Марш-бросок к алтарю - Логунова Елена - Страница 29

— Что-то еще? — повторила я.

— Тебе мало фактов с моими комментариями? Хочешь интимных подробностей? — засмеялся Смеловский. — Могу предложить тебе завтра утром сгонять вместе с нашей съемочной группой к хворому Гольцову домой. Ребята будут интервью брать, а ты под этим соусом сможешь выспросить все, что тебе интересно.

— Отличная мысль! — обрадовалась я. — Спасибо тебе, Максик, я всегда знала, что ты мой лучший друг!

— Я мог бы быть твоим лучшим и в другом амплуа!

— Я подумаю, — в сотый раз пообещала я.

Трошкина терпеливо дожидалась, пока я закончу пытать Максима. Одновременно она столь же терпеливо ожидала прибытия троллейбуса — мы с ней стояли на остановке. Однако, когда мой мобильник, отработав сеанс связи со Смеловским, бодрым звоном сообщил о своей готовности немедленно включить меня в новую беседу, Алка сердито топнула ножкой.

— Еще одну минутку! — попросила я подружку, не рискуя сбрасывать вызов.

Судя по номеру, общаться со мной желала мамуля, а игнорировать звонки родительницы я не смела даже в избыточно свободолюбивом пубертатном возрасте.

— Дюша, спасай! — опустив приветственные реверансы, возбужденно выпалила мамуля.

— Кого на этот раз? — насторожилась я.

— Семью! Точнее, ее репутацию!

— Репутацию НАШЕЙ семьи? — уточнила я, ибо это было важно.

Репутация семьи Кузнецовых по причине живости характера всех ее членов подвергается опасности ежечасно, но до сих пор чудесным образом сохраняется. А своей репутацией наша семья дорожит почище, чем какая-нибудь Коза Ностра!

— Да! — подтвердила мамуля. — Дело в том, что Глафира…

— Ах, тетя Глафира! — протянула я. — Ну, тогда понятно, почему в опасности фамильная честь!

Папина единокровная сестра, а моя родная тетушка Глафира частенько олицетворяет собой дамоклов меч, нависший над семейной репутацией. В бытность свою юной и пылкой студенткой института иностранных языков она закрутила бурный роман с чилийским коммунистом и в порыве страсти унеслась с ним за океан, откуда возвращалась долго, лет тридцать, и на редкость сложным путем. Сначала переметнулась от латиноамериканского партийца к простому американскому плейбою. Потом вышла замуж за скромного торговца недвижимостью, родила дочь, развелась и немного пожила одинокой трудящейся женщиной. Влюбилась в темнокожего футболиста и перестала быть одинокой. Рассталась со своим футбольным Отелло, сошлась с владельцем китайского ресторанчика и уехала с ним на историческую родину в провинцию с каким-то подозрительным названием — то ли Хойвынь, то ли Нансунь… И уже оттуда перебралась в Арабские эмираты с каким-то третьеразрядным шейхом, имевшим неосторожность заглянуть в хойвыньско-нансуньский кабачок на чашечку китайского чая.

Три поколения семьи Кузнецовых, наблюдающие за перипетиями судьбы кровной родственницы на почтительном расстоянии, но с неослабевающим интересом, дружно надеялись, что высокая ограда арабского гарема сможет удержать непоседливую тетю Глафиру у очередного семейного очага. Но она перемахнула ее так же легко, как Великую китайскую стену, и неожиданно для всех вернулась в родной город! А вот единственная дочь Глафиры, мимоходом рожденная ею в недолговременном браке с нью-йоркским риэлтером, все это время с поразительным постоянством оставалась на одном месте — вероятно, компенсируя усидчивостью возмутительное легкомыслие мамочки.

— Что тебе может быть понятно?! — почему-то рассердилась на меня мамуля. — Я сама с трудом поняла, в чем проблема, ведь твой отец совершенно не способен связно излагать свои мысли!

Этот возмутительный поклеп на папулю, который, как бывший кадровый военный, как раз очень даже способен выражать свои мысли и пожелания в виде максимально четких распоряжений, заставил меня вступиться за родителя:

— А папа-то тут при чем?!

— При чем тут папа? И ты спрашиваешь об этом МЕНЯ?! — искренне возмутилась мамуля.

