Виктория - значит Победа. Каждому по делам его (СИ) - Кальк Салма - Страница 5

— Располагайтесь, виконт, — кивнула я ему на свободный стул, а люди мои понятливые уже несли прибор и наливали в чашку арро.

— Что ещё случилось вчера у Монгранов, когда мы отбыли? — поинтересовался Гвискар у графа.

— Абсолютно ничего. Самым приметным событием вечера была наша беседа с Фрейсине, — покачал головой граф.

— И что же из этой беседы стало достоянием слухов и сплетен? — спросил виконт.

— Сдаётся мне, ничего, — граф смотрел на него внимательно. — Не успели расслышать и понять, господин герцог ушёл слишком быстро. Все подумали, что у него какое-то дело к Викторьенн — купить вина или продовольствия, и они не сошлись в условиях.

— Так и есть, не сошлись, — качаю головой. — И как объяснить, что не сойдёмся, я не понимаю. Как мирно объяснить.

— А если не мирно? — подмигивает виконт.

— Но что потом? — хмурится господин граф.

— А это будет потом, — отмахиваюсь.

Сегодня мне кажется, что я всесильна, и мне по плечу любое дело. Скорее всего, это не так, но сегодня я не желаю думать иначе.

— Что ж, значит, сейчас я расскажу вам о том, что изменилось со вчерашнего вечера, — говорит граф, глядя на нас обоих. — Потому что господин герцог навестил меня сегодня ранним утром.

2. Неправильно и ненормально

Мы загружаемся в мой кабинет втроём — господин граф, Гвискар и я, и на нас тревожно смотрят господин Фабиан, Шарло и Камилла. Но я улыбаюсь и говорю — всё, мол, в порядке, ничего срочного и особенного, а если вдруг — ну, я скажу.

Дверь запираем все разом — каждый кинул на неё что-то своё, и рассмеялись хором.

— Эмиль, ваши тоже везде суют свои магически одарённые носы? — спросил господин граф.

— А как же, — усмехнулся Гвискар. — Если бы не совали — было бы значительно хуже, я считаю.

— Верно, — согласился граф. — Юношество без тяги к познанию печально, потому что нас всех тогда ждёт невесёлое будущее. Но вернёмся же к настоящему. Сегодня на рассвете меня посетил известный нам всем герцог Фрейсине и настоятельно просил принять и выслушать.

— И вы приняли, — кивнула я.

— Конечно, у меня нет никакой причины не принимать его. Опять же, любопытство свойственно не только юным, но и изрядно пожившим. Герцог уселся и начал с ходу излагать своё дело — понимаете ли, он желает взять в жёны некую вдовицу, но отчего-то эта вдовица вовсе не рада его предложению, а должна бы радоваться, как он считает. И он совершенно не понимает, отчего так. И не помогу ли я ему разобраться.

— А сказал-то как — как всегда говорит, или с уважением? — интересуюсь.

— В том и дело, Викторьенн, что с уважением, — усмехается господин граф.

Я задумалась — надо же, умеет с уважением. Или это ко мне можно без уважения, потому что кто я такая в сравнении с ним? Почти никто и звать никак. А господин граф — персона приметная, известная, и семья его мощна, и сам он многое сделал для обучения магически одарённого юношества, наверное, все придворные маги у него в Академии учились.

— И что же, вы помогли ему? — я прямо остро жалею, что не могла послушать всё это и посмотреть герцогу в его бесстыжие глаза.

— Я спросил, в чём причина поспешной, на мой взгляд, женитьбы. Что им движет, что он так торопится. Фрейсине завёл рассказ о слабом здоровье своего сына и опасениях, что, мол, некому будет оставить титул и владения, а это, знаете ли, непорядок. Припомнил, что у меня самого два сына, сказал, что ему бы тоже двоих, а лучше и троих. А на вопрос — чем же хороша именно госпожа де ла Шуэтт, вздохнул и сказал, что был весьма дружен с её отцом, и обещал ему позаботиться о дочери. А после сделал большую глупость, когда не поспешил жениться, едва ей исполнилось шестнадцать, но господин де ла Шуэтт успел первым. И теперь, когда она свободна, желает исполнить своё давнее намерение. Только отчего-то дама шарахается от него, будто он предлагает не честное замужество, но что-то непотребное, осуждаемое и церковью, и светом.

