"Фантастика 2025-192". Компиляция. Книги 1-33 (СИ) - Новиков Николай Васильевич - Страница 30

— Вот нам всем на съезде показали новый фильм этого… Абуладзе, «Покаяние» называется. Что вам из него запомнилось?

— «Эта дорога ведёт к храму», — смело ответил Климов.

— «Зачем нужна дорога, если она не ведёт к храму?» — добавил Герман.

— И всё? — c насмешкой справился Романов.

— Разве этого недостаточно? — спросил Соловьев, — яркая и смелая фраза, квинтэссенция, если так можно выразиться, всего предыдущего действия, в других фильма и такого-то не бывает.

— Фраза яркая, — согласился Романов, — жаль только, что неверная ни в прямом, ни в переносном смыслах.

— А это как, Григорий Васильевич? — удивлённо спросил Климов.

— Если посмотреть на неё, на эту фразу, под утилитарным углом зрения, то дорога бывает нужна для очень многих жизненных ситуаций — чтобы добраться до соседнего села, например, или для похода в магазин за едой, или чтобы Скорая помощь к дому подъехала, если у Абуладзе вдруг что-то серьёзное приключится…

— Это ясно, Григорий Васильевич, — отозвался Герман, — но вы же не хуже нас понимаете, что в Покаянии это не в лоб сказано, а метафорически.

— Понимаю — легко согласился Романов, — хорошо, перейдём на следующий уровень понимания. Храм это вообще-то понятие религиозно-теократическое, в советская идеология не приветствует религию, сами наверно знаете… но хорошо, не будем в это упираться и рассмотрим проблему более широко. Зачем нужен храм? Правильно, чтобы молиться. То есть вся философия фильма сводится к тому, что надо как можно чаще и как можно усерднее возносить свои просьбы к верховному существу… на небе или где уж оно там. Правильно?

— Это вы уж слишком, — осторожно возразил Климов, а Соловьев добавил, — выходит, Покаяние опять положат на полку?

— Ни в коем случае, — резко ответил Романов, — выпустим в прокат, но в сильно ограниченный. С одновременной кампанией в прессе... чем меня так раздражило это кино, хотите узнать?

Режиссеры покивали.

— Нельзя идти в будущее на базе очернения прошлого, мировой опыт показывает, что это тупиковая версия.

— Почему же нельзя, — смело возразил Герман, — советская власть в 20-е годы только и делала, что сбрасывала с парохода современности былых классиков. Про то, что она говорила про царский режим, я уж промолчу.

— Вы правы, — с трудом начал подбирать слова Романов, — с одной стороны, но ведь вы знаете и то, что уже в тридцатые годы сбрасывание с пароходов прекратилось, а эмигранты потянулись обратно в СССР. И с царским режимом начали обходиться гораздо вежливее — фильм «Александр Невский» вспомните или «Иван Грозный». Я к чему всё это говорю — тема разоблачения культа личности конечно весьма привлекательна в выразительном плане, но это обоюдоострый клинок, запросто можно и свои руки порезать в кровь…

— Вы хотели набросать план развития советского кино, — тихо напомнил Элем Климов.

— Точно, — сел на своё место Романов, — извините, отвлёкся на Покаяние. Итак… конкретно вы, Элем Германович, больше не снимете ни одной картины, сначала некогда будет, сплошное руководство союзом, а потом вдохновение кончится… так же, как и деньги. У вас, Алексей Юрьевич, — повернулся он к Герману, — в течение 20 ближайших лет выйдет ровно две картины, одна будет про кровавый сталинский террор, вторая — экранизация братьев Стругацких.

— А вот у вас, Сергей Александрович, — остановил свой взгляд на Соловьеве, — судьба сложится гораздо удачнее — будете выпускать в среднем один фильм в два года. Молодёжной в основном тематики. Первые, снятые до конца 80-х, будут популярны, ну а далее всё будет грустнее.

