Инженер 3 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 4

Карета выкатила со двора, повернула на улицу. Колеса застучали по мостовой.

Баранов откинулся на спинку, вздохнул с удовольствием:

— Люблю поездки в имение. Город душный, суетный. А там простор, воздух чистый, тишина.

— Давно там не бывали? — спросила Анна Павловна.

— Месяца два. Зимой редко езжу, дороги плохие. Весной управляющий приезжал, докладывал. Говорит, мельница совсем развалилась. Вот и решил посмотреть лично, заодно Александра Дмитриевича взять. Пусть оценит, что можно сделать.

Он повернулся ко мне:

— Александр Дмитриевич, расскажу вкратце. Мельница построена еще дедом моим, в шестьдесят втором году прошлого века. Сто лет почти стоит! Водяная, на речке Упе. Колесо огромное, в три сажени диаметром. Жернова каменные, французские, дед выписывал из Парижа.

Я слушал внимательно, кивая.

— Первые годы работала отлично, — продолжал Баранов. — Мололи зерно со всей округи. Мука белая, тонкая, купцы в Москву везли. Дед гордился. Отец продолжил, но особо не следил. Управляющие менялись, кто честный попадется, кто вор. Мельница постепенно ветшала.

— Ремонт не проводили? — спросил я.

— Проводили, но кое-как. Подлатают, подкрасят, и ладно. А толкового инженера не нанимали. Вот и дошла до такого состояния, что теперь еле крутится. Колесо прогнило, жернова износились, вал трещит. Управляющий говорит, еще год-два, и совсем развалится.

Баранов помолчал, посмотрел в окно. За окном проплывали последние дома города, впереди открывалась дорога в поле.

— Хочу восстановить, — сказал он твердо. — Не просто починить, а сделать по-настоящему. Чтобы мельница снова работала, зерно мололи, доход приносила. И чтобы еще сто лет простояла.

Я кивнул:

— Понял, Иван Петрович. Посмотрю, оценю. Скажу честно, что можно сделать.

Анна Павловна тихо спросила:

— Александр Дмитриевич, а вы раньше мельницы чинили?

Я покачал головой:

— Мельницы нет. Но принцип тот же, что у насосов. Механика, передача движения, расчет нагрузок. В Николаевской академии мы изучали теорию машин, гидравлику. Применить можно.

— А паровую машину ставили? — спросил Баранов.

— Видел в Севастополе. На кораблях, на заводах. Сам не ставил, но принцип знаю. Если понадобится, изучу подробнее, посоветуюсь с инженерами в Москве.

Баранов задумчиво покачал головой:

— Паровая машина… Дорого, наверное?

— Дороже водяного колеса. Но надежнее. От воды не зависит. Зимой река замерзает, колесо не крутится. Паровая машина работает круглый год.

— Это верно, — согласился Баранов. — Зимой мельница стоит, мужики возят зерно за десять верст, на другую мельницу. Теряют время, деньги.

Анна Павловна слушала внимательно, потом вмешалась:

— Иван Петрович, а сколько зерна мельница перемалывает? В день, например?

Баранов подумал:

— Раньше мешков тридцать в день мололи. Сейчас едва двадцать. А могла бы и пятьдесят, если наладить.

— Пятьдесят мешков, — повторил я, подсчитывая в уме. — Это около трехсот пудов в день. Девять тысяч пудов в месяц. Приличный объем.

— А сколько платят за помол? — спросила Анна Павловна.

Баранов усмехнулся:

— Видите, Александр Дмитриевич? Анна Павловна сразу про деньги спрашивает! Вот что значит купеческая жилка!

Анна Павловна улыбнулась:

— Муж научил. Он говорил, что инженер должен понимать экономику проекта. Строить красивый мост легко. А вот строить прибыльный мост вот задача.

Баранов одобрительно кивнул:

— Умный человек ваш муж, царствие ему небесное. — Он повернулся ко мне: — Платим по копейке с пуда. Десять процентов от помола берем натурой, мукой или зерном. Выходит около трехсот рублей дохода в месяц. Три с половиной тысячи в год. Но это когда исправно работает. Сейчас вдвое меньше.

Я прикидывал цифры. Три с половиной тысячи дохода в год, солидная сумма. Если вложить в ремонт тысячи две-три, окупится за год-полтора.

— Иван Петрович, вы готовы вложить деньги в восстановление?

— Готов. Две тысячи дам сразу. Если больше понадобится, найду. Только чтобы толком сделали, а не абы как.

