть лицо и слышать настоящий голос.

– Перебьешься. Не тяни резину. Ты уверял, что у тебя есть ко мне вопросы. Задавай. Слушаю.

Леня шагнул вперед, но «чернокурточник» тут же резко остановил его:

– Стой, где стоишь!

Его «секьюрити» спустились вниз на две ступеньки и стали по бокам, картинно расставив ноги шире плеч.

– Стою, – усмехнулся Леня. – Антураж, как в идиотском сериале, честное слово!

– Быстро спрашивай, что хотел, или проваливай отсюда!

– Ну хорошо: скажи, зачем тебе все это надо?

– Что именно?

– Ну… вот это: шантаж, синяки, девчачьи украшения?

– Спрашивай по существу!

– Это по существу! Что тебе от нас надо?

– Вы должны заплатить!

– За то, что ты будешь молчать о наших мелких грешках?

– Какими бы мелкими они ни были, никто не хочет их оглашения, ведь так?

– А если мы все-таки пошлем тебя подальше? Всего лишь день-два позора, зато потом спокойная жизнь!

– Не пошлете. Вернее, кроме тебя, этого никто больше не сделает. А на ваши, как ты выразился, грешки мне наплевать. Они всего лишь инструмент для работы с вами. Заплатить вы должны за более крупный грех, если уж тебе нравится подобная терминология.

– И перед кем же мы так провинились?

– Передо мной.

– Да ну! – Пивоваров расхохотался. – У всех вместе – и один грех перед тобой: и у меня, и у Гийки, у Феклиста, у Семенова, и у Оксаны с Анжелкой, и даже у Юльки?

– Ты приплел лишних, но все так и есть: вы все виноваты передо мной.

– И чем же? Расскажи, пожалуйста! Тебе же наверняка хочется рассказать… уличить… Пригвоздить… Ну, расслабься! Приступай!

– Пожалуй, ты прав! Мне действительно надоело носить это в себе. Вспомни, Пивоваров, детский оздоровительный лагерь в Серове.

– Чего-чего? – растерялся Леня. – Какой еще лагерь? Ты что спятил?

– А разве ты не был в оздоровительном лагере в поселке Серово на Финском заливе?

– Был пару раз… в сопливом детстве… Классе в третьем…

– Правильно! Мы все как раз перешли из начальной школы в пятый…

– Н-ну… возможно… И что? Какой-то лагерь… В чем дело-то?

– Вспомни пятый отряд. Июль. Тогда было еще очень холодное и сырое лето. Сплошные дожди. Некоторых ребят родители даже домой забрали. Ну, вспомни! С потолка дачи текло в большой алюминиевый таз. Сначала звук капель мешал нам спать, а потом все привыкли и уже не замечали его…

Парню в маске так хотелось, чтобы Пивоваров вспомнил, что он даже неосторожно спустился на пару ступенек ниже своей охраны. Пожалуй, можно было бы сделать молниеносный выпад и… Но Леня вдруг вспомнил лагерь в Серове… Такое в его жизни, действительно, было. Он вспомнил тот старый погнутый таз и даже бесконечный звук плюхающихся в него капель. Гадкое, мокрое лето. Загорать и купаться, и даже играть в футбол было нельзя. На территории лагеря непроходимые лужи и грязь, а на футбольном поле во вмятинах у ворот – коричневые канавы. В дачах такая сырость, что на стенах выступили разводы буро-зеленой плесени. Постельное белье было постоянно влажным и холодным. Обогреватель не спасал. Лене тогда тоже хотелось домой, но родители отдыхали в пансионате на юге и знать не знали про его житье-бытье в Серове.

– Вспомнил! – понял «чернокурточник». – А теперь еще немного напрягись! Помнишь, как вы развлекались в тот месяц?

Парень заметно нервничал, и от этого волнения толстый шарф на его лице сбился в сторону. В его голосе стали проскальзывать знакомые ноты, но чьи, Пивоваров все-таки никак не мог понять.

– Развлекались? – переспросил Леня. – Чем в лагере можно развлекаться: настольный теннис, игры всякие, морской бой, телевизор, КВН. Ты давай ближе к делу!

– Я очень близко. Постарайся вспомнить Жабика!

Парень уже почти кричал, и Леня действительно все вспомнил.

Жабик! Такое прозвище было у худенького, почти прозрачного мальчика с острыми коленками и почему-то непропорционально большими, как ласты, ступнями. Именно за них он и получил свою кличку. Иногда его называли и злее – Жабой, но чаще все-таки Жабиком – за очень маленький рост. Еще Жабик отличался тем, что на его крошечном носике сидели чудовищной величины очки в темно-коричневой оправе. Два зеленоватых глаза плавали за толстыми стеклами, как рыбки в банках. Леня силился вспомнить фамилию или хотя бы имя Жабика, но ему это почему-то не удавалось. Тот парнишка в памяти Пивоварова навсегда слился со своим прозвищем. И потом… то лето было так давно, уже больше четырех лет назад.