Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Любовные чары - Арсеньева Елена - Страница 10


10
Изменить размер шрифта:

Марьяшка выпустила спасительную дверь, кинулась к милорду и вцепилась в него. Волна накрыла их, сбила с ног, поволокла по палубе. Что-то ударило Марьяшку по голове… боль пронзила виски, в глазах смерклось…

На какой-то миг Десмонду показалось, что волна унесет их в море. Однако она ушла, оставив его мокрым до костей. На таком ветру, в январе! Надобно поскорее переодеться. Он вскочил на ноги, рывком поднял девушку, но та повисла на его руках, бессильно запрокинув голову.

О, ну как же тут не помянуть черта? Эта простолюдинка хлопается в обморок при каждом удобном случае, совсем как знатная дама. А если она опять неделю, а то и две проваляется без сознания? Кто будет за ней ухаживать – он сам? Десмонд вообразил, какое выражение лица сделается у слуг, которые будут встречать его на пристани в Дувре, когда они увидят лорда с бесчувственной славянкой на руках, и против воли засмеялся. А что скажут люди его круга? Да, нелегко придется в Англии, особенно на первых порах. Впрочем, матушку его всегда считали особой со странностями, смирятся и с наследственными причудами сына…

Он втиснулся в каюту, опустил Марьяшку на кровать и с радостью увидел, как блеснули ее глаза. Благодарение богу, очнулась!

– Переоденься. Мы оба вымокли насквозь, – бросил он и, подойдя к сундуку, принялся вытаскивать оттуда сухое. Поскорее сменить белье! Хорошо бы еще растереться бренди. И не только растереться. Конечно, джентльмену следовало подождать, пока приведет себя в порядок дама. Хоть Марьяшка (ну и наградил же ее господь имечком – язык сломаешь!) и простолюдинка, а все-таки особа женского пола. Но Десмонда била такая дрожь, что он не думал о приличиях. В конце концов, она не увидит ничего, что не видела или не трогала прежде. Ведь по ночам…

При воспоминании о ночах Десмонда пробил новый приступ дрожи. Они так давно не проводили ночей вместе… Зачем скрывать, что желание томило его? Конечно, он стыдился своей пылкости к крестьянке, ведь тело в такие минуты властвовало над лордом Макколом и заставляло забывать обо всем. Какая ему разница была, кто родом выше, кто ниже, когда они лежали рядом, обнимая друг друга?

Десмонд снял рубашку, но не ощутил холода. Все тело его пылало так, словно он не растерся бренди, а принял ванну из славного напитка. И голова кружилась, как после доброго глотка. Да, он пьян… пьян от желания… Через мгновение он стоял голый.

А девушка так и лежала на кровати – в мокрой одежде. Десмонд усмирил себя. Ощущать ее всем телом – это восхитительно, это добавляло хмеля в напиток страсти! Он принялся было расстегивать пуговки на ее рубашке, но тут терпение Десмонда иссякло. Он буквально вырвал девушку из мокрых тряпок, не глядя отшвырнул их куда-то на пол.

Десмонду показалось, что она смотрит с выражением бесконечного изумления, словно не понимает, кто он и что намерен делать с нею. Конечно, она удивлена: милорд намерен заняться любовью днем. Но ему осточертело чувствовать себя воришкой в постели. Кто сможет осудить его? Если он хочет эту женщину так, как в жизни никого не хотел, с этим придется смириться всякому, кто не желает стать его врагом. Он загнал «лорда Маккола» с его английским пуританством подальше в недра души и, подхватив девушку под бедра, повлек ее к себе…

Она все так же неотрывно глядела ему в глаза, губы задрожали, и Десмонд наблюдал, как наслаждение подчиняет ее себе. Чудилось, их слившиеся взоры тоже предаются любви, и в том, что они сейчас не таились друг от друга, было нечто такое, что привело Десмонда в неистовство. Изнемогая, он рухнул на нее, простерся в блаженном бессилии…

И в это время, совладав наконец с голосом, Марьяшка тоненько выкрикнула:

– Оставьте меня, сударь! Вы с ума сошли?

Честь лорда Маккола

– Сэр, ради бога… – Капитану Вильямсу очень хотелось схватиться за голову и хорошенько ее потрясти. Может быть, тогда мысли придут в порядок и жизнь сделается такой же спокойной, каким было море при отплытии из Кале… пока внезапный шторм не взбаламутил и его, и странного пассажира.

