Инженер 2: Тульские диковинки (СИ) - Тыналин Алим - Страница 11

Последний штрих — табличка. Тимофей вырезал на медной пластинке гравировку тонким зубилом. Буквы неровные, но читаемые: «Усадьба Травина. Апрель 1856». Прибил табличку над дверью снаружи.

Отошел на несколько шагов, оглядел коляску целиком. Преображение разительное. Вместо запыленного развала — добротный экипаж. Кузов блестит маслом, колеса черные лакированные, железо вороненое. Внутри чисто, обивка свежая, жалюзи на окнах, столик складной, фонарь под потолком.

Савва Лукич вышел из дома, увидел коляску, остановился как вкопанный:

— Батюшки мои! Это та же самая? Не может быть!

Рогожин подбежал, обошел кругом:

— Да это ж совсем другая коляска! Где вы такую взяли?

— Та же самая, — ответил Степан с гордостью. — Только руки приложили как надо.

Травин вышел следом, остановился рядом с купцами. Хозяин молчал долго, разглядывал коляску внимательно. Провел рукой по кузову, потрогал колесо, заглянул внутрь. Лицо удивленное, но сдержанное.

— Господин капитан, — сказал он наконец. — Я видел много мастеров за свою жизнь. Но такого… — Помолчал, подбирая слова. — Вы не просто отремонтировали старую. Вы создали заново.

— Основа ваша, Николай Петрович. Я только привел в порядок.

— Нет, — покачал головой помещик. — Это больше чем ремонт. Это искусство.

Архип и Тимофей стояли в стороне, слушали. На лицах гордость, редко когда барин так хвалит работу.

— Надо испытать, — сказал Савва Лукич неуверенно. — Может, она только снаружи хороша, а ехать неудобно?

— Испытаем, — согласился я. — Степан, запрягай лошадей.

Ямщик повел упряжь из конюшни. Четверка лошадей, тех самых, дорожных. Не породистые, но крепкие, рабочие. Гнедые, одна саврасая. Степан запряг быстро, привычно. Пристегнул вожжи, закрепил постромки.

Коляска стояла готовая. Я открыл дверь, жестом пригласил внутрь:

— Прошу, господа.

Травин сел первым, устроился на заднем сиденье. Савва Лукич залез следом, уселся напротив хозяина. Рогожин протиснулся последним, сел рядом с Саввой Лукичем. Я сел рядом с Травиным.

Степан взобрался на козлы, взял вожжи. Тронул лошадей, коляска плавно двинулась с места. Колеса покатились бесшумно, смазанные ступицы работали без скрипа.

Выехали за ворота усадьбы, на проселочную дорогу. Дорога разбитая, колеи глубокие, всюду торчат камни. Степан погнал лошадей рысью.

Коляска покатила быстрее. Первая колдобина, кузов качнулся, рессоры сжались, ремни натянулись. Толчок мягкий, почти незаметный. Вторая ямина, то же самое. Плавное покачивание, без резких ударов.

Савва Лукич сидел, вцепившись в ремешок. Лицо напряженное, ждал сильной тряски. Но тряски не было. Коляска катила ровно, мягко, словно по гладкой дороге.

— Господи помилуй, — прошептал купец. — Да это ж совсем не трясет!

Рогожин сидел с открытым ртом:

— Я такого не видел никогда. Как будто по воздуху летим!

Травин молчал, но глаза его блестели. Хозяин усадьбы привык к комфорту в молодости, когда служил в гвардии. Потом годы в глуши, без удобств. Теперь снова почувствовал, что значит ехать с удобством.

Проехали три версты по разбитой дороге. Степан развернул лошадей, поехали обратно. Обратный путь такой же, плавный, мягкий, без тряски.

Я сидел, наблюдая за реакцией пассажиров. Савва Лукич расслабился, даже улыбнулся. Рогожин откинулся на спинку сиденья, мягкую, обтянутую холстом. Травин смотрел в окно, но я видел, что он доволен.

Вернулись в усадьбу. Степан остановил лошадей у крыльца. Все вышли из коляски. Савва Лукич заговорил первый:

— Ваше благородие, я признаю свое поражение. Вы сделали невозможное. Вот ваши пятьдесят рублей.

Достал кошелек, отсчитал серебряные монеты. Протянул мне. Я взял, пересчитал, все верно.

Рогожин тяжело вздохнул:

— И мои. Честно выиграли, что тут говорить.

Отдал деньги неохотно, но без споров.

