По следу четырех - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 26

Действительно, телефон как с цепи сорвался. Все хотели поздравить дедушку. Я как попугай всем твердила одно и то же: деда нет в Москве, он в Лиссабоне, вчера пел «Бориса», имел оглушительный успех. Тетя Липа то и дело открывала двери, кого-то впускала, кого-то выслушивала в передней, принимала цветы и подарки.

– Да, вот что значит мировая слава! – с придыханием шепнула Мотька. – Человек за тридевять земель, а ему все равно цветы несут!

Она то и дело бегала на кухню и докладывала мне, кто там сейчас сидит.

– Дядька какой-то, важный с виду! Две девчонки лет по восемнадцать! Слушай, какую корзину цветов принесли – обалдеть! Здоровущая! От посла Франции!

Часа через два у нас уже раскалывалась голова. Интересно, как тетя Липа это выносит? Потом пришел Митя с изящным букетом от своей мамы.

– Мне старушки на лавочке сказали, что к вам с утра сегодня народ валом валит.

– Не говори, просто дурдом!

– Ась, а там груши еще остались? – подмигнула мне Матильда.

– Конечно! Тетя Липа их припрятала, говорит, больно хороши, оставим для своих. А Митька свой!

И я пошутила над Митей так же, как и над Мотькой, – когда он с наслаждением съел грушу, я сообщила ему, что он только что слопал Игоря Потоцкого. И опять мы чуть не померли со смеху.

– Ладно, девочки, смех смехом, а я ведь расспросил маму, не знает ли она каких-нибудь сумасшедших поклонниц.

– Ну и как? – вырвалось у меня.

– Мама говорит, что в лицо она некоторых знает, просто по концертам, и есть среди них совсем полоумные, но ни фамилий, ни адресов… увы.

– Вот так все! А сегодня нам сказали, что есть Клуб Поклонниц Игоря Потоцкого, сокращенно КПИП, – сообщила я. – И мы решили, что надо кого-то туда внедрить!

– Не кого-то, а меня! – отрезала Мотька.

– А может, лучше Валерку? – предложил Митя.

Мы с Мотькой прыснули.

– Голова! Где ты видел четырнадцатилетнего мальчишку, поклонника оперного певца? Так не бывает!

– Почему?

– Почему, не знаю, но не бывает! – твердо заявила Мотька.

– Что ж, вам виднее, – улыбнулся Митя.

В комнату вошла тетя Липа.

– Молодежь, вы с голоду не помираете? Нет? Ну и славно, а то я уже едва на ногах держусь, три кекса им скормила.

– Олимпиада Андреевна, а удалось что-нибудь узнать? – спросил Митя.

– Узнать? Ну, во-первых, мы узнали про существование клуба…

– КПИП?

– Вот именно! – засмеялась тетя Липа. – Надо же такое придумать! Я и сама когда-то в полоумных поклонницах ходила, но до такого мы не додумались! Но зато я всем приходящим про кражу рассказывала. Может, дойдет до воровки…

– И что? – поинтересовалась Мотька.

– Скорее уж до мамы дойдет, – заметила я.

– Ой! – воскликнула тетя Липа. – Я об этом не подумала! А ты что ж меня не предупредила? Слышала же, как я болтаю! Дуреха!

– Мне это только сейчас в голову пришло, – призналась я.

– Ладно, что сделано, то сделано! А вдруг у этой полоумной воровки совесть взыграет?

– Ждите-дожидайтесь! – сказала Мотька. – Скорее рак на горе свистнет.

– Ох, грехи наши тяжкие! – вздохнула тетя Липа. – Ребятки, я пойду полежу, а если еще кто явится, вы уж на себя возьмите.

– Хорошо, но нам тоже про кражу рассказывать?

– На ваше усмотрение. Я думаю, вся Москва уже об этом гудит. Проголодаетесь, пошуруйте в холодильнике! И вот деньги, разносчице телеграмм отдайте, а то она, бедняга, целый день сюда таскается.

Тетя Липа ушла. Минут через пять раздался звонок. Я пошла открывать.

– Здравствуйте! – На пороге стояла женщина лет сорока, с букетиком дубков в руках. – Вы разрешите?

– Да, пожалуйста, вы к кому?

– Я бы хотела передать… вот, цветы и еще… я бы хотела прочитать оду…

– Оду? – переспросила я.

– Да, я написала оду и посвятила ее великому певцу…

– Хорошо, только извините, если мы примем вас на кухне… – залепетала я.

