Подонки! Однозначно (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 19

Её глаза наполнились мольбой.

— Лёня… Как же ты можешь? Врать на каждом шагу! Изображать себя вождём объединительной марксистской партии, ни в грош не ставя учение Карла Маркса?

— Знаешь анекдот? Маркс, автор лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь», умер, а потом его оживили через сколько-то лет, когда на большей части суши победил социализм. Маркс осмотрелся и говорит: «Пролетарии всех стран… простите меня».

— Не смешно.

— А я и не пытался тебя рассмешить.

— Как мне после всего этого тебе верить?

Седов всплеснул руками.

— Я не прошу слепой веры. Хочу, чтоб ты понимала реальность.

— Тебе больше подошла бы должность первого министра Временного правительства…

— И я навёл бы куда больше порядка, чем эти кретины, политические импотенты. Но Временное правительство обречено в нынешних условиях. Как и любая структура, не пользующаяся поддержкой масс. А левые — пользуются. Поэтому мне предстоит стать левым российским лидером, поднявшимся к власти на волне народной поддержки, укрепить эту власть до стальной твёрдости, вылечить язвы большевизма и только тогда, убедившись в необратимости перемен, уйти в сторону — в зените славы и благодарности соотечественников. На захват власти отвожу месяца четыре, на укрепление — до десяти лет.

— Лёня… Ты — очень, очень нехороший человек.

Выплеснув, наконец, массу накопившегося, Седов не мог больше сидеть, он вскочил и метался по спаленке, жестикулируя.

— Ты права, дорогая! Хороший политик не имеет права быть высокоморальным человеком, как мораль представляют обыватели. Для рядового человека заповеди «не убий», «не укради», «не лжесвидетельствуй» считаются абсолютными. А если нужно погубить сто человек, невинных и не заслуживающих такой участи, ради счастья мильёнов? Бытовая мораль не допустит подобного, «совершенно невозможно», и хороший человек послушается, в результате пострадают эти миллионы. Хороший политик позаботится о большинстве, а когда кто-то из неблагодарных спасённых упрекнёт: те с чего погибли, настоящий политик придумает как соврать, чтоб отвести от себя упрёк. Зачем соврать? Чтобы сохранить себя и свой пост до следующего случая, когда придётся жертвовать единицами ради многих.

— Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла, — процитировала Библию его подруга.

— Видишь? Библия допускает рабство. Я как политик считаю рабство невозможным для России. Кто из нас моральнее, я или святоши?

— А жена ближнего твоего стоит на одной доске с ослом.

— Дикие люди, однозначно… Женщина должна быть дороже осла. Дорогая! Мне не нужен дом Ульянова, который его люди отобрали у Кшесинской. Я отберу только то будущее, о котором он мечтает. Причём лишь в России, остальной мир мне безразличен. Хотя… Не откажусь увидеть, как русский солдат омоет сапоги в Индийском океане, а сама Индийская Советская Социалистическая Республика попросится в состав России. Если Индия примкнёт к нам достаточно скоро, подарю тебе слона.

— Фарфорового? — грустно спросила Евдокия.

— Живого! И осла тоже, пусть будет.

Позволивший себе раскрыться перед соратницей и любовницей, возможно — слишком, Седов превзошёл самого Макиавелли накануне июльских событий. Агитаторы от обеих партий практически полностью подчинили левому влиянию 1-й пулемётный полк и другие части Петроградского гарнизона. Масла в огонь подливали новости, в эпоху максимальной свободы печатного слова газетчики муссировали докатывавшиеся сообщения о провале русского наступления и крахе фронта под ударами германских войск. В начале июля Временное правительство признало Украинскую Центральную Раду правомочным органом власти Украины, то есть согласилась с отделением от России колоссального куска со славянским православным населением, включая Киев. Пока якобы в виде автономии УНР, и в малороссийских губерниях по-прежнему были расквартированы русские части, но ясно, к чему катится Украина. На этом фоне протесты солдат усилились — особенно от нежелания отправляться навстречу кайзеровским победоносно наступающим войскам маршевыми батальонами и ротами. Вечером 2 июля начались массовые акции в 1-м пулемётном полку. 3 июля полк практически восстал, поддавшись на призывы анархистов и большевиков, в Таврическом срочно началось заседание Петросовета об отношении к восстанию.