Травин стоял молча, рассматривал коляску. Потом повернулся ко мне:

— Господин капитан, я сам не верил, что такое возможно. За два дня, даже меньше, превратить развалину в такой экипаж… Вы не просто инженер. Вы мастер высочайшего класса.

— Спасибо, Николай Петрович. Без ваших мастеровых не справился бы.

— Тимофей, Архип, — позвал хозяин. — Подойдите.

Кузнец и плотник подошли, вытирая руки о рубахи.

— Вы хорошо поработали. Дам каждому по рублю сверх жалованья. И ужин сегодня особый будет.

Мастеровые поклонились, довольные. Рубль, деньги для них немалые.

Травин повернулся ко мне:

— Теперь о главном. Как я и говорил, забирайте. Мне эта коляска не нужна, а вам пригодятся. Да и жалко такую работу делать временной. Вы вложили в нее душу, она должна быть вашей. Считайте коляску своей.

— Благодарю, Николай Петрович.

Архип подошел ближе, посмотрел на коляску с гордостью:

— Мастер вы, барин. Дай бог вам здоровья. Такой скорости я не видел за всю жизнь.

Тимофей кивнул:

— И правда. Мы тут месяц бы возились, а вы за два дня сделали. И не просто починили, улучшили.

Степан стоял у коляски, гладил рукой по кузову:

— Красавица получилась. Таких по всей России мало.

Солнце клонилось к закату.

Травин распорядился накрыть стол на веранде. Ужин обильный, щи с мясом, каша гречневая, пироги с капустой, квас холодный. Ели все вместе, я, Травин, Савва Лукич, Рогожин, Степан. Архип с Тимофеем ужинали в людской, но хозяин велел дать им лишнюю порцию мяса.

После ужина Травин достал графин водки, разлил по рюмкам:

— За успех, господа. За мастерство капитана Воронцова и за добрую дорогу.

Выпили. Водка жгучая, хлебная, крепкая. Закусили пирогом.

Савва Лукич вздохнул:

— Жаль, что мне в Москву надо, а не в Тулу. А то бы попросился с вами ехать. На такой коляске приятно путешествовать.

Рогожин кивнул:

— И мне бы не отказаться. Но у меня путь другой.

Травин улыбнулся:

— Может, капитан еще коляску сделает. По заказу. За хорошую плату.

— Может быть, — ответил я. — Когда дела в Туле закончу.

Разговор перешел на другие темы. Травин рассказывал о службе в гвардии, о походах, о дуэли, после которой вышел в отставку. Савва Лукич жаловался на московских конкурентов. Рогожин хвастался удачными сделками на ярмарках.

Я слушал вполуха, уставший. Руки ныли от работы, спина болела. Но усталость приятная. Дело сделано, цель достигнута. Коляска готова, деньги выиграны, впереди дорога в Тулу.

Завтра утром выезжаем.

Глава 6

В Тулу

Утро выдалось ясное, прохладное. Солнце едва поднялось над крышами усадебных построек, косые лучи пробивались сквозь редкие облака. Во дворе пахло навозом, свежим сеном и дымом из кузнечной трубы.

Коляска стояла у крыльца, запряженная четверкой казенных лошадей. Степан проверял упряжь, подтягивал ремни, нащупывал прочность постромок. Вожжи перебирал в руках, привычно, без суеты.

Я вышел на крыльцо, застегивая последнюю пуговицу мундира. Воздух обжег легкие свежестью, содрал остатки сна. Чемодан с бумагами и инструментами уже лежал на крыше коляски, привязанный веревками. Рогожин и Савва Лукич стояли у кареты, о чем-то негромко разговаривали.

Травин вышел следом, одетый в помятый сюртук, волосы не причесаны, борода всклокочена. Видимо, специально поднялся проводить. На крыльцо за ним высыпали дворовые. Старик Семен в потертой ливрее, кухарка в переднике, два мальчишки-конюха.

Архип-плотник вышел из столярной мастерской, вытирая руки о холщовую рубаху. Лицо угрюмое, как всегда, но в глазах мелькнуло что-то похожее на уважение. Подошел, остановился в двух шагах, покачал головой:

— Мастер вы, барин. Дай бог вам здоровья.

Голос хриплый, негромкий. Я протянул ему руку. Архип удивленно пожал, ладонь у него жесткая, в мозолях, пальцы крепкие. Затем кивнул и отступил.

Из кузницы вышел Тимофей, лицо закопченное, на руках свежие ссадины. Подошел ближе, заложил руки за спину, посмотрел на коляску с явной гордостью: