Внимание! Мы ищем маму (СИ) - Лотос Милана - Страница 12

Она колебалась, переводя взгляд с моего лица на Степку, который уже подскочил к ней и ухватился за руку.

– Оставайся, тетя Настя! – умоляюще сказал он, таща ее к столу. – Папа готовит невкусно! Однажды он сжег макароны, и они стали черные-черные!

Настя фыркнула, и по ее лицу пробежала улыбка.

Я нахмурился, пытаясь вспомнить что-то подобное. Но потом понял, что сын так шутит.

– Ну, если только ради защиты вас от гастрономического кошмара, – сдалась она, позволив Степе усадить себя на стул.

Ужин прошел шумно и по-домашнему. Степа уплетал котлеты, без умолку тараторя о том, как они с дедом ловили в деревне огромного карпа. Тёма, разбуженный аппетитным запахом, клевал носом над тарелкой с бульоном, и Настя, смеясь, бережно подливала ему суп, поддерживая его качающуюся головку. Я сидел напротив и просто смотрел на эту картину, на тепло в ее глазах, которое, казалось, разгоняло мрак моей квартиры.

– Так, – объявила Настя, когда тарелки, наконец, опустели. – Теперь команда, стройся на водные процедуры! Кто у меня тут самый грязный после дороги?

– Я-я-я! – завопил Степа, сорвавшись с места и начиная стаскивать с себя футболку.

– Я-я-я! – неуверенно, но с энтузиазмом поддержал его Тёма, барахтаясь на стуле.

Ванная комната мгновенно превратилась в эпицентр веселого хаоса. Степа, стремглав скинув одежду, с разбегу прыгнул в воду, подняв цунами, которое залило половину пола и меня с Настей с ног до головы. Тёма, испугавшись брызг, с писком уцепился за мою ногу мертвой хваткой.

– Спокойно, адмирал! – рассмеялась Настя, отряхиваясь и пытаясь поймать скользкого, как молодой угорь, Степку. – Андрей, капитан, ваша задача – запустить утиный десант!

Я, красный как рак от неловкости и внезапно свалившейся на меня родительской ответственности, сунул в воду пару купленных наспех в деревенском магазине резиновых уток. Степа тут же устроил им морской бой, с ожесточением шлепая по воде и заливая все вокруг.

– А теперь, – с таинственным видом объявила Настя, доставая из кармана джинсов небольшой флакон, – волшебные пузыри!

Она взмахнула рукой, и в воздухе запорхали переливающиеся мыльные сферы. Тёма, забыв про страх, с восторгом принялся за ними прыгать, неуклюже хлопая по ним мокрыми ладошками.

И тут случилось неизбежное.

Передавая мне детское мыло, Настя поскользнулась на мокром кафеле. Я инстинктивно поймал ее за талию, чтобы удержать от падения. Мы замерли в нескольких сантиметрах друг от друга, ее мокрые руки лежали на моей груди, а с губ слетел сдавленный, смущенный смешок. В этот самый момент Степа с боевым кличем «Торпеда по киллерам!» запустил в нас мокрую, насквозь пропитанную водой мочалку, которая с громким шлепком угодила мне прямо в затылок.

Мы расхохотались одновременно, и напряжение моментально растаяло. А потом смех потихоньку стих, и в глазах у Насти появилась та самая, давно забытая искорка – смесь нежности, шалости и чего-то такого, отчего у меня перехватило дыхание.

Я не помнил, кто из нас сделал этот шаг. Возможно, оба. Наши губы встретились в легком, нежном, соленом от брызг поцелуе. Он длился всего одно мгновение, но в нем была вся наша неудавшаяся молодость, вся сегодняшняя суматоха и вся надежда, что вдруг неожиданно, постучалась в дверь.

Мы оторвались друг от друга, и на ее губах играла смущенная, но безудержно счастливая улыбка.

– Папа, – прервал момент звонкий, полный любопытства голос Степы. – А почему вы с тетей Настей как в кино? Вы же не упадете?

Мы снова рассмеялись, и на этот раз уже ничто не могло нас остановить. Даже плавающий в воде забытый подгузник Тёмы, внезапно всплывший рядом с резиновой уткой, как пробка, казался не провалом, а всего лишь забавной деталью этого безумного, хаотичного и по-своему прекрасного вечера.

– Это, сынок, – выдохнул я, все еще не выпуская Настю из объятий, – называется «тихий час для взрослых». Но, кажется, у нас его сорвали.

