Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий - Страница 51

В остальном всё было тем же, что и раньше. Те же узкие и грязные улицы, те же покосившиеся заборы, то же здание магазина и бетонный навес автобусной остановки. Только деревья вымахали и кусты разрослись.

— Здесь и двадцать лет назад всё так же было, — усмехнулся Кукуша, — и тридцать, и пятьдесят.

— Заповедник, — согласился я.

Мы медленно ехали по переулкам. Направление движения, в отличие от домов, поменялось. Появились участки с односторонним и лежачие полицейские.

— А вон там налево, — показал я.

С последнего раза, когда я был здесь, прошло не так уж и много времени. Месяца три, может, быть.

— Останови у того дома, — показал я на крашенный голубой краской забор.

Машина остановилась, но выходить я не торопился. Мы посидели несколько минут, наблюдая за улицей. Ничего не происходило. Прохожих не было, царили покой и умиротворение.

— Ладно, — кивнул я. — Пойдём, глянем. У тебя пушка с собой?

— Нет, — насторожился Кукуша. — Ты же не говорил…

— Хорошо, что не с собой. Я к тому, что незачем её возить постоянно. Мало ли что.

— Ну, да…

Мы подошли к калитке Калякинского дома. Было видно, что здесь давно никто не жил. Забор завалился, ворота просели, висячий замок на калитке весь проржавел. Травища перед калиткой была по пояс. Сухая, жёсткая.

— Зайти хочешь? — уточнил Кукуша.

— Да, я б зашёл, — кивнул я.

— Щас…

Он вернулся к машине и через минуту принёс монтировку. Просунул её в проушину замка, огляделся по сторонам и резко надавил. Ломанул. Дужка хрустнула и замок глухо упал в траву. Кукуша рванул на себя калитку, и она поддалась. Открылась, правда не полностью, наполовину. Мы пролезли в открывшийся проём и оказались во дворе. Здесь царило запустенье. Весь двор порос травой и кустарником. Не видно было ни дорожки, ни крыльца. Дом стоял в глубине участка, но пройти к нему сейчас было просто невозможно.

За домом виднелись баня, сарай, дровник. Видеть двор, где я бывал и проводил время в окружении близких друзей в таком виде, было печально.

— Давай зайдём в гараж, — предложил я.

Он был ближе всего к нам, и растительность тут была не слишком густой. Я пробрался к воротам и потянул за ручку. Деревянная створка скрипнула и поддалась, приоткрылась. Из-за всех этих джунглей открыть ворота широко не получилось, но чтобы пройти, места было достаточно. Мы пробрались внутрь.

Я щёлкнул выключателем, электричества не было. Тогда я посветил фонариком. В гараже было темно. Кукуша тоже включил фонарик на телефоне. Машина стояла здесь. Она была закрыта чехлом. Пыльным, грязным, затянутым паутиной и плесенью. Я приподнял чехол и увидел знакомый бампер. Это был тот самый Калякинский «Мустанг».

Я продрался вдоль машины в заднюю часть гаража. Посветил и увидел металлический стеллаж. На нём стояли коробки. А рядом с коробками прямо на полках лежали папки с бумагами.

— Ни хрена себе! — удивился я.

— Чего там?

— Да сам не пойму… Неужели материалы? По ходу дела старые… Чёт много…

Я продвинулся дальше и увидел, что весь пол между стеллажом и багажником машины был завален бумагами. Кукуша протиснулся ко мне и посветил фонариком.

— Да, хрен мы в такой темноте разберём, что к чему, — сказал он. — Надо с генератором приезжать…

— Это вряд ли, — послышался резкий голос от гаражных ворот и раздался короткий щелчок.

И тут же три раза лязгнул затвор посылая в нашу сторону раскалённых пчёл. Пык-пык-пык, влипли они во влажную картонную коробку.

— На пол! — крикнул я и толкнул Кукушу, и в этот момент затвор лязгнул ещё раз.

Кукуша коротко вскрикнул и рухнул на бумаги.

20. Кажется мы встали на верную дорожку

Пистолет был явно с глушителем. И если это не было засадой, то чем это тогда было? А если это была засада, то кто предупредил о нашем возможном прибытии? Краб? Почему бы и нет, конечно, но это бы означало охренеть какую степень его вовлечённости и информированности, что само по себе было маловероятным…

Кто ещё? Кто-то тупо мог сесть нам на хвост, выследить и, воспользовавшись моментом, напасть. Место вполне подходящее. Кто? Например, теоретически, Никитос мог прицепить мне хвост с приказом мочить. Только вот по какой причине? Потому что я поиздевался над его сынком и посидел в винном баре с его бывшей женой?

