Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную (СИ) - Лунная Арина - Страница 8

Марфа, обычно такая робкая, неожиданно приносит целую корзину толстых восковых свечей, пахнущих мёдом и ладаном.

— Они… для операционной, — шепчет она, и её голос звучит так тихо, что я едва различаю слова. Но её дрожащие, тенистые руки удивительно аккуратно расставляют свечи на подоконниках, и когда я зажигаю одну, её пламя не колышется, а горит ровно и спокойно, будто сама больница держит его.

Аптекарский сад, в котором я собираюсь отыскать нужные травы, давно зарос, но нужные растения всё ещё здесь. Надо только знать, где искать. Ромашку нахожу у восточной стены, где первые лучи солнца касаются земли по утрам. Её белые лепестки уже начинают закрываться на ночь, но я осторожно срезаю несколько цветков, вдыхая их горьковато-сладкий аромат.

Зверобой пробивается сквозь трещины в старой плитке, его жёлтые цветы похожи на крошечные солнца, упавшие на землю.

Кот, несмотря на все свои ворчания, ловко срезает крапиву своими длинными когтями.

В старой аптеке я раскладываю собранные травы на сушильных стеллажах. Точнее, на деревянных рамках, затянутых тонкой марлей. Воздух постепенно наполняется сложным букетом ароматов. Горьковатым, сладким, терпким.

Мартин тем временем ныряет в глубины огромного дубового шкафа и возвращается с коробкой, покрытой вековой пылью.

— Ой! Нашёл! — кричит он.

В коробке настоящие сокровища. Льняные бинты жёсткие от времени, но после кипячения они снова станут мягкими и податливыми.

Флаконы с маслами. Лавандовое, почти прозрачное, эвкалиптовое, с резким чистым запахом, и что-то тёмное, почти чёрное, с надписью «Только для ночных смен» на пожелтевшей этикетке. Блестящие инструменты, будто их только что протерли, хотя на их ручках выгравированы даты позапрошлого века.

Палата, которую мы готовили весь день, теперь не просто комната. Она ждёт. Свежие простыни, выстиранные и выглаженные, хотя я так и не поняла, кто и когда успел это сделать, аккуратно застелены на кровати.

На тумбочке стоит склянка с настойкой ромашки, а рядом лежат аккуратно свернутые бинты. У окна стоит та самая свеча. Её свет отражается в тёмном стекле, создавая иллюзию второго пламени где-то там, в ночи.

Я стою на пороге, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. Мои руки покрыты царапинами, в волосах наверняка полно паутины, а новое платье, простое, серое, найденное в одном из сундуков, уже испачкано в земле и ржавчине. Но я чувствую странное удовлетворение.

— Теперь мы готовы, — говорю я больше себе, чем другим.

Кот запрыгивает на подоконник, его гибкое тело изгибается, чтобы не задеть горящую свечу. Он смотрит в темноту за окном, его зрачки расширены, превратив глаза в два чёрных бездонных круга.

— Ты действительно веришь, что кто-то придёт? — спрашивает он, и в его голосе нет обычной насмешки, только любопытство.

Я не успеваю ответить, как где-то за стенами больницы раздаётся стон. Тихий, протяжный, полный боли. И ворота, которые я только что закрыла на засов, снова скрипят, открываясь сами по себе, будто невидимая рука толкает их из темноты.

Глава 11

Амелия

Я застываю на пороге палаты, когда этот звук прорезает ночную тишину. Это какой-то нечеловеческий стон, смешанный со скрипом ворот. Пальцы сами собой сжимают склянку с маслом лаванды так крепко, что стекло трещит под давлением.

— Они пришли. Пациенты. Они пришли⁈ — шепчет Марфа, и её тень внезапно становится четче, обретая контуры молодой женщины в старомодном медсестринском переднике.

Я бегу по коридору, и лампы, которые мы только что повесили, начинают раскачиваться, отбрасывая на стены прыгающие тени. Сердце колотится где-то в горле, но это не страх, а скорее странное предвкушение, как перед грозой, когда воздух наполнен электричеством.

Знакомая каменная тропинка и вот мы у ворот. Они вновь распахнуты настежь, хотя я точно помню, что закрывала их.