Седов выжидал и внимательно следил за большевиками, чтобы вовремя начать отстыковку. Ульянов не форсировал всеобщее вооружённое выступление, большевики требовали от Петросовета принятия на себя всей полноты власти, объявив Временное правительство отстранённым, а срочно созываемый Всероссийский Съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов взять верховную власть во всей державе.

Альянс ещё держался, но недолго. Седов насмерть разругался с Ульяновым в ночь на 4 июля в Таврическом дворце, на совместном заседании фракций РСДРП(б) и СПР, когда заявил:

— Полностью поддерживаю необходимость вооружённого восстания рабочих, матросов и солдат ради свержения буржуазии и установлении диктатуры пролетариата. Но прямо сейчас считаю выступление преждевременным и вредным. Необходимо выждать минимум до конца июля — обострения внутренней ситуации в Петрограде и Москве, а также паники из-за массового обрушения фронта и дезертирства. Владимир Ильич! Товарищи единомышленники из обеих партий! Восстание не подготовлено, а у сохранивших верность правительству сил гарнизона наверняка имеются планы для его подавления. Утихомирим моряков и 1-й пулемётный полк. Попросим их набраться терпения — совсем немного. Победа будет за нами! За пролетарской революцией! Но не прямо завтра. Иначе неизбежны зряшные жертвы среди наших сторонников.

— Пгедатель! Соглашатель! Отступник! — верещал Ульянов, после чего Седов попросил своих покинуть помещение, за ним вышли все «чистые» СПРовцы и большинство из имевших два партбилета — большевистский и социалистический.

Наутро газета «Социалист России» вышла с аршинным заголовком на первой полосе «Восстание преждевременно», призывы к непризнанию Временного правительства перемешивались с тезисом о пагубности боевых действий на улицах Петрограда прямо сейчас. Поскольку большевики вкупе с анархистами собирали боевые отряды у дома Кшесинской, а их верхушка постоянно толкалась в Таврическом ради захвата контроля над Петросоветом и ВЦИКом, в Смольном почти никого из них не осталось, чем воспользовался Седов, захватив Смольный целиком. В эти дни он представлял собой практически крепость: в загашниках хранились продукты для осады, периметр, ограждённый мешками с песком, ощетинился пулемётами.

Телефонная связь действовала. Поздно вечером 4 июля позвонил Дыбенко.

— Лёня! Что делать?

— Ждать и не высовываться. Наш с тобой час не пришёл. Ещё месяц или два. Я — не Ульянов, слов на ветер не бросаю.

— Моих не удержать… Часть, правда, вернулась. Юнкера, суки позорные, стреляют по морякам, едва завидев!

Голос, искажённый расстоянием и помехами, был трезв.

— Сам в осаде. Со мной три десятка с «Петропавловска», пригляжу за ними, чтоб не лезли в задницу. Павел! Ты тоже не лезь. Мы с тобой нужны для главных дел, они уже скоро.

Обещать было просто, потому что Седов знал, как события будут развиваться дальше. Ленинские фельдмаршалы отчего-то предполагали, что массовые демонстрации в столице приведут к падению и правительства, и эсеро-меньшевистского ВЦИКа. А вот и нет. Министры-капиталисты с меньшевиками и эсерами кинули против митингующих оставшиеся верные части, разогнав бунт, после чего начались массовые аресты, в том числе всей верхушки РСДРП(б).

Социалистическая партия России, открестившаяся от июльского бунта, осталась единственной центристской левой партией в стране и особенно, что теперь весьма важно, в Петрограде.

Ева смотрела на Седова со страхом, изумлением и одновременно уважением, увидев, как неотвратимо воплощаются его планы и сбываются прогнозы.

Глава 8

Июльское восстание 1917 года, скверно проведённое большевиками под руководством Ульянова, талантливого демагога, посредственного тактика и нулевого стратега, в этой реальности провалилось ещё с большим треском. Так казалось Седову после чтения газет. РСДРП(б), которую он обещал Ленину усилить за счёт своей центристской партии, была наоборот ослаблена за счёт оттока экс-большевиков в СПР.