С таким же успехом можно было представить и рептилоидов, выслеживающих и уничтожающих всех, кому открыл правду Глитч, и даже что похуже…

— Подъём! — прозвучало от ворот, и человек начал медленно пробираться вдоль борта машины. — Вставайте, поцы.

Кукуша был живым. Он шевельнулся, повернул голову и посмотрел на меня. Я лежал рядом. Но теперь, когда услышал шаги, чуть прополз вдоль борта и попытался рассмотреть, кто там и сколько их.

Посветил телефоном. Кажется, киллер был один. В темноте гаража я смог распознать кроссовки и джинсы. Ноги медленно перемещались в сторону стеллажа.

— Так! — продолжил ассасин странным дрожащим голосом. — Поднимаемся. Медленно и аккуратно. Одно неверное движение и вам конец. Мозги пойдут навылет! Крупный и старый, не умирай, я тебя едва задела! Давайте, оба! Подъём, нахрен!

Ну, конечно! Голос был женским! И не просто женским, а… блин… немолодым, мягко говоря. Дребезжащим, но низким, басовитым.

— Да ну тя нахер! — с чувством воскликнул Кукуша и пополз ко мне.

— Я не советую! — усмехнулась тётка и шарахнула в потолок так, что отвалившийся кусок штукатурки рухнул прямо ему на голову и заставил крякнуть.

— Ты кто такая? — спросил я.

— Вопросы здесь я задаю, — сердито ответила она и послала на меня бетонные брызги из стены. — И шутить я вам совсем не советую. Стреляю я так, что в полной темноте воробью в жопу через глаз попадаю, ясно?

— Чего-чего⁈ — обалдел я. — Воробью в жопу через глаз? А не на лету, случайно?

Она замолчала и остановилась. Замерла, как вкопанная. Повисла пауза.

— Роза, только не говори, что это ты! — крикнул я.

— И что мне тогда сказать, малолетний тупица? — подозрительно спросила бабушка-киллер. — И кто ты такой, мелкий засранец?

— Я встаю! — ответил я. — Я чистый. Ствола нет. У товарища тоже! И не вздумай шмальнуть, Роза! Я тебе не летящий в чёрной ночи воробей. Зачем ты подстрелила человека? Это же жесть!

— Сначала ответь, кто ты? Ты слишком желторот, чтобы быть со мной знакомым в прошлой жизни.

— Это племяш Бешеного! — воскликнул Кукуша.

— Дерьмо! — тут же обрубила Роза и обрушила на него ещё немного потолка. — Не было у него никаких племяшей. Он детдомовский.

— С хера ли это? — удивился я. — Какой ещё детдомовский?

— Даже, если не так, какая разница? Всё равно!

— Ты можешь включить свет? — спросил я.

— Нет света, — отрезала она.

— А как же ты здесь живёшь без света? — спросил я и медленно поднял руки, пытаясь разглядеть Розу. — Это сколько тебе? Семьдесят или шестьдесят пять?

— Понятно, почему она в меня попала, — бросил Кукуша. — В таком-то возрасте уже ничего не видит.

— Я тебе сейчас рикошетом зуб выбью! — аргументировала Роза.

— Дядя Слава, куда она попала?

— В руку, племянник, — ответила Роза. — Чуть царапнула. Ты лучше скажи, не дохера ли у тебя дядек?

— Двое пока.

— Ладно, чего припёрлись, говорите!

— Посмотреть, чего Эдик после себя оставил, — ответил я.

— Э! Ты поаккуратней. Для тебя Эдуард Степанович, ясно?

Роза была своенравной и неприступной возлюбленной Эдуарда Калякина. Спортсменка, многократная чемпионка по стрельбе, обладатель всех возможных титулов и званий. Работала тренером в ЦСКА и парней так дрючила, что они все мечтали, чтоб она под танк попала.

Грубая и резкая мужичка, как её называли многие товарищи Эдика, похитила его сердце и сделала рабом лампы, похлеще Хоттабыча. За Калякиным бегали такие красотки, такие зайки и ляльки, что все парни исходили слюной.

А он, как полный дурак, врюхался в свою Розу-занозу и позволял себе поглядывать на другие сексуальные раздражители лишь в периоды жутких скандалов либо в попытках вырваться из этого чудовищного плена. А ругачек, расставаний и бурных примирений у них с Розой было дохрена и больше.