Бродник (СИ) - Старый Денис - Страница 5

— Чего ты хотел? — спросил я, нарочно отворачиваясь в сторону, чтобы не смотреть на Танаис.

— День клонится к закату. Дозволь остаться с вами! — спросил Глеб.

— Добро! Здесь пока оставайтесь. Нечего куда-то уходить в ночь. Мы подвезём вам одну из… нет, не одну, а три кибитки — крытые телеги, которые наверняка будут вам знакомы. В них переночуете, — сказал я.

— Госпоже отдельную! — сказала женщина в годах на ломанном русском языке.

— Пойдите по лесу, может найдете добрые дома! — усмехнулся я.

— Невежда, — тихо пробурчала Танаис.

Я сделал вид, что не услышал. Вступать в дискуссию? Нет, не стоит.

Потом еще раз приказал смотреть за пришлыми. При этом сменил главного соглядатая.

Думал сперва кому-то другому поручить такое дело. Но не смог с собой совладать и всё-таки назначил генуэзца. В связи с тем, что у него любовь с Любавой, он менее опасен для строптивой красотки.

И вот, как так получается, что умом я прекрасно понимаю, что со мной происходит, но всё равно же думаю несколькими иными частями своего тела. Впрочем, назначение Лучано особо не противоречит и разуму.

Ну а дальше я и сам пошёл работать, как и все те, кто был со мной в поиске потенциальной угрозы, оказавшейся строптивой девицей в кожанных штанах. Труд — он ведь всегда сближает людей, а еще и выбивает всякие мысли. И пусть, несомненно, должны последовать хоть какие-то репрессии (без реакции оставлять бунт нельзя), но люди должны видеть справедливость, а не моё барское отношение к ним. И не боюсь я ручки замарать.

А вот то, что за полдня мы сможем повалить столько деревьев, сколько пойдут на строительство ещё одного дома, — это вдохновляет.

— Власта выгнать из дома. Пусть строит себе и своей жене шалаш. На сегодня лишить еды. Будет артачится — выгнать! Акулина… — сказал я и увидел, как напрягся Мстивой. — Пусть с повинной придет и поклянется богам, что не станет более перечить мне. Ну а не будет этого, то и ты, Мстивой, отвечать за свою жену станешь.

Вот и приходится раскручивать маховик репрессий.

— Можно прийти к тебе ночью? — спросила Беляна, пряча глаза.

Я остановился. Неожиданно прозвучал вопрос в спину. Посмотрел в сторону, где, за деревьями, у холма, располагались и осваивались до крайней степени странная компашка из половцев.

— Да, приходи! — сказал я.

Лучше Беляна в руках, чем Танаис в мечтах. Может получится дурь выбить из себя. А то уйдут завтра половцы, а впечатления у меня останутся.

От автора:

Мою семью уничтожили, а меня сбросили в другой мир.

Но я ещё вернусь, и совсем не за прощением.

Я иду за местью.

https://author.today/reader/504002

Глава 3

Холм у поселения.

5 января 1238 года.

Беглецы укладывались спать. Даже Танаис, обычно скрывающая свою усталость, и то беззастенчиво зевала и с нетерпением смотрела, как верная служанка Карима выстилала в кибитке шкуры и шерстяные ткани.

— Ну? Дочка? Как ты? — спросил Глеб Вышатович свою воспитанницу.

— Не называй меня так! Ты роняешь мое благородное рождение! — сказала девушка, высоко подняв нос к верху.

— Передо мной не будь гонорливой! — потребовал Глеб.

Танаис тут же сжалась. Устала она, да и действительно, перед кем кичиться своим происхождением? Тем более, что Орды, которой отец Танаис был первым беком, советником хана, больше нет, почти все убиты, а кто остался в живых пошли на службу к монголам. Убита, а до того осквернена, мать Танаис, благородная дочь ближнего боярина князя Олега Игоревича Курского.

Мать некогда была отдана замуж за благородного представителя Орды, причем принявшего христианство и бывшего так же наполовину русичем. Так что Танаис воспитывалась скорее в русской, христианской, традиции, чем была дочерью Степи.

Впрочем, это же как посмотреть. В седле девчонка сидела не хуже лучших всадников Орды Бирюка, из лука стреляла получше иных. Вот только у Танаис лук был несколько облегченный, все же силы ей недоставало для полноценного использования кипчацкого лука. Но она и со своим оружием не была безобидной.

