Хроники города номер Три (СИ) - Соколова Мария - Страница 10

— Девяносто шесть баллов. Лучший результат. Но ты несколько раз был на грани провала. Что с тобой происходит, Кайл?

— Не лезь. Всё нормально, — огрызаюсь, убирая мечи.

Студенты и выпускники хлопают, кто-то свистит. Рихард подходит ближе, понижая голос:

— Нужно поговорить. У меня к тебе есть очень важное предложение.

— Некогда сейчас, — отрезаю я, отводя взгляд. — Через пару дней зайду.

Рихард недовольно хмурит брови, но молча кивает и отходит. Знаю, что не отстанет, но сейчас не до него. Мне бы для начала разобраться со своей башкой. Наставник прав – я чуть не завалил гребаный тест!

Выхожу из академии и сразу направляюсь в управление шахт, расположенное неподалеку. Тело ноет от усталости, но выбора нет, сегодня нужно еще выполнить задание на зачистку – срок исполнения подходит к концу. За стойкой, впрочем, как и всегда, сидит старуха-сплетница и увлеченно листает очередной низкопробный журнал.

— Ты же 721, верно? — спрашивает она с хитрой ухмылкой.

— Верно. В чем дело? — настораживаюсь, понимая, что вопросы просто так задавать не будут.

— Тебе тут дополнительно работенку подкинули, пару купюр за неё получишь. Нужно напарника с собой на -8 уровень взять, показать, что да как. А то зелёный совсем, только тест на допуск сдал. Результат – 61 балл. Знакомьтесь и валите в шахту, читать мне мешаете, — ворчит она, кивая в сторону.

Оборачиваюсь и вижу совсем юного парня: нескладный, худой, испуганный, глаза мечутся, нос сломан… Такому в принципе в шахте делать нечего, тем более на -8 уровне. На поясе – пара ножей, в руках – простенький дробовик, стиснутый так, что пальцы побелели. Одет в старую, затасканную форму новичка, ботинки разваливаются, мокрые волосы прилипли ко лбу. Проклятье!

— Да ты шутишь, старая? — злобно хмурюсь, поворачиваясь к бабке за стойкой. — Это с каких это пор с 60 баллами пускают на -8? Всегда с 80 было, и не меньше!

— Приказ сверху, — пожимает она плечами. — Говорят, людей не хватает. Бери его с собой или вали. А оправдываться за пропуск задания потом перед начальством будешь.

— Да они совсем охренели! Он там сдохнет в первый же час!

— Расшумелся тут! А ну, цыц! Не мне это решать, — бабка недовольно морщится. — Я тут только деньги выдаю. Орать вздумал – наверх шуруй. Его, кстати, Дэном зовут, номер 1113.

Парень затравленно смотрит на меня, пытаясь выпрямиться:

— Я справлюсь… Я…

— Идем, — перебиваю, не дав договорить. — Но держись за мной и не лезь на рожон.

С душераздирающим воем ржавых механизмов лифт медленно погружается в темную бездну, на -8 уровень. Скрипучие двери, кажется, вот-вот развалятся на части. Под ногами, на полу, темнеют подсохшие пятна крови, а в воздухе все еще витает ее тяжелый, металлический запах, смешанный с сыростью и плесенью.

Дэн стоит неподвижно, будто парализованный, лишь дробовик в его руках мелко дрожит. Дыхание частое, прерывистое. Резкая вспышка света выхватывает из полумрака его бледное лицо, глаза полны неподдельного ужаса. Он кидает на меня взгляд и тут же отворачивается. Его губы беззвучно шевелятся, точно он пытается что-то сказать, но слова застревают в горле.

— Ты прав, — наконец шепчет он, голос дрожит и почти тонет в гуле лифта. — Я обуза. Но у меня сын, ему всего три месяца… Жена дома с ним, еще не оправилась после родов. Врачи говорят, нужно ждать. Нам отчаянно нужны деньги, Кайл, просто чтобы выжить. Мне хотя бы полгода продержаться, пока она не сможет вернуться к работе продавцом в торговом центре. Я искал хоть какую-то подработку, но мне ясно дали понять, что это не по правилам. Меня ведь сначала одного хотели отправить, но я выпросил опытного напарника на первый раз. Вот меня к тебе и приставили. Я не хочу туда, понимаешь? Не хочу! Но у меня нет выбора…

В груди неприятно сдавливает при взгляде на парня. Его дробовик – жалкая пародия на оружие против тех тварей, что ждут нас внизу. Он не воин, не истребитель. Просто мальчишка, которому не повезло в десять лет оказаться среди пятидесяти процентов неудачников во время распределения. С пяти лет нас учат в школе, что выбор случаен и беспристрастен, что все мы равны перед судьбой и стать истребителем – великая честь. Но как бы ни старалась пропаганда, никто не рвется идти в истребители добровольно. И если жребий так справедлив, почему среди новичков за последние годы я не помню ни одного ребенка из богатой семьи?

