Доспехи света (ЛП) - Фоллетт Кен - Страница 11

— Что будем читать?

— Давай про мальчика, который убил великана.

Она взяла тяжелый том и нашла семнадцатую главу Первой книги Царств.

Они возобновили работу, и Кит попытался читать. Ей приходилось помогать ему со всеми этими странными именами и многими непонятными словами. В детстве она сама просила объяснить, что такое «шесть локтей и пядь», и теперь смогла сказать Киту, что рост Голиафа был больше девяти футов

Пока они оба бились над словом «лик», в дом без стука вошел ректор.

Кит перестал читать, а Сэл встала.

— Это что еще? — спросил ректор. — Читаешь?

— Историю о Давиде и Голиафе, ректор, — ответила Сэл.

— Хм. Вы, методисты, вечно хотите сами читать Библию. Лучше бы слушали своего ректора.

Сейчас был не лучший момент вступать с ним в спор.

— Это единственная книга в доме, сэр, и я не думала, что от святого слова Божьего ребенку будет какой-то вред. Простите, если я поступила неправильно.

— Что ж, я здесь не за этим. — Он огляделся в поисках, куда бы присесть. Стульев в доме не было, так что он пододвинул трехногую табуретку. — Ты хочешь, чтобы Церковь дала тебе пособие для бедных.

Сэл не стала упоминать, что речь идет не о церковных деньгах. Ей нужно было изобразить смирение, иначе он мог отказать ей вовсе. На чиновника по надзору за бедными не было никакой управы, никого выше, к кому Сэл могла бы обратиться. Поэтому она опустила глаза и сказала:

— Да, прошу вас, ректор.

— Сколько ты платишь за аренду этого дома?

— Шесть пенсов в неделю, сэр.

— Эту оплату возьмет на себя приход.

«Значит, — подумала Сэл, — твоя первая забота — чтобы хозяин дома не лишился дохода». И все же стало легче оттого, что у них с Китом останется крыша над головой.

— Но ты хорошо зарабатываешь как пряха.

— Эймос Барроуфилд платит шиллинг за фунт спряденной шерсти, а я могу управиться с тремя фунтами в неделю, если не буду спать большую часть одной ночи.

— Итого три шиллинга, что составляет почти половину заработка батрака.

— Три восьмых, сэр, — поправила она. Округлять было опасно, когда каждая копейка на счету.

— Так, Киту пора начинать работать.

Сэл опешила.

— Ему шесть лет!

— Да, и скоро будет семь. Это обычный возраст, когда ребенок получает свою первую работу.

— Ему не будет семи до марта.

— До двадцать пятого марта. Я посмотрел дату в приходских книгах. Это уже скоро.

До этого было больше трех месяцев, а в шесть лет это большой срок. Но Сэл привела другое возражение:

— Какую работу он может делать? Сейчас зима — зимой никто не нанимает помощников.

— Нам в усадьбе нужен мальчик-чистильщик сапог.

Так вот в чем был план.

— Какую работу должен будет делать Кит?

— Он научится, разумеется, чистить сапоги до блеска. И выполнять подобные поручения: точить ножи, носить дрова, выносить ночные горшки, все в таком духе.

Сэл посмотрела на Кита, который сидел и слушал, широко раскрыв глаза. Он был таким маленьким и беззащитным, что ей захотелось плакать. Но ректор был прав: ему почти пришла пора идти на работу.

— Ему будет полезно научиться вести себя в доме сквайра, — добавил ректор. — Возможно, он вырастет не таким дерзким, как его отец.

Сэл постаралась не обращать внимания на выпад в адрес Гарри.

— А сколько ему будут платить?

— Шиллинг в неделю, что очень справедливо для ребенка.

Это была правда, Сэл знала.

— Разумеется, он будет получать еду и одежду. — Ректор взглянул на штопаные чулки и слишком большой кафтан Кита. — В таком виде он ходить не может.

При мысли о новой одежде Кит оживился.

— И спать он, конечно, будет в усадьбе, — сказал ректор.

Эта мысль привела Сэл в уныние, хотя и не стала неожиданностью: большинство слуг жили при доме. Она останется совсем одна. Какой одинокой станет жизнь.

Кит тоже был в отчаянии, и глаза его наполнились слезами.

— Прекрати реветь, парень, и будь благодарен за теплый дом и вдоволь еды, — сказал ректор. — Мальчишки твоего возраста в угольных шахтах работают.

