Этюд на холме - Хилл Сьюзен "Susan Hil" - Страница 71

– Лучшая еда для человека.

Принесли бутылку кьянти, и рубиново-красное вино было разлито по огромным бокалам.

– Лучший напиток для человека, – Саймон поднял свой бокал навстречу ей, улыбнувшись своей обезоруживающей, необычайной улыбкой. Ресторан был полон, но они были одни – здесь, в Лаффертоне, во всем мире. «Это и есть счастье, – сказала себе Фрея, – вот это, сейчас. Возможно, я никогда не знала, что это такое, до этого момента».

И они говорили, как и тем вечером в его квартире, заполняя все больше пробелов, что оставили тогда, все больше узнавая о жизни друг друга, обсуждали поездку Саймона в Италию и приготовления к будущей выставке, немного хор – но он не любил петь, не интересовался музыкой, любил тишину; о крикете, в который он играл в полицейской команде и еще в загородном доме своей матери; еще о его детстве, впечатления от которого, как показалось Фрее, он до сих пор пытался объяснить сам себе, а не только ей; то, что он был одним из тройняшек, причем тем, кто отличался, казалось ему скорее занятным фактом, чем проблемой. Они перешли к ее детству, потом к работе в Лондоне, а потом к ее браку, по которому она слишком быстро пробежалась в прошлый раз; это было как с детством Саймона – ей надо было попытаться понять, что произошло, и объяснить это самой себе, и когда она сейчас с ним об этом разговаривала, ей казалось, что она даже начала делать это. Они поговорили о книгах – у них был похожий вкус в литературе, еде – он готовил, но, по его словам, не брезговал и кулинарией в «Теско»[17] – для благотворительных мероприятий Мэриэл. О работе они не говорили. Еда в ресторане была именно такой, как он и говорил, – приготовленной по старинке и совершенно немодной, из 1960-х, безупречно исполненной, безупречно свежей. Они проводили долгим ностальгическим взглядом проехавшую мимо них тележку с десертами – тирамису, трюфель с шерри, кофейный мусс с бренди, крем-брюле, шоколадные бисквиты, облитые золотым кремом, – но в конце концов пренебрегли ею в пользу двух капучино.

Ресторан пустел. Они сидели и разговаривали. Неожиданно в окна забарабанил дождь.

Саймон Серрэйлер поймал ее взгляд и удержал его.

– Спасибо за все, – сказал он и снова улыбнулся.

Фрея услышала голос Шэрон Медкалф в голове. «Боже, он разбил больше сердец, чем у меня было горячих ужинов». И веселое лицо Нейтана с тенью волнения за нее. «Не на ту лошадку ставите».

Она посмотрела на того, кто сидел за столом напротив нее. О нет, это точно та лошадка.

Саймон допил свой кофе.

– Тебе же нравится Лаффертон, верно?

– Очень. Мне нужно было переехать сюда гораздо раньше. И мне повезло так быстро найти тут друзей, повезло с людьми на работе. Повезло.

– Извини, что испоганил все этой операцией по наркотикам.

Она просто махнула рукой. Но потом, всего на секунду, очнулась от своего радостного восторженного транса и вспомнила о других людях, о том, что она обязана была для них сделать.

– Только одна вещь, сэр, хотя это работа, и если вы не хотели бы сейчас…

– Нет, все нормально. И здесь я для тебя Саймон.

Она почувствовала, как краснеет. «Соберись, – сказала она себе, – соберись».

– Меня не устраивает, что дело о пропавших людях ушло на второй план.

Серрэйлер вздохнул.

– Я знаю, я понимаю, как много ты в него вложила, но босс очень внимательно посмотрел материалы и выразился предельно ясно. Я не смог найти достойной причины, чтобы спорить с ним. Обращения к гражданам дали катастрофически мало, и у нас нет никаких доказательств преступления. Без этого мы просто не можем продолжать держать это дело в высоком приоритете. Ты это знаешь. Мы и так ужасно много сил на него бросили, знаешь ли.

– Даже предполагая, что эти женщины были убиты?

– Но у нас нет причин предполагать это.

– Что-то случилось. Они не исчезли добровольно. Я просто знаю это. В том числе и велосипедист, и, раз уж зашел этот разговор, собака Джима Уильямса.

