Женщина-трансформер - Нестерина Елена Вячеславовна - Страница 5

Люди снова засмеялись.

Жизнь шла. Но как-то без меня.

… – Ты смотри на вещи легко!

– Попробуй просто с ним расслабиться! Просто получи удовольствие. Подумаешь – пузо! С пузатыми, между прочим, очень удобно и мягко. Попробуй! И после этого скажи ему «до свидания».

– Ты же нравишься мужчинам. Видишь, как он на тебя таращится…

– Неужели тебе не скучно жить?

– Я бы так не смогла! Я бы чокнулась.

– Попробуй, пообщайся с ним. Тебе что, трудно? А раз ты по – серьёзному хочешь, так вдруг ты ему так понравишься, что он…

– Да! Свою жену бросит – и на тебе женится! Главное начать – и процесс, сама знаешь, пойдёт…

Девчонки хотели, чтобы у меня всё было хорошо. Они старались как могли. Я мазохистски отнекивалась – уверена, им казалось, что это я нарочно, чтобы побольше пострадать и чтобы они меня пожалели. Но я-то знаю, что не смогу ни так, как предлагает Женька, ни как Анжелка! Ни «расслабиться», ни отбить у жены. Да и не хочу. Я хочу по-другому. А – не получается…

Это значит всё. Надо сдаваться. И честно переходить в женщины среднего рода. Но только чтобы честно – в смысле чтобы дальше жить себе спокойно без тоски и надежд на что-то. Много ведь таких одиноких дам на свете. В монастырях, которые они себе организовали – каждая свой, по месту жительства и работы. И даже радуются этому. И мне тоже так надо.

Спокойно…

Битва за мужчин проиграна. Да. Сдаюсь.

– Всё, поднимайся, улыбнись…

– Пойдём вина выпьем…

Голова моя готова была лопнуть. Разорваться. Или душа – если выражаться пафосно. Может, лучше бы они и лопнули – ну хоть что-нибудь бы тогда изменилось. Хотя как тогда с ними жить – с лопнувшими?

Наверное, там, на улице, гроза прошла. А может, и нет – но мне нестерпимо захотелось выбежать вон из дома. Даже не просто из дома – а бежать от всех и от самой себя, мчаться, лететь! Как можно быстрее и подальше, куда подальше! Я дёрнулась к двери. Но рядом с ней стоял приветливый, ни в чём не повинный временно одинокий толстяк, который не соответствовал тому, каким я хотела бы видеть своего мужчину. Стоял, махал мне лапкой и даже зазывно улыбался.

Подруги бдели – а потому рванули за мной. Я, резко сменив направление, от двери помчалась в другую сторону. В комнату, в свою славную комнату на самый-самый верх! Там балкон, простор, воздух, наполненный постгрозовым озоном, там здорово! Закроюсь и буду сидеть, дышать, смотреть на лес. Ну не могу больше…

Я скакала по ступенькам. Девчонки с воплями мчались за мной. И чем громче они кричали мне какие-то позитивные слова, тем быстрее мне хотелось бежать. Я уже и сама не могла понять, почему так остервенело я от них несусь. Да не от них я – от себя. Бред, конечно…

Но я не останавливалась. Я плакала, разбрызгивая, казалось мне, здоровенные слезищи по стенам. Меня преследовала та правильная жизнь, к которой я так и не смогла пристроиться. Она мчалась, стуча каблуками туфелек и босоножек (Анжелка с Женькой), тяжело, но всё же пружиня кроссовками (молодая мать Лариска была женщина здоровенная). Мчалась эта самая жизнь, хотела мне что-то доказать. Но ничего я всё равно в ней не соображаю. Девчонки зря неслись вслед за мной. Старались они зря.

А я бежала. Вот дверь. Я в комнате. Бамс! Дверь захлопнулась. Щёлк! – кажется, я заперлась на замок. Но нет… Пу-бум! – навалились мои подруженции на дверцу втроём. Дохлый декоративный замочек вырвался вместе с шурупами. Дверь распахнулась.

Я бросилась к балкону. Там отличные стеклопакеты, дверь открывается внутрь комнаты, и девчонкам её не взять. Закроюсь там.