Мы с Гвискаром, не сговариваясь, переглянулись и рассмеялись. Потому что непотребное, осуждаемое и церковью, и светом. Но совершенно прекрасное.

Граф оглядел нас обоих. Всё понял, надо полагать.

— Господин граф, и что вы услышали в его словах на предмет лжи и правды? — я всё ещё смеюсь, но успокаиваюсь, увидев его серьёзный взгляд.

— Серединка на половинку, как вы говорите, Викторьенн. Частично правда, частично — ложь.

— И он не подумал, что вы поймёте?

— Он мало знает о магии. И не желает знать больше, а мог бы, и знать, и, может быть, использовать. Или настолько привык лгать по этому вопросу, что уже не задумывается. Что вы узнали о его делах с вашим отцом?

— Момент. Я сейчас вам это покажу.

Иду, снимаю наши защитные плетения… не снимаются. Точнее, снимаются, но не все. Я вляпываюсь можно сказать с разбега, потому что не ожидаю, и меня отбрасывает и корёжит, а потом соображаю, что Гвискар тоже приложил руку к защите. Точно, смертная сила.

Вдох, выдох, собраться, вспомнить, чему учил маркиз де Риньи. И снять те остатки, которые с первого раза показались неодолимыми.

Не вполне понятный звук сзади заставил обернуться, и я увидела взлетевшие брови и изумлённый взгляд Гвискара.

— Не показалось, — говорит он, качая головой.

— Понял, да? — строго говорит ему господин граф. — Чтобы пылинки с неё сдувал, ясно тебе?

— Но… как? Я видел… кое-что. И не понимал, как так можно. Впрочем, и сейчас не понимаю.

— Чудеса редки, а исключения возможны, — строго сказал господин граф.

— Но это же… неоспоримый факт, вы сами говорили нам, несмышлёным, что некромантия и остальные силы никак не стыкуются. И вся моя жизнь — тому подтверждение.

— Так и есть, — кивнул граф. — Но я же говорил, что на всякое правило найдётся исключение — если хорошенько поискать. И такое исключение мы сейчас видим перед собой. Ты понял, что об этом следует молчать?

— Господин граф, за кого вы меня принимаете? — укоризненно взглянул на него Гвискар. — Я всеми силами заинтересован в том, чтобы у госпожи де ла Шуэтт… у Викторьенн всё было хорошо. Я помогу ей всем, чем смогу, мои силы и возможности в её распоряжении. Я уже обещал ей помощь, а теперь… я просто сделаю для неё всё.

И так он это сказал, что… улыбка сама собой полезла на моё лицо. Я смотрела на него и не могла отвести взгляд. А он смотрел на меня. И тоже сиял улыбкой мне навстречу. И так продолжалось некоторое время…

— Идите, Викторьенн, за чем вы там шли, — ворчливый голос графа нарушил тишину и магию этого мига.

Я выдохнула, ещё раз улыбнулась Гвискару и убежала наверх. Чтобы совсем малое время спустя принести им шкатулку — ту самую, в которой лежали документы господина де Сен-Мишеля.

Гвискару я вчера разве что рассказала о факте шантажа, а с господином графом и вовсе пока не выпало случая поговорить о моей поездке — потому что праздники и дома у меня он по обычному расписанию не появляется. И теперь я просто достала письма Фрейсине и разложила перед обоими.

— Подлец бесчестный обыкновенный, — припечатал Гвискар. — И значит, с ним можно так же.

А господи граф посмотрел на меня.

— Викторьенн, вы помните ту бумагу, которую он вам показывал?

— Помню. Она написана этой же самой рукой, никак не рукой моего отца. Сам написал, сам показал. Я думаю, хотел заставить отца подписать, но отчего-то не вышло.

— Больше ничего? — граф строго взглянул на меня.

— Ничего.

— И что вы думали делать?

— Я думала рассказать ему, что я знаю о шантаже, и намекнуть, что не только я. Мы обсуждали этот вопрос с маркизом де Риньи, он, как сосед, отчасти в курсе истории.

— И что он? — живо отреагировал Гвискар.

— Рекомендовал не щадить Фрейсине нисколько. Пугать, давить, можно просто так, можно магически. Я подумала, что он снова явится сюда и мы поговорим, но он не захотел приходить сюда, а пришёл сначала к Монгранам, а потом к господину графу.

— Значит, и не будем щадить, — улыбнулся Гвискар, и было в той улыбке что-то зловещее.