Иероглиф судьбы или нежная попа комсомолки. Часть 2 (СИ) - Хренов Алексей - Страница 55

Он рухнул на матрас без всяких попыток устроиться и просто отключился.

Единственное, что успел подумать — что спать даже на твёрдом дереве гораздо лучше, чем в тонущей шлюпке.

Сентябрь 1938 года. Пароход «Блю Баттерфляй», где-то в Восточно-Китайском море, между Шанхаем и Гонконгом.

Капитан прислонился к переборке, перекатил окурок сигары в зубах и хмыкнул:

— Как самочувствие, русский?

— Не дождётесь! — отозвался Лёха, стараясь держать нейтральную физиономию.

— Значит, говоришь, русский моряк? Ночью упал за борт? Как интересно! Шёл, поскользнулся — и вжиик за борт!

Он заржал — громко, хрипло, как ревущая пароходная труба, которой давно пора на свалку. Смех с шипением вырвался из груди, будто ему дали излишнее давление в кишки и желудок.

— Руки покажи.

Лёха развернул руки ладонями вверх. Там были и мозоли, и, конечно, ссадины, но от штурвала самолёта, от оружейных затворов, от кучи металлических рычагов в кабине.

Капитан сунул рядом свои — грубые, как болты из машинного отделения, с кожей, отполированной морем и верёвками.

— Видишь разницу? Я двадцать лет по морям хожу, и вот у меня руки! А у тебя… ты мне не ври. Ты не матрос. Ты русский военный. Лётчик или просто шпион — хрен поймёшь кто. Но точно не тот, кто тянул канаты на палубе.

Он наклонился, пахнув табаком, углём и давно нечищенными зубами.

— Смотри сюда, какие есть расклады.

— Хочешь в Гонконг? Если я тебя довезу до Гонконга и сдам британский властям — ты там сядешь и надолго. Тебя в порту примут, потом в «Викторию Джейл» — тюрьму местную отправят. Слыхал про неё? Камеры на десять человек, а туда по пятьдесят заталкивают. Вонь, крысы размером с кота, вода холоднее февральской на Аляске, охрана злая как собака на цепи. Там людей держат годами, пока выяснят, чей ты такой недоношенный. С утра — помоями накормят, днём в каменоломни, а вечером — построение. Чуть что — в карцер. Там даже моряки со стальными яйцами плачут, поверь.

Капитан сидел напротив, уставившись на Лёху так, будто тот был не человеком, а странной рыбой, случайно пойманной сетями. Обветренное лицо, глаза, в которых скопилась вся солёная муть Восточного океана — человек, который видел многое и никому не верил бесплатно.

Он сделал паузу специально — чтобы давило.

Лёха посмотрел на него спокойно. Моргнул. И вдруг залился живым и крепким смехом,:

— Да вы чего, капитан… Почти курорт! Четыре стены, крыша, крысы как деликатесы бегают, ещё и кормят! Я в Китае хуже видел.

Капитан опешил на долю секунды, но потом уголок рта дёрнулся:

— Ну ладно, герой. Раз не пугаешься — значит точно военный. Но Гонконг тебе всё равно не понравится, поверь. Так что выбирай с умом, пока я не передумал.

Он немного понизил голос, смакуя следующую фразу:

— Или ещё веселее — попаду я у Гонконга на досмотр у желтолицых и, прости, буду вынужден сдать тебя макакам. Они сейчас там у порта кишат, как мухи вокруг сортира. Увидят твою рожу — и спросят вежливо, чем ты им в Китайском море насолил. Знаешь, они очень вежливо спрашивают. Пока в ж***пу раскалённую кочергу не засунут! — Капитан Смит заржал, искренне радуясь своей шутке.

Лёху аж передёрнуло от такого веселья.

Тут с мостика раздался вопль:

— Кэп! Военный корабль на горизонте! Похож на эсминец косоглазых!

Капитан Смит медленно повернулся к Лёхе, криво усмехнулся, и прорычал:

— Видишь! Мы с тобой и пёрнуть разом не успели, а горячая кочерга уже пожаловала!

* * *