Да что же это такое? Когда же я запомню, что из двери вниз, на саму балконную площадку, ведут ступеньки?! И сейчас они на ремонте: разобраны и прикрыты куском целлофана. Типа тут уголок Италии будет. Пока же надо сначала идти вбок, по узкому бордюру вдоль стены, а затем, наступив на край клумбы, спускаться на сам балкон. Но не ломиться напрямую! Ведь с утра я так и делала. А тут…

В долю секунды подумав об этом, я, не успев остановить свой бег, прыгнула на мокрый целлофан. Нога моя скользнула. И с высоты где-то полутора метров (такой была ныне разобранная лестница из восьми ступенек) я всей тушей грохнулась вниз, на каменные плиты широкого балкона…

Удар был такой силы, что, мне показалось, все мои кости поменялись местами. А внутренности или разбились в лепёшку, или… Или это всё, я померла.

Но жить-то по-прежнему очень зачем-то хотелось.

И, несмотря на общую бессмысленность жизни, только что выясненную мной, я поднялась, сделала широкий взмах и, оттолкнувшись от пола, полетела!

Не вниз, я полетела вперёд и вверх! Быть этого не могло никак, но я летела. Летела. Просто летела. Сама, взмахивая руками, вместо которых у меня были – я тут же всё осмотрела, – настоящие крылья, причём огромные и сильные. И это была я, а не душа, которая отделилась от тела и устремилась к небесам – хоть и лететь мне почему-то хотелось как можно выше в этом влажном, чистом, свежем и как там о нём можно было ещё сказать, – безбрежном невесомом воздухе!!! Я это была, я – потому что мёртвые души контактных линз не носят, а у меня в левом глазу сошла с орбиты линза. Я её не потеряла, нет – она торчала где-то под веком, из-за этого глаз кололо и резало. К тому же я видела краешек своего носа. А вытягивая губы в трубочку, могла наблюдать и их. Физиономия, стало быть, моя. Но крылья! Но лапы-то какие когтистые! А там ещё и хвост с мощными перьями. Очень, между прочим, удобный такой хвостяра, мои аэродинамические усилия без него наверняка были бы хуже. Впрочем, откуда я знаю, может, и нет…

Я оглянулась. Просто оглянулась, чуть склонив голову. Закрыв левый глаз, я тщательно навела резкость правого. Было видно, что на балконе осталась кучка моей одежды. Да. Плюс босоножки. И плюс девчонки, которые свешивались с перил, заглядывали за роскошную цветочную клумбу, под столик и кресла. Но никто, никто из них не догадывался искать меня в небе! Интересно, что они думают: что я убежала, спрыгнув с балкона? Нет… наверно, раз меня в виде лепёшки они не обнаружили внизу (а там меня и быть не могло), Женька, Лариска и Анжела решили, мне кажется, что я полезла по водосточной трубе. Но почему тогда разделась? Об этом, наверно, спрашивала всех Женька, потряхивая моими джинсами, бельём и майкой. Думают, что я сошла с ума. И исчезла. Думают-гадают, ничего не понимают.

Да и я, собственно, тоже…

Ха, одежда осталась там, а заколка, линзы и серьги на мне. Странненько…

Что случилось?

Так, не тот вопрос. Главное – лечу!

Ощущение глобального счастья не исчезало. Оно, я это чувствовала, усиливалось с каждым взмахом крыльев, с каждым метром высоты, что я набирала. Оно росло в моей душе, оно было воздухом, которым я дышала и который рывками обдавал мне лицо. Счастье, счастье-е-е! Меня даже подташнивало от восторга.

Я летела над лесом. Даже с этой высоты – а я набрала уже метров сто пятьдесят, не меньше, – деревья были видны каждое по отдельности – от вершины до самого места, которым они воткнуты в землю. В смысле, чем они из неё растут. Значит, это, наверное, не очень густой, жидковатый лес. Или они обычно всегда такие?

А вообще, это было неважно. Я летела! Сама, одна. Летела всем телом, летела, прилагая настоящие мышечные усилия – и легко мне так летелось, здорово! Это была не эйфория даже, а что-то ещё большее. Такого счастья – АБСОЛЮТНОГО, лучше не скажешь, я не испытывала никогда!!! В безоблачном небе светило солнце, блестели листья, промытые ливнем, мерцала трава на нереально зелёном лугу. Нет, на поле – это что-то там на нём только что взошло, может, трава на корм скоту, а может, какой – нибудь злак. И не было у меня никаких проблем, никаких неудач. Я о них попыталась подумать. Но не смогла. Как замкнуло что-то в голове. Всё было просто чудесно. Спасибо тебе, Господи! – радостно думала я, как можно шире и мощнее взмахивая крыльями и направляясь в небо почти вертикально. И это тоже было чудесно! Трудно – так, что напрягалось всё тело, до самой последней жилочки. Но летело, тело летело!