— Постараюсь.

Карета катила по грунтовой дороге. За окнами проплывали поля, перелески, деревни. Небо синее, безоблачное. Солнце поднималось выше, становилось теплее.

Мы ехали молча несколько минут. Баранов дремал, откинув голову на спинку сиденья. Шляпа съехала набок, борода колыхалась в такт покачиванию кареты.

Анна Павловна смотрела в окно, задумчиво. Я смотрел на нее.

Профиль тонкий, изящный. Шея длинная, белая. Руки сложены на коленях, пальцы в кружевных перчатках. Платье темно-зеленое облегает фигуру, подчеркивает тонкую талию.

Она повернула голову, поймала мой взгляд. Едва заметно улыбнулась.

Я смотрел ей в глаза, и тоже улыбнулся. Она смутилась, отвела взгляд.

Карета проехала через деревню. Десяток изб, церковь деревянная, колодец на площади. Мужики стояли у околицы, смотрели на проезжающую карету, кланялись. Баба с коромыслом остановилась, перекрестилась.

За деревней дорога пошла в гору. Лошади замедлили шаг, фыркали, налегали на постромки. Карета раскачивалась сильнее.

Баранов проснулся, поправил шляпу:

— Где мы?

— Проехали Большую Грязнуху, — ответила Анна Павловна. — Еще верст пять осталось.

— Ага. Скоро приедем.

Он достал из кармана серебряные часы, открыл крышку:

— Половина девятого. Хорошо едем.

Дорога спустилась с горы, вошла в лес. Сосны высокие, прямые, пахло смолой и хвоей. Птицы щебетали, где-то стучал дятел.

Через лес проехали быстро, минут за десять. Впереди открылось село. Домов тридцать, церковь каменная с колокольней, барская усадьба на пригорке.

— Вот мое имение, — сказал Баранов с гордостью. — Село Ивановское. Сто душ крестьян, земли три тысячи десятин. Лес, пашня, луга. И мельница на речке, за селом.

Карета въехала в село. Крестьяне останавливались, кланялись, снимали шапки. Дети бежали следом за каретой, кричали, смеялись.

Усадьба стояла на возвышении, окруженная садом. Дом двухэтажный, деревянный, выкрашенный в желтый цвет. Колонны белые у входа, балкон на втором этаже, крыша зеленая, железная. Флигель справа, конюшня слева, службы за домом.

Карета подъехала к крыльцу, остановилась. Лакей спрыгнул с козел, открыл дверцу, откинул ступеньку.

Баранов вышел первым, потянулся, размял затекшие ноги:

— Доехали! Александр Дмитриевич, Анна Павловна, прошу!

Я вышел, помог Анне Павловне сойти. Она взялась за мою руку, легко ступила на землю.

На крыльце стоял управляющий — мужик лет пятидесяти, в чистой рубахе, жилете, сапогах. Лицо круглое, загорелое, борода рыжая с проседью.

— Иван Петрович! — Он поклонился низко. — Милости просим! Ждали-поджидали!

— Здравствуй, Егор Матвеевич. — Баранов поднялся на крыльцо, пожал руку управляющему. — Как хозяйство?

— Слава Богу, Иван Петрович. Посевная закончилась, всходы хорошие. Сено начали косить. Скотина здоровая.

— А мельница?

Управляющий поморщился:

— Мельница, Иван Петрович… Плохо дело. Еле крутится. Вчера вал заскрипел, думал, сломается. Мельник говорит, долго не протянет.

Баранов кивнул:

— Знаю. Потому и привез инженера. — Он показал на меня. — Александр Дмитриевич Воронцов, капитан-инженер. Осмотрит мельницу, скажет, что делать.

Управляющий поклонился мне:

— Егор Матвеевич Ноздрев, управляющий имения. Милости просим, ваше благородие.

Я ответил поклоном:

— Приятно познакомиться.

Баранов повел нас в дом:

— Сначала переоденемся, выпьем чаю. Потом на мельницу поедем. Она в версте отсюда, за село, на речке.

Мы вошли в дом. Прихожая просторная, высокие потолки, паркет скрипучий. Картины на стенах: пейзажи, портреты предков.

Горничная в белом переднике и чепце проводила Анну Павловну наверх, в комнату для гостей. Меня проводили в комнату на первом этаже, небольшую, но уютную. Кровать с пологом, комод, кресло у окна, умывальник в углу.