— Просто держись позади, — хмуро отвечаю ему. — Не глупи и не вздумай геройствовать.

Раздаётся протяжный скрежет металла, и лифт замирает. Двери нехотя, с мучительным скрипом разъезжаются, открывая ненасытную черноту -8 уровня. Ледяная, липкая сырость бьет в лицо, неся с собой тошнотворный запах разложения. Воздух тяжелый, пропитан смрадом гниющей плоти и затхлой воды. Каждый вдох – как глоток яда. Тьма давит, будто вязкая смола, поглощая всё вокруг, и только свет фонаря на моём плече режет её тонким лучом. Обломки старых рельсов торчат из земли, искореженные, будто их грызли зубами. Выхожу из лифта, ступаю осторожно, еле слышно. За мной Дэн – от его шагов по туннелю расходится эхо.

— Тихо, — шепчу я, показывая на ноги. Он замирает и, испуганно озираясь, кивает.

Юго-западный коридор – узкий и тесный. Обвалившийся потолок обнажает ржавые балки, прогнувшиеся под тяжестью породы. Камни под ногами едва слышно скрипят, впиваясь в подошвы. Впереди раздается шорох, а затем низкий утробный рык, от которого волосы на затылке встают дыбом. Моментально вытаскиваю меч. Лезвие хищно блестит, отражая свет фонаря. Дрожащими руками Дэн в панике вскидывает дробовик. Да так он вместо монстра меня пристрелит! И тут из мрака выползает нечто змееподобное. Черная, лоснящаяся, как нефть, кожа отражает слабый свет. Десятки тонких кривых ножек суетливо цепляются за стены. Пасть оскаливается частоколом кривых, острых зубов. Белые слепые глаза ничего не видят, но раздувшиеся ноздри жадно улавливают наш запах. Оно шипит, звук режет слух, словно скрежет ножа по стеклу. Бросаюсь вперёд, удар в шею – клинок входит легко, ломая хрящи, и голова отлетает в темноту, окропляя землю черной кровью. Дэн стреляет, и оглушительный грохот эхом разносится по узкому тоннелю. Дробь уходит в потолок, сыплется пыль, камни падают с гулким стуком.

— Не пали зря, идиот! — мой голос срывается в звериный рык. Он кивает, лицо белее снега, губы дрожат, но он держится из последних сил, пытаясь скрыть свой ужас.

А дальше всё резко превращается в ад. Туннель оживает. Из бокового прохода, едва различимого в темноте, выпрыгивают сразу две твари. Их тени, длинные и искажённые, зловеще пляшут по стенам. Первая – исполинских размеров, отдалённо напоминающая медведя, со спиной, усеянной шипами, и когтями-крюками. В глазах горит безумная ярость, а из пасти капает густая, мерзкая жёлтая слюна.

Вторая тварь – отвратительная помесь паука и птицы: тощая, вытянутая, с крошечными недоразвитыми крыльями и тонкими когтями. Завершает это уродство пасть, способная раскрыться почти вдвое больше, чем у любого нормального существа.

Бью первого монстра в грудь, целясь в сердце. Клинок вонзается в плоть, но застревает в рёбрах. Хрустят переломанные кости, а мои руки заливает густая чёрная кровь. Тварь в ярости ревёт, ударяет лапой, и когти протыкают толстую кожаную куртку, цепляя плечо. Боль вспыхивает, как огонь, заставляя меня стиснуть зубы до скрипа.

Дэн стреляет в паука, но промахивается, лишь оцарапав ему крыло. Перья взлетают в воздух, а тварь, издав пронзительный визг, бросается в атаку. В отчаянном рывке отталкиваю пацана буквально за секунду до того, как когти вонзятся в него. Дробовик с оглушительным стуком падает на ржавые рельсы. Выхватываю из ножен второй меч и одним точным ударом отсекаю пауку лапы. Слышу хруст разрываемого хряща, и чудовище заваливается на бок. Крылья бьются в конвульсиях, будто рваные тряпки на ветру. Финальный удар в голову ставит точку. Не успеваю перевести дух, как медведь нападает снова. Когти целятся в грудь, но я успеваю уклониться, падая на колено. Яростный удар снизу вверх – и клинки раздирают брюхо зверю. Клубы пара поднимаются от вываливающихся внутренностей, и монстр с предсмертным хрипом обрушивается на камни.