— Теперь два слова про общую картину в советском кино… в ближайшие годы популярны будут два направления — разоблачение культа личности, раз, и все прочие запретные для СССР темы, два. Наркомания, проституция, секс, красивая жизнь под модную музыку, красивые наряды — всё это хлынет на экраны бурным потоком. А в 90-х годах как-то разом закончатся деньги где-то одновременно с Госкино и цензурой, и народ будет снимать абсолютно невразумительные вещи. Знаменитые артисты будут участвовать в сомнительных шоу на телевидении, чтобы заработать хотя бы на еду. Если совсем уже коротко, то приличных фильмов, которые хочется пересмотреть, в последующие 15 лет будет очень мало… если не сказать, что их совсем не будет.

— Какую-то страшную картину вы нарисовали, Григорий Васильевич, — раскрыл рот Соловьев, — но мне в любом случае приятно, что меня вы выделили в лучшую сторону. По крайней мере на зарубежные фестивали поезжу.

— Не обольщайтесь, Сергей Александрович, — скоро поездки за границу перестанут быть наградой, все смогут ездить, куда захотят… если денег наберут на поездку, конечно.

— И что же, — задал наболевший вопрос Климов, — всё это произойдёт из-за решений нашего съезда?

— Не всё, конечно, — ответил Романов, — но свой вклад в развал страны ваш съезд внесёт обязательно… и очень немаленький вклад.

— Кто виноват, вы нарисовали, — сказал Герман, — теперь остался второй извечный вопрос нашей интеллигенции — что делать?

— Не знаю, — честно признался Романов, — но будьте уверены, что второго, равно как и третьего Покаяния не будет. Китайцы придумали чеканную формулировку про Мао, не слышали?

— Нет, расскажите, Григорий Васильевич, — попросил Климов.

— У них же тоже был культ личности, причём покруче нашего, только в Культурную революцию сгинуло под десять миллионов, и это не считая умерших от голода. Так вот формулировка такая — «Мао это на 70 процентов хорошо и на 30 процентов плохо». И все на этом, никакого топтания на костях предков.

Глава 23. Коминтерн и торговля

Коминтерн

Гришин поручил Романову разобраться с финансированием зарубежных друзей Советского Союза, а тот вызвал к себе на дачу в Горках-9 Пономарёва, руководившего этими процессами. Раньше тут жил Хрущев, потом некоторое время Суслов, а теперь по распределению администрации это одноэтажное строение на берегу Истры отошло Романову.

Пономарёв руководил Международным отделом ЦК с 57 года, в его обязанности входило руководство и поддержание различных связей, в том числе финансовых, с коммунистическими, рабочими и просто левыми партиями на всех континентах.

— Хорошая погода сегодня, Борис Николаевич, — сказал ему при встрече Романов, — как здоровье, как семья.

— Спасибо, неплохо, — не стал вдаваться в подробности тот, хотя какое, если вдуматься, может быть хорошее здоровье в восемьдесят лет. — Давайте сразу к делу.

— К делу, так к делу, — вздохнул Романов, — выкладывайте ведомость.

Он предварительно попросил Пономарёва захватить с собой записи того, сколько, когда и кому передавалось денежных средств из спецфонда ЦК. И в каких целях.

— Пожалуйста, Григорий Васильевич, — раскрыл тот папочку, — это за последние десять лет, а это отдельно за прошлый год, — разложил он два сиротливых листочка.

— Так-так-так, — взял в руки первый лист Романов, — за 1975 тире 1984 год нами передано в руки руководителей коммунистических и рабочих партий…

— И еще левых партий и организаций стран Третьего мира, — дополнил Пономарёв, — там у них в Третьем мире очень сложно с ориентацией, поэтому они и выделены в отдельный столбик.

— Хм… — закашлялся Романов, — ладно, пусть будет так — передано двести двенадцать миллионов долларов США. А в 1984 году эта сумма составила двадцать два с половиной миллиона.

Тут он уставился в одну строчку на первом листке, подумал некоторое время и спросил:

— А что, и Бокасса тоже нашу помощь получал?

— Бокасса-Бокассса, — начал припоминать Пономарёв, — а, президент Центральной Африки — да, некоторое время мы финансировали его борьбу с французскими колонизаторами. А что с ним не так?

— Он же людоед, — ответил Романов, — своих политических оппонентов употреблял в пищу.

— Да, факт прискорбный, — согласился Пономарёв, — но не ошибается тот, кто ничего не делает. Мы давно исправили свою ошибку, никакой помощи ЦАР мы не выдаём уже пять лет.