На пороге, освещённый луной, лежит человек. Нет, это не просто человек. Его плащ с серебряной вышивкой разорван в клочья, а на груди алеет фамильный герб: «дракон, обвивающий меч». Риваль. Как Джонатан. Это кто-то из его рода, но ранее я еще никогда не встречала этого незнакомца.

— Он один из них, — выдыхаю я чуть хрипло, чувствуя, как во рту все мгновенно пересыхает.

Кот вцепляется когтями в мою юбку. Тянет на себя. Я слышу, как ткань слегка трещит под его натиском.

— Может, оставим его умирать? Будет меньше проблем, — шепчет он, но его голос звучит на полном серьезе.

Но я уже опускаюсь на колени рядом с незнакомцем. С трудом переворачиваю его на спину и тут же отшатываюсь. Его живот разорван чем-то когтистым, из раны сочится тёмная, почти чёрная кровь. Но страшнее другое. Края его раны пульсируют и шевелятся, будто заражённые какой-то нечистью.

— Это не обычная рваная рана, — Альберт внезапно появляется над нами. Его прозрачные руки проходят сквозь тело раненого, но он всё равно щурится, как настоящий врач. — Это ранение нанесено ему не в обычном бою. Скорее здесь есть что-то магическое. Возможно, заклинание или отравленный меч, так растерзал его плоть. Это будет разъедать его изнутри, пока он окончательно не….

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как по коже бегут мурашки.

— Мы можем ему помочь? Альберт, скажи, что ты знаешь, как можно ему помочь! — мой голос внезапно срывается на крик, против моей воли, а руки начинают подрагивать от охватившего меня ужаса.

Мартин возникает за спиной, заставляя меня вздрогнуть.

— Ой! Он не первый! Помните того купца в далеком прошлом, когда я был еще довольно молод? Мы его еще похоронили под яблоней!

Я смотрю на бледное лицо незнакомца. Высокие скулы, тёмные ресницы, уже влажные от предсмертного пота виски. Ему нет и тридцати лет. Вдруг его веки дёргаются, и мутные глаза фокусируются на мне.

— Ты… — его голос хриплый, будто пропахший дымом. — Ты, Лаврейн… Последняя из…

Он теряет сознание, а я сижу, ошеломлённая, чувствуя, как что-то внутри меня сжимается. Он знает, кто я. Знает мой род.

— Срочно тащим его внутрь! — вдруг говорю я, и мой голос звучит твёрже, чем я чувствую. — Марфа, кипяти воду. Альберт, мне нужны все твои медицинские книги. Кот…

— Я знаю, знаю, — кот вздыхает. — Крапива, зверобой и чёрное масло. Проклятые драконы всегда одинаковые и ничем не отличаются. В том числе и желанием искать приключения на свою…

— Прекрати! — ругаю его, и он тут же закатывает свой единственный нормальный глаз.

Мы несём нашего пациента по коридору. Он безумно тяжёлый, несмотря на худобу. Его кровь сочится сквозь пальцы, оставляя на полу тёмные капли, которые тут же впитываются в дерево, будто больница пьёт их. Когда мы укладываем его на кровать, простыни моментально пропитываются красным.

— Он не выживет. Не жилец. Это же видно, дорогая Амелия, — шепчет Марфа, но её руки уже уверенно режут бинты.

Я смотрю на его рану, которая пульсирует, как живая, и вдруг понимаю, что я не знаю, что делать. Все эти травы, настойки… они для обычных ран. Не для отравленной плоти.

И тогда я слышу голос. Не Альберта, не кота, а чей-то другой, женский. Глубокий и древний, будто само здание говорит со мной:

— Позволь своей крови смешаться с его.

Я даже не успеваю удивиться, потому что мои руки уже движутся сами. Я хватаю скальпель со столика, не понимая, как он здесь оказался, и делаю неглубокий надрез на ладони. Кровь. Моя кровь капает прямо в его рану, и…

Она шипит.

Дым поднимается от плоти, а рана вдруг перестаёт пульсировать. Незнакомец кричит от боли, его тело выгибается. Марфа прижимает его к кровати. Альберт крутится вокруг, не зная, чем может помочь, но я уже вижу, как края раны очищаются, и его кровь… она становится чище.

— Что… что ты сделала, Амелия⁈ — Альберт смотрит на меня с чем-то вроде ужаса. — Он же не жилец. Он должен был погибнуть. Он не мог…

Я смотрю на свою ладонь. Порез уже затягивается, будто его и не было.