По мнению Баси Кузнецовой, ее супруг несет ответственность за все негативные процессы, так или иначе омрачающие светлый жизненный путь великой писательницы. Разрушительные наводнения и обильные снегопады, пробки на дорогах и сквозняки в доме, перебои с деньгами и горячим водоснабжением, растущие цены и падающие метеориты — за все, абсолютно за все отвечает отставной полковник Борис Акимович Кузнецов. Лично. Мамуля в этом абсолютно убеждена! Этой весной, я слышала, как она горячо упрекала папулю за крайне некстати разразившийся мировой финансовый кризис, призывая его «немедленно сделать с этим хоть что-нибудь!» Помнится, тогда папуля отделался покупкой горящего тура в слабо затронутый кризисом Таиланд.

— Твой папа должен был встретить Мишу, а у него забился жиклер!

— Что, папа заболел? — встревожилась я. — Или заболел этот Миша? У кого из них жиклер, это очень серьезно, это лечится?

— Жиклер у папиной машины! Это такая деталь, которая имеет обыкновение совершенно некстати выходить из строя, если кто-то плохо следит за техническим состоянием своего автомобиля! — взвилась мамуля.

Мне стало понятно, «при чем тут папуля». Осталось уяснить, при чем тут я!

— Господи, как же мне с ними со всеми трудно! — по-свойски наябедничала Всевышнему Великая Бася. — Дюша, что еще тебе неясно? Сегодня к Глафире прилетает Майкл.

— Ах, Майкл прилетает! Так это же здорово! — обрадовалась я.

О Майкле, которого никто из нас еще не видел, в последнее время много говорила тетушка Глафира. Ее американская дочь лет шесть назад благополучно вышла замуж, произвела на свет сына и продолжала вести за океаном тихую, мирную жизнь, не причиняющую волнений нашей семье. Наоборот, это ее, мою добронравную кузину Джули, без устали беспокоила родная маман. В предпенсионном возрасте, биологически ощутив себя молодой бабушкой, тетушка Глафира нестерпимо захотела познакомиться с единственным внуком и все-таки добилась того, что юного Майкла обещали отправить к ней на побывку.

И вот теперь, значит, этот самый Майкл прилетает, а папуля, который должен был встретить его на своей машине из-за внезапной поломки транспортного средства застрял на даче…

— Здорово-то здорово, но только мы с твоим безответственным отцом сидим в Бурково с засорившимся жиклером, а Глафира лежит в городе со сломанной ногой! — раздраженно пожаловалась мамуля.

Сломанная нога Глафиры напрочь спутала мне едва сложившуюся картину мира.

— Где она лежит? — тупо спросила я.

Воображение живо нарисовало тетушку Глафиру в образе Бабы Яги Костяной Ноги, лежащей на печи в монументальном гипсовом валенке.

— В травматологии! — рявкнула мамуля. — Боже, неужели так трудно понять?! Папа собирался встречать Майкла, но у него засорился жиклер. Глафира до последнего ждала папу с машиной, а потом побежала ловить такси, упала и сломала ногу! Нога в гипсе! Глафира в трансе! Я в бешенстве! Майкл в аэропорту!!!

— Я все поняла! — заверила я, проникаясь серьезностью положения. — Ты только не волнуйся, не пили папу и не тревожь Глафиру, я прямо сейчас полечу на такси в аэропорт и обязательно встречу там Майкла!

— Хорошая девочка, — успокаиваясь, похвалила меня родительница. — Вся в меня!

— Трошкина, извини, наши планы побоку, забитый жиклер и сломанная нога все меняют! — объявила я Алке, нетерпеливо высматривая в потоке транспортных средств с исправными жиклерами свободное такси. — Я немедленно должна лететь в аэропорт, чтобы встретить там своего двоюродного племянника. Ему всего пять лет, он в одиночку совершил трансатлантический перелет. А высокая честь проявить традиционное «кузнецовское» гостеприимство всецело возложена на меня!

— Бедный мальчик! — ахнула Трошкина.

Я не поняла, пожалела ли она малыша просто так или в непосредственной связи с его внедрением в лоно нашей беспокойной семьи, но разбираться было некогда. Ненужную мне в данный момент бумажку с контактами Алексея Гольцова я сунула Алке в карман и запрыгала на тротуаре, размахивая руками, как фанатичная поклонница уже не модной аэробики.