– Пожалуй, не стоит приплетать сюда собаку.

– Здесь что-то есть… Я знаю, что здесь что-то есть. – Она расколола кубик сахара на скатерти чайной ложкой на мелкие кусочки. – Ну же, вы согласны со мной, это же правда.

Саймон покачал головой.

– Может быть. Но наша с тобой интуиция никак не…

– …оправдывает трату ресурсов. Боже, ненавижу это слово.

– Какое? «Ресурсы»?

– Почему бы нам обоим не произнести то, что мы имеем в виду, то есть деньги. Все сводится к деньгам. Человеческие жизни сводятся к деньгам.

– Нет. Самое крохотное свидетельство того, что кому-то из этих людей был причинен вред, – и мы возобновим всю работу и бросим все силы, что у нас есть, на это.

– Тогда я вернусь к перебиранию своих жалких крох.

Официант демонстративно смахивал несуществующие крошки со стола рядом с ними.

– Господи, мы последние. Сколько сейчас времени?

Саймон рассмеялся.

– Двадцать минут первого.

Фрея потянулась к сумке, но он уже поднялся на ноги, и Джованни подошел к нему, протягивая счет. Они разобрались быстро и без заминок. Он делал это множество раз. Он был здесь множество раз. Кто? Когда? Как много?..

«Остановись. Это неважно. Ты здесь, сейчас».

– Я провожу тебя до стоянки такси на площади.

– Не надо, это недалеко, вы почти на пороге собственного дома.

Они вышли на узкую улочку и сразу же услышали, как на двери ресторана опустилась щеколда.

– Мне кажется, мы злоупотребили гостеприимством, – сказала Фрея. – Послушайте, я прекрасно дойду сама.

– Не в это время суток, даже в Лаффертоне.

– У меня были ночные патрули в самых нехороших районах Лондона.

– Забудь о том, что ты коп. Думай о себе как о молодой, привлекательной, а следовательно, уязвимой женщине.

Вот оно. Совсем близко. Вот и все.

Они подошли к пустой городской площади. На стоянке в дальнем ее конце стояла пара машин такси, обе пустые, но, как только они приблизились, появился водитель.

– Как из воздуха, – сказал Саймон. – Они точно прячутся в норы под землей, чтобы согреться.

По площади навстречу им пронесся порыв ветра. Фрея поправила шарф на своей шее.

А потом все закончилось. Двигатель завелся, Саймон открыл дверь такси и захлопнул ее за ней так быстро, что свои благодарности она пробубнила, когда они уже отъезжали. Она посмотрела назад и увидела, как он быстро поднял руку, а потом пошел прочь в сторону собора и своей квартиры. Она вернулась с небес на землю, на заднее сиденье такси, в котором пахло холодной кожей и дымом множества сигарет. Он не наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, взять ее за плечо, не сделал ничего, только еще раз улыбнулся, пожелал спокойной ночи и посадил ее в такси. Но это ощущение продлилось только до тех пор, пока она не зашла в свой дом и не включила свет. Здесь все еще было уютно и тепло. Она села на диван и вспомнила каждую секунду этого вечера, каждое слово, которое он сказал, каждый взгляд, которым он ее одарил, каждый нюанс каждого момента, и когда она легла в постель, то не смогла заснуть, и поэтому решила вспомнить все это снова.

Лишь на следующее утро она вспомнила тот вечер, когда стояла в темном углу здания и смотрела, как он приехал на машине с миниатюрной женщиной в легком плаще и проводил ее, обнимая за плечи, к ее машине.

«Джованни, – подумала она сразу, – они были у Джованни».

Она прошла пешком всю дорогу до работы. Это заняло у нее сорок минут, и ветер был такой ледяной, что Фрея почти не чувствовала своего лица, когда вошла в двери офиса. Констебль Нейтан Коутс двинулся к ней через всю комнату, как только заметил.

– Думал, вы никогда не придете, сержант.

– Что такое?

– Пожилая женщина пропала. Соседка сообщила, что она вышла из дома где-то около шести вечера, пешком… и не возвращалась всю ночь.

Фрея сняла пальто и шарф и повесила на спинку своего стула.

– Продолжай.