Влюбляться запрещено (СИ) - Тодорова Елена - Страница 7

— Ну не убивать же его в самом деле… Хоть и дурак, каких свет не видел… — выдохнула мама на второй день, целуя меня. — Горе луковое!

— Я гора, ма, — заколотил себя кулаком в грудь. — Гора.

Улыбаясь воспоминаниям, поздно догоняю, что рубашка куда-то исчезла. Оглядываюсь — не нахожу. Забиваю.

Полуголым в горсад вхожу.

А там…

А.Г.Н.И.Я.

С бантами и в форме. Визитка, блин, мощная.

РА-ТА-ТА-ТА-ТА.

Разворачивает торс, как кору резко вымахавшего над другими дерева. Вот оно, истинное «скучал». Оживают внутри и дракон, и свинья. Я, черт возьми, превращаюсь в животину. Адски агрессивного самца.

Аttention, please. Здесь я рулю.

Адреналин и тестостерон — кровь набирает жара. Приливы в мышцы заставляют тело меняться. Плечи распрямляются, позвоночник вытягивается, грудь раздувается — я будто реально становлюсь массивнее. Мощнейшие инстинкты призывают меня к борьбе за территорию.

Уличные музыканты поют «Кукушку», но мое сердце куда громче огня дает. Там, где мгновение назад собиралась тьма, залп за залпом фигачит.

Тыньк! Дз-з-з-з-з-р-р-р-р-р-и-и-инг… — где-то что-то реально разбивается.

Филатова, вздрагивая, прекращает обжиматься с памятником и позировать в принципе. Смотрит в нашу сторону. Узнает меня — радость стерта.

«До свиданьс-ес!» — в чумовых глазах Немезиды вспышка знакомого мне необычайно-изысканного, словно рафинированного, гнева.

Того самого гнева, которого мне, шутка ли, недоставало и в Баварском хоккейном тренировочном лагере, и даже у брата в Берлине.

«А вот и ни фига», — отвечаю ей также многозначительно — взглядом.

А.Г.Н.И.Я. — это прививка от роковых баб. И мне нужна новая доза.

Не беда, что взыгравшее нутро уже бушует вовсю. Пройдет.

У меня по жизни всего три настроения: «похрен», «вообще похрен» и «ну ок, как-то выгребу». Вот сейчас третье врубается. Возвращаю себе самообладание, да не до конца. Просто при переключении режимов табор нервных клеток уходит, блин, в небо.

Выдох-вдох. Беру оставшийся скот под надзор.

Я — душа, разум и тело. Так откуда это ощущение, что душа из меня уже вылетела? Триединство личности нарушено.

Ощущения ощущениями, но я уверенно шагаю к своей цели.

Прорвусь.

В глазах Филатовой появляется страх. Прослеживает мое приближение, будто я реально зверь. Несущийся на нее зверь.

Меня захлестывает жаром. Как и заложено физикой, свисающий с шеи золотой крестик в процессе нагревается сильнее всего — жжет кожу на груди.

Я не психопат, но позволяю себе некую эйфорию, когда Филатова боится. В страхе есть уважение, которого мне от этой дряни не добиться иным путем.

Все ее друзяки свинчивают, прежде чем я достигаю цели. Оно и понятно: никто не желает остаться без морды лица. Просвещенные, чтоб их.

Ну вот стою я перед ней, как перед иконой. Даже Бог бессилен спасать. Думаю, че такого умного после трех месяцев впаять. Дыхание учащается. И я, не выдержав, то ли закашливаюсь, то ли зашкаливаюсь.

— Кх-р-р, — затягиваю грубо. Будто уже нападаю. Приходится заканчивать: — Бу! — с моим голосом реально жутко выходит.

Жесть, но меня, блин, пробивает на какое-то более конкретное взаимодействие с Филатовой.

«Краба» ей не дашь, даже если бы снизошел. Поэтому щипаю. Она, конечно же, отступает. Я со злости всей пятерней впиваюсь. Чтобы не вырвалась, вынужден крепко держать. Пальцы чуть между ребрами не входят. На белой блузке королевы снова останутся следы.

— Ну че, Немезида? Скучала?

В груди с какого-то перепуга пульсирует острая боль. За гранью моего болевого порога. А я ухмыляюсь.

— Сказать по правде, Нечаев, даже не заметила твоего отсутствия, — с улыбочкой топит мелкая стерва. Топит как щенка. Плевать, что я на полторы головы выше и во сто крат сильнее нее. — А ты уезжал, что ли?

Проморгала, значит.

Ничего такого, блин. Но я бы не сказал, что это приятно слышать.

