В гнезде "Пересмешника" (СИ) - Март Артём - Страница 38

Спустившись, поспешили к нам.

Первым шёл невысокий, жилистый боец. Он шёл энергично и быстро. Из-за плеча его выглядывал длинный стройный ствол снайперской винтовки Драгунова.

Боец, увидев меня, на миг замедлил свой пружинистый шаг. Но почти сразу возобновил его.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, — солдат снял с головы капюшон плащ-палатки.

Я не выдал удивления.

Это был Алим Канджиев.

«Алимка, — подумалось мне, — как же ты умудрился здесь оказаться? Как же покинул Шамабад и Границу, которую так умело и охотно понимал?»

— Сержант Алим Канджиев, — отрапортовал он Мухе, косясь на меня тёмным глазом. — Командир второго отделения стрелков.

— Не самый удобный пост тебе твой командир подобрал, Саша, — сказал Алим и передал мне кружку горячего чая.

Заходили сумерки.

Солнце скрылось за гребнем огромной горы, погрузив большую часть Когтя в полутьму. Однако четверть Каменного Мешка ещё купалась в красноватых, закатных лучах. Каменные глыбы долины отбрасывали необычные, красивые тени.

И всё же большой полог тени медленно полз по Мешку, словно бы укрывая его тёмно-серым одеялом.

Ветер, казалось, ни на секунду не прекращал бросать в нас свои холодные, зябкие порывы. Я посильнее закутался в плащ-палатку, защищая от них шею и лицо.

Канджиев примостил свою винтовку у большого валуна, за которым я прятался от ветра. Потом достал из-под мышки кусок овечьей шкурки. Расстелил на камне, уселся рядом.

— Ты б на холодном не сидел, — сказал он, отхлёбывая из своей кружки, — застудишься. Тут, на Вертушке, промерзнуть легко. Я постоянно своих ребят гоняю.

Я ничего не ответил Алиму. Лишь слегка приподнял бедро, чтобы он увидел, что я застелил своё место свёрнутым втрое спальным мешком.

Алим улыбнулся и довольно покивал.

— Ты умный человек, Саша, — сказал он с теплом в голосе. — Не то что некоторые.

— А я и не знал, что ты теперь в ММГ нашей служишь, — сказал я, стараясь пронзить взглядом тьму, окутавшую «Темняк».

Алим вздохнул.

— Тяжко было покидать Шамабад, — поднял он к порозовевшему небу своё скуластое лицо. — Ну да, делать было нечего. После того, как сначала Таран ушёл, а потом и тебя перевели, Шамабад стал другой.

— Другой? — спросил я.

— Новый начальник заставы пришёл, — грустно сказал Алим. — Молодой лейтенант по фамилии Березняк. Наша застава у него вторая. До того на какой-то другой замбоем был. А вот выдали ему новую.

— Ещё один?

— Угу… Прежний не прижился. Быстро перевёлся. Тяжело там, на Шамабаде.

— А что с новым?

— Сложный этот Березняк, хороший командир. Ответственный. Но сложный, не как Таран, — сказал Алим. — Сначала поссорился с ним Вакулин, потом Черепанов, а следом и Пуганьков. Да и… И как-то разбежались все. Перевелись кто-куда. Потом много кто из наших ребят рапорт в Афганистан написал. Ну и я тоже. Попал вот сюда.

— Граница тут не близко, — сказал я. — Не жалеешь?

— Шамабад, — Алим вздохнул. — Другой стал. Люди там теперь другие, и Шамабад тоже другой. Не наш.

— Шамабад — это люди, — согласился я, покивав. — Наш Шамабад мы с собой унесли. Сюда, в Афганистан. Теперь пусть застава будет домом другим парням.

— Пусть, — грустно сказал Алим и отпил чая.

— Кто-нибудь из наших с тобой тут служит?

Алим не ответил. Лишь поджал губы и отрицательно покачал головой.

Тогда и я тоже ничего ему не сказал.

Некоторое время сидели молча. Слушали, как в ущельях шумит ветер, как лижет он горные скалы и равнинные холмы.

— А ты чего здесь? — спросил Алим. — Ты ж теперь замкомвзвода. Тебе на часах стоять не положено.

— Не положено, — согласился я.

— Тогда чего ты тут?

— Смотрю, куда нам завтра путь держать, Алим.

— Путь будет сложный, — Алим посерьёзнел. Лицо его ожесточилось. — Но ночь тоже непростой.

— Душманы? — догадался я.