Настя тихо рассмеялась, ее плечи вздрогнули.

– Ничего, – прошептала она, глядя мне в глаза. – Мы еще наверстаем.

17.

После купания, завернутые в мягкие полотенца, дети напоминали двух розовых, уставших котят.

Настя, с мокрыми прядями волос, прилипшими к щекам, помогла мне уложить их в мою кровать.

Я разложил матрасы, постелил свою простыню и накрыл оба. Положил подушку, а сверху — одеяло.

Степа почти мгновенно провалился в сон, утомленный водными баталиями. Тёма же, напротив, разомлевший и довольный, устроился у меня на груди, тяжело вздыхая и посапывая.

– Тут наверно нужна колыбельная? - посмотрел я на Настю, не понимая, что делать дальше.

– Он у тебя почти спит, - хмыкнула она и присела рядом. Погладила Тему по голове и запела что-то мелодичное. Ее голос был тихим и успокаивающим, и под него мои собственные веки начали слипаться. Казалось, в этой комнате, наконец, воцарился хрупкий, но настоящий мир.

А затем она посмотрела на часы и тихо встала.

– Мне, правда, пора, – прошептала она, глядя на меня с какой-то непрочитанной смесью сожаления и нежности.

Я осторожно, чтобы не разбудить Тёму, переложил его рядом с братом, натянул одеяло до самых подбородков и жестом показал Насте, что провожу ее.

Мы молча вышли в прихожую. Тишина после вечернего хаоса была оглушительной. Она надела куртку, взяла сумку.

– Андрей, – она обернулась ко мне уже в дверном проеме. – Не забудь завтра. Больница. К десяти. Нужно оформить карты, для опеки это важно.

– Не забуду, – кивнул я, чувствуя, как на плечи снова ложится груз ответственности. – Спасибо. За сегодня. За все. Если бы не ты…

– Перестань, - она взяла меня за локоть, - ты со всем справишься. Рано или поздно…

– Скорее поздно, - ответил ей и положил ладонь на ее руку. Сжал, пытаясь передать то, для чего не находил слов.

Она коротко улыбнулась, повернулась и быстрыми шагами пошла к лестнице. Я не сдержался, выскочил за ней.

– Настя, постой! Я провожу до машины.

Она не стала возражать, лишь кивнула.

Мы молча спустились по холодной лестничной клетке. Ночной воздух был свеж и прохладен. Ее машина стояла у подъезда. Она открыла дверь, но замерла, снова глядя на меня.

– Завтра, – повторила она, и в этом слове был какой-то тайный смысл, обещание.

– Завтра, – согласился я и потянулся к ней, чтобы поцеловать. Но она отвернулась, села в машину и завела мотор.

Я стоял и смотрел, как задние огни тают в ночи, и ловил себя на мысли, что уже жду утра. Потом развернулся и побрел обратно в свою, теперь уже не такую пустую, квартиру.

***

Утро началось рано… слишком рано. Я обычно встаю в восемь, принимаю душ, завтракаю в тишине и выезжаю на работу. В девять я уже там, погруженный в привычные цифры и отчеты.

Но сегодня все перевернулось с ног на голову. Я проснулся в шесть утра… в шесть! От резкого пинка в бок. Словно мне снова десять, и я иду в школу, полный предвкушения и страха. Вот почему? Почему дети встают с первыми лучами солнца, с такой неумолимой, варварской энергией?

– Папа-а-а-а! Па-а-а-а-апа! - услышал я два пронзительных, не терпящих возражения голоса. — Мы есть хотим!

– А Тёма снова описался! - донесся голос Степы, и я схватился за голову, чувствуя, как по спине разливается ледяная волна паники.

– Он же в подгузнике?! - скатываясь с кровати, крикнул я, уже представляя, как мне заново сушить этот проклятый матрас.

– Я не описился, не описился, - прозвучал обиженный шепот прямо над ухом, - Степка сутит. Он такой сутник.

– Фух! Слава богу. Бублик, ты меня так не пугай! - я с облегчением, от которого подкосились ноги, взял на руки маленького разбойника, прижал к себе, чувствуя его теплое, сонное тельце, и понес в сторону кухни, одновременно заглядывая в гостиную. – Степан, за такую шутку можно и схлопотать.

– Смешно же! Ха-ха-ха, — не унимался сын, катаясь по полу и дрыгая ногами в воздухе.