Я же шарился по ее соцсетям. В июне, когда она выкинула фотку в оранжевом сарафане, выцепил из простыни под постом суть — у выскочки интенсивный курс английского. В целом было пофиг, конечно, чем она занимается. Просто бес подталкивал вывести врага на разговор.

А че пустышке напишешь?

How are you, блин? Тупость.

«Прикольные усы» — отбил в комментариях с расчетом, что придет в приват плеваться о тенях, которые я, слепошара, якобы не распознал.

Но Филатова на то и Филатова, что непредсказуема.

Без предупреждения кинула в ЧС. Истеричка.

Так что фотку, где она кошмарится на пляже, я увидел уже с телефона товарища. Сразу так домой — к родному морю — захотелось.

Фигли нет? В лагере реально нудно было. Не только мне.

Следующие месяцы только тем и занимался, что хейтил Филатову с разных аккаунтов. Жалко, согласен. Но остановиться я не мог.

— Не волнуйся, мелочь. Теперь снова каждый день видеться будем.

Взгляд, которым она пронизывает, разливает по моим венам что-то взрывоопасное.

— А кто волнуется, Нечаев? Ты меня по себе не суди.

— Понтуешься, Филатова, а сама дрожишь как котенок.

Девчонки меня постоянно трогают, а эта только царапается. Вот и сейчас, прежде чем разораться, загоняет мне в плечи когти.

— Я тебя не боюсь!

— Боишься, конечно. Я твой худший кошмар, Немезида. Но знаешь, что самое трешовое? Тебе не у кого просить помощи. Все твои друзья тоже трясутся, когда меня видят. Так что кончай выделываться. Включи мозги и подумай, как со мной договориться.

— Я скорее по раскаленным углям пройду и прыгну в вулкан, чем с тобой договариваться буду! — так кричит, что меня чуть не сносит.

Ржу, потому как впервые Филатову такой вижу.

— Погоди, не плачь. Рано.

Черт знает, зачем вытаскиваю из ее портфеля самую яркую тетрадку. А там… «Усманова Агния Алексеевна» — цветными ручками по всем страницам. Какие-то нелепые слова о любви до гроба. Громкие клятвы. Бесплодные фантазии, да такие приторные, что просто кощунство.

Я, конечно, знал, что А.Г.Н.И.Я. — жалкая дура. Но настолько, чтобы втрескаться в парня своей сестры… Это просто за гранью добра и зла. У нее, мать вашу, совсем никаких принципов нет?! Чести и гордости в том числе!

Та жгучая смесь, которую дрянь по фамилии Филатова впрыснула мне в кровь, хлынув потоком по организму, взрывается. И в этой ярости я вдруг скидываю года, превращаясь в настоящего придурка.

— Сегодня мне снова приснился Святик. Наверное, он тоже скучает. Этот сон был потрясающим! Святик смотрел только на меня, как будто понял, наконец, что я особенная.

Филатова что-то визжит и вовсю скачет вокруг меня в попытках отобрать тетрадь своего соплежуйства. Но я без устали уворачиваюсь и без заминок читаю. Самым высоким и издевательским, слегка вибрирующим от гнева голосом.

— Он поцеловал меня, и этот поцелуй был еще восхитительнее, чем тот, что случился у нас в реале. В моем животе порхало столько бабочек, что я едва не улетела на небо, — тут я не могу не заржать. — Какая же глупая мерзкая муть! Ничего хуже я никогда не читал! Фу, Филатова! Фу! Пускать слюни по парню своей сестры… Господи, разве может быть что-нибудь отвратительнее? О, если бы эта срань хотя бы не выражалась таким ужасным способом! Святик сказал, что любил всегда лишь меня. С Юнией он ошибался. Ба! Вот это сенсация! Мы со Святославом Усмановым будем самой счастливой парой на земле. Все нам позавидуют. Потому что такие чувства приходят только к избранным! — когда я заканчиваю, все вокруг умываются слезами от смеха. Ее друзья в том числе. Но мне, чтоб его, мало. — Чего так таращишься, Филатова?

Ее лицо пылает, глаза блестят, губы дрожат.

А у меня, черт возьми, сердце вылетает.

— Я тебя ненавижу, Нечаев! Ненавижу!

Я жестоко ухмыляюсь.

— Ну не я же это выдул, Филатова. Эта куча из твоей головы. Я лишь спустил за тобой воду.

— А-р-р-р… — то ли орет, то ли рычит она. — Я ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя!!! Чтоб ты сдох!!! Долбаный кретин! Ненавижу!!!