— Они самые. Нас не трогают. Когда-никогда лениво постреляют и всё тут. Знают, что мы крепко держим окрестности в руках. Что наши снайперы стреляют метко. А ещё — что мы дальше не пойдём. А вы — другое дело.

— Колонна бронемашин, — согласился я, — лакомый кусочек для духов. По нам сразу видать, что что-то шурави тут затеяли. Кто бы там ни сидел…

Я указал подбородком вдаль, в Темняк.

— Кто бы там ни сидел, он уже знает про то, что советские войска проявляют в ущелье странную, нетипичную активность.

— Потому и ожидаем мы, что ночью может быть бой. Или обстрел, — вздохнул Алим.

— Сдюжим, — сказал я.

— Сдюжим, — согласился Алим.

Снова посидели молча.

— Ну ладно. Пойду я, — сказал Алим. — У меня свой пост есть. Там, Уваров, небось, уже окоченел. Надо бы его…

Алим осекся. Уставился куда-то вдаль, в непроглядную черноту «Темняка».

Я не стал звать Алима. Сориентировался быстро. Понял — он что-то заметил.

Алим медленно поставил кружку на землю. Так же медленно потянулся к своей СВД.

Я уже понимал, что именно он видит.

Метрах в двухсот-трехсот от нас, между скал, у границ «Темняка», показалась едва заметная, но всё же совершенно явная для внимательного, натренированного глаза, чёрная фигура неизвестного человека.

Глава 20

— Ты видишь его? Вон там? — тихим, напряженным голосом спросил Канджиев.

— Вижу, — ответил я. — И что-то мне подсказывает, он нас тоже.

Канджиев поднял винтовку. Медленно, не спуская взгляда с неизвестного, зашел за камень, у которого мы сидели. Примостил СВД на его вершине.

— Ты знаешь, кто это такой? — спросил Канджиев, припадая к прицелу.

— Да. Стаканов мне рассказывал.

Я наблюдал за неизвестным. Боковым зрением видел, что Канджиев готовится стрелять. Потом услышал лязг перезаряжаемого затвора винтовки.

— Я не верю, что это Джинн, — сказал Канджиев. — Он…

Алим осекся, потому что со спины меня окликнули:

— Саня! — позвал вдруг Пчеловеев, спустившийся к нам с возвышенности, на которой стояла «Вертушка». — А ты где тут?

Алим на миг оторвался от прицела, чтобы посмотреть, кто к нам подобрался.

— Тихо… — прошипел я Пчеловееву, стараясь держать неизвестного в поле зрения.

Тень казалась и вовсе не живой. Да, она имела явные человеческие пропорции и очертания, но совершенно не двигалась. Сложно было сказать наверняка, но с такого расстояния казалось, что даже ветер, неутихающий на вершинах, никак не действует на незнакомца.

— Чего⁈ — удивился Пчеловеев, не расслышав моих слов. — Тебя Муха потерял!

— Тихо говорю, — на миг обернулся я.

Пчеловеев под моим взглядом просто остолбенел. Лицо его сделалось растерянным и еще более удивленным.

— Ушел, — холодно сообщил Алим, снова оторвавшись от прицела.

Я поискал загадочную тень взглядом. Сначала казалось, она просто слилась с местностью или темнотой. Но спустя мгновение мне стало ясно — ее и правда нет.

— Чего? — снова спросил Пчеловеев, — кто ушел?

Мы с Алимом не ответили пограничнику. Только переглянулись.

— Парни, вы чего? — Пчеловеев взглянул сначала на меня, потом на Алима. — Привидение, что ли, увидели?

— Мне казалось, ты не очень-то веришь во всю эту муть, — поморщился Муха.

В землянке, обустроенной предельно грубо и больше походившей на хижину, не было никакой мебели. Потому старший лейтенант уселся на деревянный, перевернутый кверху дном ящик.

— Сам же доказывал Стаканову, что нет тут ничего… Тьфу ты… Сверхъестественного… — добавил командир взвода.

В землянке было темно. Ни огня, ни осветительных приборов местный дозор не использовал. Даже в темноте. Пограничники ограничивались только двумя приборами ночного видения и парой громоздких ночных прицелов на все отделение.

Канджиев, сидевший у земляной, усиленной ободранными бревнами стенки, посильнее закутался в свою плащ-палатку.

— Я и не говорю, что тут было что-то сверхъестественное, командир, — покачал я головой. — Но факт остается фактом. За нами кто-то наблюдал. И описание этого кого-то младший лейтенант Бульбашов описал нам довольно точно.