Влюбляться запрещено (СИ) - Тодорова Елена - Страница 72

Не ворвись на кухню Егорыныч, пока поварье металось в поисках достаточного количества воды, пригорел бы не только мой зад. Точнее, верхняя часть юбки, которую именно огнедышащий, не побоявшись ринуться ко мне с голыми руками, успешно гасит пиджаком. Водой из смесителя нас поливают позже. Двоих. Можно даже сказать, троих. Потому как мелкому гаденышу тоже достается.

— Вся ваша семейка — больные уроды! — рычу я сквозь слезы примерно десять минут спустя, отмывая под краном уборной волосы.

Мука и прочее смешалось в тесто и застряло в прядях кусочками, выбрать которые, кажется, невозможно.

Позволяя себе позорно рыдать, то и дело нахожу в зеркале Нечаева. Он стоит у противоположной стены. Периодически открывает рот, чтобы что-то сказать, но каждый раз воздерживается.

— Ты собираешься помогать?! — кричу в возмущении. — Ы-ы-ы-ы, — плачу, шмыгая носом. И дальше гундошу: — Я сама не справлюсь… Это просто нереально убрать… Никогда… А-ха, а-ха, а-ха-а-а-а-а… Придется стричься налысо…

Хотела бы сказать, что Егорыныч крайне рискует, решаясь ко мне подойти. Но нет. Едва он оказывается рядом, меня окатывает тем теплом, которое даже его резкие приказы не способны перебить.

— Стой. Не дергайся, — толкает грубовато, но волос ведь касается осторожно.

Замираю, позволяя ему в одиночку вытаскивать всю видимую грязь. В моменте размазывает каким-то ущербным стремлением — прижаться к врагу, заставить его обнять себя.

Почему же он такой тупой? Разве не видит, как я расстроена? Неужели не понятно, что я хочу, чтобы мне от него стало тесно, жарко, тяжело? Что мне мало его запаха, мало его взглядов, мало огня?

Сейчас трясет не от холода. И даже не от волнения.

От невозможности получить все, в чем нуждаюсь.

Нечаев продолжает избавлять меня от грязи, когда мой взгляд проникает в распахнутый ворот его рубашки, скользит по выступу ключицы, по ямке на ней и поднимается по смуглой шее, оценивая натянутые вены, Адамово яблоко… и замирает на губах.

Из кожи тут же лезут колючки. Те же мурашки. Но сейчас они не только крупные, а ко всему еще и кусачие. Провоцирующие своим изобилием и поведением видимую дрожь.

— Я ужасно выгляжу? — вытягиваю жалко, рассчитывая услышать расширенный отрицательный ответ, в котором обязательной частью будет заверение, что «такую красоту ничего не может испортить». — Скажи.

Нечаев даже не смотрит. Точнее, смотрит мимолетно.

Господи…

Ему либо настолько неприятно… Либо он просто запрещает себе сосредотачивать на мне взгляд…

Оба варианта меня не устраивают. И я сердито шлепаю его по руке, лишь бы привлечь полноценное внимание.

— Я спросила!

— Нормально, Ага. Ты выглядишь нормально, — цедит, как и прежде, ковыряясь в моих волосах.

— То есть?..

Уши Егора краснеют.

— Не хуже, чем обычно.

— Да уж, конечно! — выпаливаю в нервах. — Ты все врешь! Обычно я так не выгляжу!

— Я сказал: не хуже. Разные вещи с «так». Прекрати истерику, — одергивает жестко. — У нас мало времени. Отец два раза звонил.

— Зачем это, интересно?.. Надеюсь, он уже врезал мелкому ремнем!

— Поговорить хочет. Со всеми нами.

Тут-то меня тревога и прихватывает.

— Еще чего! Меня разговоры не интересуют! Что они дадут? Мне надо думать, как добираться в мокрых и горелых вещах домой!

— Мама уже ищет для тебя сухую одежду. Все решим. А от разговора, увы, не отвертишься. Если не хочешь, чтобы мои родители приехали к тебе домой.

Первая новость хорошая, вторая — кошмарная. Но хоть как-то отреагировать возможности нет. Потому что в тот же момент под моей юбкой обнаруживается жизнь.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а! — визжу, подпрыгивая на месте.

— Блядь… — дергается стукнутый мной в подбородок Нечаев. — Что опять??? — прикрикивает, фиксируя мои плечи ладонями.

— Ползет! — горланю, расширяя глаза так сильно, что те чуть из орбит не вываливаются.