Это была правда, Сэл знала.

— Я хочу к маме, — всхлипнул Кит.

— Я тоже хочу к своей, но она умерла, — сказал ректор. — Твоя-то при тебе останется, и каждое воскресенье после обеда у тебя будет выходной, сможешь с ней видеться.

От этого Кит заплакал еще горше.

Сэл понизила голос:

— Он только что потерял отца, а теперь ему кажется, что он теряет и мать.

— Ничего подобного, и он сам это поймет в следующее воскресенье, когда придет тебя навестить.

Слова ректора потрясли Сэл.

— Вы хотите забрать его сегодня?

— Нет смысла ждать. Чем раньше он начнет, тем скорее привыкнет. Но если ваша нужда не так остра, как вы делаете вид…

— Хорошо.

— Тогда я заберу его сейчас.

— Я убегу! — пронзительно, вызывающе крикнул Кит.

Ректор пожал плечами.

— Тогда тебя догонят, вернут и выпорют.

— Я снова убегу!

— Убежишь — снова вернут; но думаю, первой порки будет достаточно.

— Ну-ка, Кит, перестань плакать, — твердо сказала Сэл, хотя у самой слезы стояли в глазах. — Твоего отца больше нет, и тебе придется стать мужчиной раньше, чем ожидалось. Если будешь вести себя хорошо, у тебя будет обед, и ужин, и красивая одежда.

— Сквайр будет вычитать три пенса в неделю из его жалованья за еду и питье, — сказал ректор, — и шесть пенсов в неделю в течение первых сорока недель за одежду.

— Но это значит, что он будет получать всего три пенса в неделю!

— Поначалу он большего и не стоит.

— А сколько вы дадите мне из пособия для бедных?

Ректор сделал вид, что возмущен.

— Нисколько, разумеется.

— Но как же я буду жить?

— Теперь, когда тебе не нужно заботиться о муже и сыне, ты можешь прясть каждый день. Думаю, ты сможешь удвоить свой заработок. У тебя будет шесть шиллингов в неделю, и тратить их придется только на себя.

Сэл знала, что для этого ей придется прясть по двенадцать часов в день, шесть дней в неделю. Ее огород зарастет сорняками, одежда износится до дыр, она будет жить на хлебе и сыре, но она выживет. И Кит тоже.

Ректор встал.

— Пойдем со мной, парень.

— Увидимся в воскресенье, Кит, — сказала Сэл, — и ты мне все расскажешь. Поцелуй меня на прощание.

Он не перестал плакать, но обнял ее, и она поцеловала его, а затем высвободилась из его объятий и сказала:

— Молись, и Иисус Христос о тебе позаботится.

Ректор крепко взял Кита за руку, и они вышли из дома.

— Смотри, веди себя хорошо, Кит! — крикнула она.

А потом села и заплакала.

*

Ректор Риддик вел Кита за руку через деревню. Это была не дружеская, ободряющая хватка, а нечто гораздо более сильное, достаточно крепкое, чтобы Кит не убежал. Но он и не собирался. Разговоры ректора о порке отбили у него всякую охоту.

Сейчас он боялся всего. Боялся, потому что у него не было отца, боялся, потому что покинул мать, боялся ректора, и злобного Уилла, и всемогущего сквайра.

Пока он семенил рядом с ректором, то и дело срываясь на бег, чтобы не отстать, деревенские с любопытством смотрели на него, особенно его друзья и их родители, но никто ничего не сказал и не посмел задать ректору вопрос.

Он снова испугался, когда они подошли к усадьбе. Это было самое большое здание в деревне, больше, чем церковь, и построено из того же желтоватого камня. Он хорошо знал его снаружи, но теперь смотрел на него новыми глазами. Спереди была дверь с крыльцом и ступенями, и он насчитал одиннадцать окон. Два по бокам от двери, пять наверху и еще два в крыше. Подойдя ближе, он увидел, что там был еще и подвал.

Он понятия не имел, что может быть внутри такого огромного строения. Он вспомнил, как Маргарет Пайкстафф говорила ему, что там все из золота, даже стулья, но подозревал, что она путает усадьбу с раем.

Церковь была большой, потому что все жители деревни должны были помещаться внутри на службах, но усадьба предназначалась всего для четырех человек — сквайра и трех его сыновей, да еще нескольких слуг. Что они делали со всем этим пространством? Дом Кита состоял из одной комнаты на троих. Усадьба была таинственной, а оттого и зловещей.