Инженер Петра Великого 12 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 29

Я отвернулся от поля смерти, окинув взглядом защитников.

— Котлы с маслом — на жаровни! — перекрывая ветер, орал капитан швейцарцев. — Камни к бойницам! Пики на изготовку!

Внизу, в городе, ударили колокола. Набат. Тревожный, рваный ритм подстегнул сердцебиение.

Пистолеты проверены — заряжены. Сабля легко ходит в ножнах. Готовность полная. Мы сделали все, что могли: посеяли сомнение, выиграли время, объединили город. Осталось одно — драться. Зубами, ногтями, за каждый метр этой проклятой стены.

— Дожевывай, — бросил я парню, прекрасно понимая, что кусок ему в горло не полезет. — Силы понадобятся. Сейчас начнется.

Словно в подтверждение моих слов, горизонт на юге раскололся.

Сначала повисла неестественная тишина, звенящая пауза. А потом мир вспыхнул.

Десятки, сотни огненных цветов распустились вдоль английских позиций. Жирные облака порохового дыма вырвались из жерл, мгновенно скрывая поле боя.

Внутренний счетчик щелкнул. Раз. Два. Три…

Звук пришел тяжелым молотом по ушам и грудной клетке. Грохот первого залпа слился в единый протяжный, вибрирующий рев, сотрясший камни под ногами. Птицы, сидевшие на крышах, с испуганным криком взмыли в небо.

Следом накатил свист, нарастающий вой летящего чугуна.

— Ложись! — рывок за шиворот швырнул парня вниз, под защиту зубцов.

Мы упали на холодный камень, и в то же мгновение стена содрогнулась.

Удар! Еще удар!

Во все стороны брызнули каменная крошка, пыль и осколки. Где-то рядом в истошном крике захлебнулся человек. Уши заложило от треска ломающейся кладки, всё вокруг заволокло едким дымом.

Стряхнув с треуголки пыль, я поднял голову. Часовой лежал рядом, закрыв лицо руками, и мелко трясся.

— Вставай! — Я пихнул его в бок, приводя в чувство. — Не время валяться! К бойнице!

Глава 13

Сплюнув на щербатые камни вязкую пыль, я с трудом разогнул спину. В ушах все еще стоял противный звон. Бастион пережил маленькое локальное землетрясение: гранитная крошка скрипела под подошвами, зубцы напоминали гнилые пни, а из свежих воронок тянуло едким запахом сгоревшей селитры. Рядом, контуженно моргая и стирая копоть со лба, ошалелый часовой таращился на развороченную кладку.

Перевалившись грудью через горячий от солнца и взрывов бруствер, я вгляделся в равнину. За полосой оседающего порохового тумана поле шевелилось, меняло геометрию, расцветая грязно-красными пятнами английских мундиров. На нас, подчиняясь барабанной дроби, накатывал прилив. Плотная серая масса пехоты, ощетинившаяся лесом пик и штыков, неумолимо сокращала дистанцию.

— Орлов! — позвал я командира преображенцев.

Василь, укрывшись за лафетом перевернутой пушки, методично чистил оружие. В этом хаосе его спокойствие казалось механическим. Только пальцы мелькали чуть быстрее обычного.

— Здесь, Петр Алексеич.

— Сколько у нас боеприпасов для обороны.

Лязгнул затвор, досылая смерть в патронник. Орлов поднял на меня тяжелый взгляд.

— На ствол — два полных магагзина. Плюс еще немного в подсумке. Работая в обычном режиме, плотным огнем, мы продержимся минуты три. Максимум. Дальше стволы перегреются, и не уверен, что магазины не закончатся к тому времени.

Три минуты. Я мысленно выругался, прокручивая в голове тактическую схему. Против пятидесятитысячного корпуса. Нас просто размажут тонким слоем, даже не заметив сопротивления.

Обернувшись, я окинул взглядом наше воинство. За спиной, прижимаясь к уцелевшим участкам кладки, сбились в кучу защитники: пестрый сброд из местных ополченцев, наемников-швейцарцев и недобитых французских рот. В дрожащих руках плясали тяжелые мушкеты, тускло блестели лезвия алебард, кое-где торчали обычные крестьянские вилы. Взгляды, устремленные на меня, молили о чуде. Приняв бой здесь, на продуваемой ветрами высоте, под прицелом их пехоты, мы обречем этот сброд на бойню.

Логика войны требовала жертвовать пространством ради времени.