Шторм, впрочем, улегся так же внезапно, как и возник, а вот приступ безумия, овладевший лордом Макколом, затягивался. И поэтому больше, чем свою голову, капитану Вильямсу хотелось потрясти сейчас молодого человека, чтобы наконец вразумить его. Впрочем, тот и так выглядел потрясенным, даже чересчур.

– Сэр, послушайте, – начал с самого начала капитан Вильямс, на всякий случай убирая руки за спину. – Подумайте о своем положении в обществе. Вы происходите из родовитой, почтенной семьи, вы – граф, вы – лорд.

– Я всего лишь один год лорд, но уже двадцать пять – подданный ее величества британской королевы, – буркнул пассажир.

– Да неужели вы сочли себя обязанным…

– Я не могу поступить иначе, – тихо проговорил лорд Маккол. – Она назвала меня подлецом, и видит бог, у нее есть все основания так говорить.

– Вы, помнится, рассказывали, будто в России непокорным слугам… р-раз! – и нет головы? – произнес капитан задумчиво.

Лорд Маккол помолчал, потом, криво усмехнувшись, молвил:

– Ну, я наплел всяких баек, чтобы убедить вас взять нас с нею на борт. Правда лишь в том, что я роковым образом вмешался в судьбу этой несчастной, и теперь честь моя требует, чтобы я искупил свою вину перед ней.

Капитан задумался. Мрачный взор молодого человека не на шутку встревожил его. О боже, с таким богатством, внешностью, знатностью… Впрочем, Вильямс, истый англичанин, не хуже Десмонда понимал, что самый суровый суд, которому подвергается когда-либо джентльмен, – суд его собственной совести. Ну что ж, капитан исполнит требуемое лордом Макколом. Но все-таки он сделал еще одну попытку образумить молодого человека:

– А нельзя ли, сэр, подождать до прибытия в Дувр? Там вы отыщете более компетентных людей… В конце концов, остался какой-нибудь час пути…

– Не лукавьте, капитан! Вы прекрасно знаете, что на море полный штиль, и неведомо, когда паруса вновь наполнятся попутным ветром, – укорил Маккол. – Кроме того, я сообщил о своем прибытии, меня будут встречать, и я не желаю подвергать бедную женщину новым унижениям в присутствии слуг. Они и подозревать не должны о ее прежнем двусмысленном положении!

– Бог с вами! – воскликнул добросердечный капитан, осознав полнейшую тщетность своих усилий. – Вы меня убедили, сэр. Ведите ее сюда.

Маккол не двинулся с места. Его опущенное лицо вспыхнуло.

– Не могли бы вы пойти со мной в каюту, – чуть ли не умоляюще шепнул он. – На берегу я тотчас пошлю по лавкам, но пока…

Вильямс понял. Маккол не хотел, чтобы кто-то увидел злосчастное существо, которому выпала такая счастливая карта, в отрепьях.

«Зачем, зачем я дал себя уговорить и взял их на борт? – подумал он в отчаянии. – Тогда они бы не попали в шторм, от которого достопочтенный лорд спятил!»

Но ничего уже нельзя было вернуть назад. И сказать было нечего.

– Ну пойдемте, коли вы уже решились… – только и буркнул капитан. И добавил мысленно: «Погубить себя». Затем, достав из шкафчика толстую книгу в кожаном переплете, вышел из каюты, стремясь как можно скорее сложить с себя тягостную обязанность.

За ним двинулся и лорд Маккол, вспоминая подавляющую сцену.

Едва услышав исполненный возмущения возглас: «Оставьте меня, сударь! Вы с ума сошли?» – Десмонд почуял неладное и, вскочив с постели, растерянно замер перед распростертой девушкой, пристально вглядываясь в ее лицо, сделавшееся вдруг совсем иным – гневным и оттого незнакомым.

Ничего пока не понимая, Десмонд начал торопливо напяливать на себя одежду, но мокрая ткань налезала с трудом. Не совладав со штанами, он вновь потянул их вниз… и с постели донесся исполненный ужаса вопль. Обернувшись, он увидел, что девушка сидит, поджав колени к подбородку, с расширенными от испуга глазами…

Почему он вдруг стал внушать ей такое отвращение? Или Марьяшка забыла, какая дрожь только что сотрясала ее тело, как туманились глаза? Неужели дневной свет вызвал приступ чрезмерной стыдливости?