— Мы должны уходить, — постаралась строго и решительно сказать Танаис. — Может в Курске найдем себя, или у кипчаков, что на Днепре и еще не разорены монголами.

— С чего бы нам уходить? Я от этих изгоев опасности не чую. Да и разве ты не заметила, как на тебя смотрел этот… головной их, Ратмир? — усмехнулся Глеб Вышатович.

— Так что, подложить меня под него хочешь? Или не от этого я бегу? — сделала вид, что разъярилась Танаис.

Тут же, услышав лишь только часть разговора, встрепенулся Айрат — один из ближних воинов убитого хана Бурюка. Айрат был безнадёжно влюблён в Танаис и готов следовать за ней хоть на край света.

Часть воинов разбитой Орды решила примкнуть к другому половецкому роду, который сориентировался и перешёл на сторону захватчиков. Среди предателей были родичи Айрата. Но он решил последовать за Танаис.

— Он не посмеет тебе причинить боль. Я уже смог спросить его людей. Отроки охотно рассказывали, как он — Ратмир. А еще… Человек, который подобными очами зрит на тебя, не способен причинить боль. Да если бы они хотели, то сразу бы стреляли, да тебя в рабыни забрали бы, — спокойно говорил сотник Глеб.

— Да как ты смеешь? — взбеленилась Танаис, словно бы и не была уставшей. — Я бегу от рабства, и никогда не буду рабыней. И Ратмир мне этот… Я была готова его убить.

— Меня не обманывай! Я как-никак родной дядька тебе и растил с мальства, — сказал Глеб Вышатович.

Танаис же продолжала пилить взглядом родного брата своей матери.

Некогда Глеб приехал в Орду Бурюка проведать свою сестру Елену, вышедшую замуж за славного бека Орды. Ну и влюбился Глеб Вышатович в кипчацкую девушку. Страсть была всепоглощающая, любовь, которую некоторые половцы ставили в пример жениху и невесте.

Но она умерла потом при родах, как и ребенок… Глеб же остался в Орде рядом с сестрой и племянницей, тем более что к этому времени уже произошли изменения в Курске и власть снова, как это часто бывало в русских княжествах, сменилась.

— Давайте спать! — сказала Танаис, поглядывая в сторону Айрата.

Он ей вроде бы и нравился, а может и нет. Или да? Парень-то достойный. И рода благородного… Ну бывшего благородным до того, как не произошло предательство. Но то, что девушка побаивалась Айрата — точно. Он был ревнивый, и не приведи Господь, еще услышит и поймет на что намекает дядька Глеб.

Ведь это именно Айрат освободил от пут Танаис, когда ее собирались насильно выдать замуж за одного из представителей перешедших на сторону завоевателей родов. И монголы и кипчаки пробовали сохранить хотя бы видимость законности происходящего. Так что через Танаис предатели собирались легально завладеть богатствами ее отца, убитого.

Да и красавицей она была и остается. Так что всем завидная невеста. Кроме только что нрава своего вольного. Вот и сбежала, куда глаза глядят. Сорвались тогда в ночи, и в путь.

— Нам было бы хорошо переждать время вот в таком захолустье, но чтобы иметь возможность уйти в любой момент. Появляться в Ширукане или еще где на больших стойбищах то же опасно. Тебя захотят взять в жены, но это будут не благородные беки, ибо за тобой уже не стоит отец и сильная Орда. Так что, дочка, тебе решать… Норов только свой убавь! — сказал Глеб, подошел, три раза поцеловал в щеки свою племянницу. — Черна ты в батюшку своего, но иная красота вся в матушку. Смотрю на тебя и словно с Еленой вижусь.

Старый воин резко отвернулся и пошел к кибитке, которую выделили ему с другими бойцами, что сбежали от предателей Орды Бирюка. Отвернулся, чтобы не было видно слез мужчины. Нельзя ему показывать свою слабость.

Он хотел было еще раз объяснить, в каком положении они находятся. Но… Не стал. И так понятно, что нет серебра, у них у каждого только по одному коню, ну и всего одна телега, где хранится очень скудный скарб, состоящий в основном из оружия. Нет еды, нет четкого понимания, что делать.