— Слушай задачу, — я понизил голос, наклоняясь к уху Орлова. — Уводи всех, кто не из наших. Французов, швейцарцев, городских — гони вниз, в лабиринт улиц. Пусть строят баррикады, выбивают бойницы в окнах, занимают подвалы. Стену мы сдаем.

Руки Орлова замерли на полпути к подсумку.

— Сдаем? Полностью?

— Здесь нас перемелют артиллерией, как зерно в жерновах. Там, в узких каменных мешках улиц, их численное превосходство потеряет смысл. Каждый дом превратится в крепость, каждый перекресток — в ловушку. Мы уже обсуждали это, Василь…

— А мы?

— Преображенцы остаются. Сто двадцать стволов. Группа прикрытия.

Я снова глянул на приближающуюся красную лавину. Барабанная дробь становилась громче, отдаваясь вибрацией в подошвах сапог.

— Встретим гостей. Но сценарий напишем сами. Расставь людей. Интервал — пять метров. Лечь плашмя за зубцы, слиться с камнем. Ни звука, ни движения. Стена должна выглядеть пустой.

На бастион, тяжело дыша и звеня амуницией, взлетел запыхавшийся лейтенант ополчения. Мундир расстегнут, парик сбился набок.

— Генерал! Они уже у рва! Что прикажете делать?

— Отходить! — рявкнул я, вкладывая в голос ярость. — Вниз! Все подразделения — за вторую линию обороны! Бегом, леший вас подери!

Лейтенант опешил, поперхнулся воздухом. Хорошо, что спорить с бешеным русским генералом не решился. Стена пришла в хаотичное движение. Солдаты, облегченно крестясь и толкаясь, потекли к лестницам, радуясь возможности покинуть этот каменный гроб.

Едва последний ополченец скрылся в люке, на бастион, перешагивая через обломки и трупы, поднялся Петр. Он двигался дергано, его огромная фигура заполняла собой все пространство. Лицо государя, испачканное сажей, закаменело, в глазах билась лихорадочная работа мысли. Мгновенно оценив обстановку — спины бегущих солдат, пустеющие бойницы, тишину, — он шагнул ко мне.

— Генерал? — голос царя звучал тихо, но в нем лязгнул металл. — Оголяешь стену? Решил по самому плохому пути пройти?

— Мы прорабатывали этот вариант, Государь.

— Рано. — Петр метнулся к брустверу, глянул вниз. — Дистанция слишком велика. Если они займут стену с ходу, мы потеряем высоту. Город будет как на ладони.

— Открыв огонь сейчас, мы сожжем боезапас впустую. Эффективность на такой дистанции ничтожна. Мне нужен контакт в упор. Кинжальный огонь. Смести первую волну, превратить авангард в фарш.

Петр впился мне в глаза. Передо мной стоял полководец, просчитывающий риски.

— Риск запредельный, — протянул он, прикидывая углы обстрела. — Если «Шквалы» заклинит, если автоматика подведет… нас схватят…

— Не схватят. Плотность огня будет мощной. Я все посчитал, Государь.

Царь молчал секунду, кусая ус. Затем коротко кивнул, принимая ставку.

— Действуй. Учти только одно: я остаюсь здесь.

— Государь, это…

— Это мои люди, генерал. И риск этот утвердил я. Значит, и быть я должен с ними.

Выхватив пистолет и проверив затравку, Петр присел на камни рядом с Орловым, вжимаясь в щель между плитами. Его длинное тело сгруппировалось, готовясь к прыжку.

— Всем лечь! — команда прошла по цепи шепотом. — Замереть!

Стена вымерла. Мы растворились в сером камне, став невидимками. Оставалось только ждать, слушая, как нарастает шум тысяч шагов, приближающих развязку.

Раскаленный полуденным солнцем гранит жег живот даже через плотное сукно камзола, а острая каменная крошка впивалась в кожу, словно мелкая шрапнель, однако шевелиться было нельзя. Ни на миллиметр. Воздух над бастионом загустел, превратившись в вязкую, звенящую от напряжения субстанцию, которую, казалось, можно резать ножом.

Внизу, в круге просветленной оптики, разворачивалась панорама, от которой у любого нормального человека 18-го века остановилось бы сердце. Английская армия шла на приступ.

Они были пугающе близко. Оптика выхватывала детали с безжалостной четкостью HD-камеры: поры на лицах, царапины на пряжках, капельки пота, стекающие из-под напудренных париков. Это была отлаженная имперская машина. Линии красных мундиров, квадраты, перечеркнутые белизной перевязей и чернотой треуголок. Самое страшное — они шли молча. Психологическая атака. Только ритмичный, низкочастотный гул — тум-тум-тум — тысячи подкованных башмаков.