– Это неважно! Но вы обещаете отдать мою оду господину Потоцкому?

– Конечно! Проходите, пожалуйста! Матильда, Митя! – позвала я. Одной мне слушать оду, даже в честь дедушки, не хотелось.

– А вы кто? – спросила женщина.

– Я? Внучка. А вот это мои друзья. Познакомьтесь, это Матильда, Митя, а это…

– Ангелина.

– Очень приятно.

Ангелина уселась за стол.

– Может, вы хотите чаю или кофе? – спросила я.

– Нет, мне не до чаю! Это самый верный способ отвлечь человека.

– Отвлечь? – не поняла я.

– Какой чай, когда предстоит творческий процесс?

Час от часу не легче! Или она еще только собирается писать оду на наших глазах? Я промолчала. Ангелина полезла в сумку и вытащила оттуда красивый кожаный бювар.

– Вот моя ода! Прочитайте вслух, а потом положите это на рояль. Пусть когда он приедет, то сразу увидит…

Я послушно раскрыла бювар. В него был вложен лист плотной шелковистой бумаги, на котором каллиграфическим почерком были выведены стихи, окруженные еще и виньетками. Красота!

– Читайте, что же вы! – хриплым от волнения голосом потребовала Ангелина.

Вокальный гений, любимец природы! Тебе поклоняются все народы! Тебе нет равных Средь прочих славных! Твой голос миру Ласкает слух В великом теле Великий дух!

На последних словах Митька выскочил из комнаты, Матильда сидела открыв рот, а я с величайшим трудом сдерживала хохот. Вот это ода! Ангелина же светилась счастьем.

– Ну как? – гордо осведомилась она.

– Замечательно! – откашлявшись, проговорила я.

– Вам тоже кажется, что это удача?

– Безусловно!

– И обратите внимание, какие чистые рифмы! Может, и не очень оригинальные, но безупречные!

– Неужто это вы сами написали? – с серьезной миной спросила Мотька.

– Разумеется! Эти стихи пришли во сне!

– И часто это с вами бывает? – поинтересовалась Мотька.

– Увы, не часто! Но третьего дня я увидела по телевизору запись с концерта в Будапеште и была так взволнована… А ночью пришли стихи!

– Может, вы сами что-нибудь прочтете? – предложила Мотька, а я за спиной Ангелины показала ей кулак.

– С удовольствием!

Тут на кухню вернулся Митя.

– Извините меня, – с изысканной вежливостью обратился он к Ангелине. – У меня кашель, и я боялся помешать…

– Ничего страшного. Так вот, это четверостишие посвящено вашему деду:

Высокий, стройный и красивый, Своим талантищем счастливый, На сцене ты царишь, как бог, И все мы ниц у твоих ног!

Да, повезло деду! Представив выражение его лица при чтении таких стихов, я чуть не рассмеялась.

– Восторг! – прочувственно сказала Матильда.

– Вам правда нравится? Тогда у меня есть еще:

В пустоте обычных буден Слышу голос твой в волнах. Никакой мне труд не труден, Если ты со мною, ах!

Тут уж я не выдержала, отвернулась и бочком, бочком выкатилась из кухни. Пусть Мотька с Митькой сами отдуваются, а я больше не могу. Отсмеявшись, я вернулась на кухню. И услыхала.

– Вы на меня не обидитесь? – осторожно спросил Митя. – Но я не очень понял: почему голос в волнах? Он что, тонет?

– Но это же совершенно ясно – в волнах радио!

– Ой, а я не сообразил!

Матильда сидела у стеночки, и, чтобы выйти из-за стола, ей понадобилось бы побеспокоить Ангелину. А та, похоже, прочно засела. Пусть себе сидит, только бы стихов больше не читала!

– А вот послушайте еще!

– Простите великодушно! – начал Митя. – Но не надо много стихов. В массе они хуже воспринимаются.

– Пожалуй, вы правы!

И тут раздался звонок в дверь, громкий, настойчивый! Я бросилась открывать. За дверью никого не было, только стояли две большущие сумки.

– Митя! – позвала я.

Он тут же примчался.

– Что это?

– Не знаю, тут нет никого! Позвонили и оставили! А вдруг тут бомба?

– Да, лучше не трогать!

– А что же делать?

– Ребятки, что здесь у вас? – подоспела тетя Липа.

– Вот, кто-то принес… – растерянно доложила я.

Тетя Липа вышла на площадку, оглядела сумки и вдруг всплеснула руками.