— Что «ползет»?

— По моей левой ноге что-то ползет!!! Посмотри! Сейчас же, Нечаев! Это, наверное, паук! Смотри, или я тебя ударю!!!

— Куда смотреть, блядь? Я не понимаю!

Не понимает и поэтому орет не меньше моего.

— Под юбку мне! Под юбку!

У него глаза связь с миром теряют. Проносится в них что-то не то. Внеземная программа.

Но мне по барабану.

Забываю обо всех странностях, как только Егорыныч удосуживается опуститься на корты и дернуть подол платья вверх.

— Есть? Да? Паук? Он там? — тарахчу, задыхаясь от страха и омерзения.

— Здесь ни черта не видно, — сообщает враг, выныривая из-под каркаса.

Красный при этом, словно его там избили крапивой. Взгляд — тот же, стеклянный. Внеземной.

— У тебя же есть зажигалка? Посвети!

— Давно горела?

— Свети!

Эпизод сорок седьмой: Свои собаки грызутся, чужая не приставай

«Ненавидеть семейку Нечаевых все труднее…» — думаю я, оценивая свой новый образ.

У Миланы Андреевны не только подозрительно доброе сердце, но и отличный вкус. Брючный костюм от Элизабетты Франки изумительно хорош.

«Ну так, Франки!» — скажете вы.

Однако я поспорю.

Знаете, сколько дам с толстыми кошельками одеваются в туфту? Да их большинство! Пока в дело не включаются стилисты.

Так что тут реально зачет.

Белый костюм из зимнего крепа выглядит дорого, нарядно и элегантно. Даже висящие влажными сбитыми прядями волосы градус эффектности не понижают. К тому же, он идеально сочетает с красными туфлями Ю, и это тоже заслуга МА. Учла же.

— Сидит безупречно, — милуясь, как обычно, сама с собой разговариваю. — С моей фигурой, конечно, и мешок не испортит… Но тут прям усиление. Какая все-таки Милана Андреевна умничка! — В дверь уборной стучат. И я, не переставая себя рассматривать, кричу: — Войдите!

Ах… Этот чертов хоккеист занимает весь проем.

— Долго планируешь вертеться? — бубнит Нечаев недовольно. — Нас ведь ждут.

Ах… Ну как не вертеться, когда он так смотрит?

Следит же за вращением моей фигурки, как гипнотизируемый за амулетом. Для него я что-то невиданное. Что-то неоднозначное. Магнетическое. Сверхпривлекательное. И очень и очень особенное.

От этого так, черт возьми, жарко!

Сунув руки в карманы брюк, Егорыныч с самым небрежным видом подпирает косяк, но глазами при этом с лютой жадностью продолжает за мной наблюдать.

— Сей-час и-ду, — напеваю я, пританцовывая.

Смеюсь, а он качает головой и… краснеет.

Последнее мне ошизеть как нравится!

Блин, ну конечно, нравится! Из-за меня смущается такой здоровяк!

Хотя, вполне вероятно, что этот жар не одним лишь смущением вызван.

— Идем, Ага, — настаивает хамовато, явно пытаясь прикрыть за грубостью волнение.

Раздраженно фыркнув, устремляюсь к двери. Плечом Нечаева в проеме задеваю не только потому, что иначе мимо не пройти, а и потому, что хочу его зацепить. Возможно, даже спровоцировать на контакт. Пусть бы схватил! Но он морозится. Сжимая челюсти, остается неподвижным, пока я не выхожу в коридор.

— Ты же понимаешь, что лишнего там болтать не стоит, — говорит Егор по пути в кабинет. — Не мне одному прилетит.

— Ах, ну надо же, — вздыхаю притворно. По кайфу с ним вот так вот шагать — нога в ногу. Чувствую себя очень крутой! Будто на общее дело идем! И смотримся вместе, я уверена, шикарно. Ловила ведь в зеркале. Для врагов чересчур гармонично. Друг другу под стать. Даже обидно! Но сейчас не до грусти. Есть прекрасное обстоятельство, позволяющее дергать дракона за усы. — Дай подумать, о чем же я могу поведать твоему отцу… — прикидываю, постукивая пальчиком по подбородку. — Может, о том, как ты привез меня в заброшку? О том, как со своими дружками гонялся за мной, как за дичью? О том, как ты насильно меня поцеловал? О том, как читал на весь парк записи из моего личного дневника? О том, как бросил меня в чан с глиной? О том, как ты лазил ко мне в окно?..