Бастард Александра 2 (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 30

Ответом мне послужило гробовое молчание, и я повысил голос:

— Так хотите или нет?

На это уже послышался нестройный, но положительный гул:

— Дааа! Кто ж не хочет!

Не давая этому гулу утихнуть, я бросаю прямо в плотные ряды гоплитов:

— Тогда вам надо держаться меня, потому что я могу вам это дать! Потому что я обещаю вам, что ни на один день ваше жалованье не будет задержано, и за каждого погибшего бойца вы будете получать как за живого!

Это было ново, и воины не сразу осмыслили то, что я им говорил, а я уже накидывал им ещё плюшек:

— А ещё, други мои, обещаю, что едва взойду на отцовский трон, как каждый из вас получит сверх договора ещё по пятьдесят драхм серебром!

Вот тогда эти слова, наложившись на дошедший наконец смысл предыдущих, вызвали у воинов настоящий рёв восторга.

— Алалала! — уже дружно загремело мне в ответ, и тогда я потребовал отдачи.

— Всё это будет, если завтра вы одержите победу! Клянётесь ли вы биться за меня так, как сражались за моего отца! Клянётесь ли богами Олимпа в верности своему царю Гераклу!

Тут грянуло дружно и оглушающе:

— Алалала! Клянёмся!

— И пусть Зевс-Громовержец станет свидетелем вашей клятвы! — Я потребовал поручительства, и строй гоплитов ответил полным согласием.

— Клянёмся! И пусть покарает нас Зевс-Вседержатель, ежели порушим слово своё!

Такой ответ меня удовлетворил, и я двинулся дальше вдоль строя.

Следующим стоял персидский таксис нового сатрапа Феспия. Это были воины, попавшие в армию в принудительном порядке. Племена кассеев и тапуров платили дань сатрапу Персиды воинами, и каждый год старейшины отправляли в армию своих соплеменников.

Этим я пообещал, что в первый же день, когда стану царём, отпущу домой всех, кто захочет уйти, и уйдут они не с пустыми руками.

— Добычи у каждого из вас будет столько, — кричал я в выпученные на меня глаза, — что даже дочери ваших вождей посчитают за честь выйти за вас замуж!

Дав им переварить эту мысль и представить себя возвращающимися с добычей в родное селение, я прокричал, задорно улыбаясь во всю ширь:

— А вы ещё выбирать будете, какая из них покрасивее!

Это совсем расслабило парней, и на моё требование клятвы весь строй дружно проорал:

— Клянёмся! Клянёмся!

За персами стояли уже знакомые мне аргираспиды. Эти помнили о ночной казни и встретили меня, мягко говоря, сдержанно. Они мрачно зыркали на меня исподлобья, пока я не пообещал то, о чём каждый из них мог только мечтать:

— В день, когда царский венец коснётся моей головы, я отпущу вас на покой и дам лучшим воинам мира по сто плетрон (около 10 гектар) пахотной земли в том месте Ойкумены, в каком они пожелают!

Чтобы каждый из ветеранов осознал стоимость подарка, я продублировал им ещё раз:

— Если выборные люди от вас придут и скажут, что серебряные щиты хотят землю в Элладе, — будет им в Элладе! Ежели во Фригии, — то будет во Фригии! Где пожелаете, там и будет вам земля!

Одобрительный гул встретил мои слова, и это было уже более чем достаточно. Эти бородатые мужи были скупы на эмоции.

Так, двигаясь вдоль строя, я обещал и обещал. Одним — одно, другим — другое. Дойдя до степняков и увидев, с какой завистью они смотрят на Атиллу, я посулил им столь славную добычу, что каждый из них сможет вернуться домой на таком же скакуне, как у меня.

В общем, в тот день я сорвал горло, обещая и требуя обещаний взамен, но к концу добился того, чего хотел. Каждый воин в том строю отчётливо осознал, что получить обещанное он сможет только с меня и только тогда, когда мой зад опустится на трон Македонии.

Смогу ли я выполнить свои обещания? Этот вопрос меня тогда мало заботил. Смогу — обязательно выполню, а нет — так увы! В любом случае, это когда ещё будет, и кто из стоявших в том строю доживёт до этого дня!

Глава 13

Сатрапия Персида, область Габиена, 16 марта 316 года до н.э.

Дав последнее напутствие, отпускаю Эвмена и, не трогаясь с места, дожидаюсь, пока его агема (личный кавалерийский отряд полководца) займет свое место позади плотных рядов конницы.

Здесь, на нашем правом фланге, под командой Эвмена сосредоточена большая часть всей конницы — около четырех тысяч! Из них почти тысяча — это легкая персидская кавалерия под началом только вчера назначенного сатрапа Персиды Феспия.

Термином «легкая» я означаю для себя то, что из защиты у них — лишь кожаные нагрудники, шлемы и круглые небольшие щиты. Вооружение — копья, дротики и короткие мечи, и лишь у немногих есть весьма посредственного качества луки! Бронзовая броня только у личной агемы сатрапа Феспия, а это не больше полутора сотен.

Лошади практически у всех невысокие и коренастые. Это основная местная порода, так называемая мидийская или нисейская. На ней сидит большая половина как нашей, так и Антигоновской конницы. Исключение составляют лишь фессалийские и тарентийские всадники. У них лошадки своей породы, но те уж совсем низкорослые и больше смахивают на пони, чем на нормальную лошадь.

У остальных сатрапов, что стоят здесь с Эвменом, качество конницы примерно такое же, как у Феспия, только числом поменьше. Их здесь еще четверо с отрядами от четырехсот до шестисот всадников. Все примерно так, как и было в прошедшей позавчера битве, только теперь Эвмен со своей агемой стоит позади всех, как заградотряд, дабы никому не пришло в голову повторить «подвиг» Певкеста. Это на всякий случай! Хотя не думаю, что хоть кто-то решится на подобное бегство, — участь Певкеста послужила всем хорошим уроком.

Здесь же, на правом фланге, сосредоточены и шестьдесят боевых слонов. Это почти две трети от общего количества. Остальные двадцать девять боевых единиц выстроены вдоль пехотного строя вперемешку с пешими лучниками. Мой левый фланг, как я и просил, оставили без элефантерии.

Эвмен занял свою позицию, и я тыкаю Аттилу пятками. Жеребец недовольно фыркает и идет шагом вдоль пехотного строя. По обе стороны и на лошадиный корпус позади следуют два знаменосца. Золотой орел грозно смотрит на выстроенные шеренги, а багряное знамя полощется на ветру, как призыв к битве.

Ровные квадраты синтагм встречают нас приветственным кличем.

— Алалалала! Слава царю Гераклу! — разносится над полем громкое эхо, и это тоже психологическое воздействие на противника — пусть знают, что они воюют против своего царя.

В пехоте у нас приличное преимущество над Антигоном. Против его восьми у нас десять таксисов, а также дополнительные отряды греческих гоплитов и гипаспистов на флангах.

За центр я спокоен. Агираспиды устроили позавчера кровавую баню пехоте Антигона, и сегодня их таксис стоит в середине фронта. Именно там, где у нашего противника самое слабое место.

Неспеша проезжаю на свой фланг и занимаю место во главе тетрархии катафрактов. Сегодня я сознательно уступил место главнокомандующего Эвмену, а сам встал во главе ударной конницы. Это не потому, что я не верю в свои таланты полководца, — скорее, дело не в этом! Я абсолютно убежден, что в своей первой битве мне надо показать всем, что бесстрашием и удачливостью я не уступаю своему «великому отцу»! Это не прихоть, не победа мальчишеского тела над моим холодным разумом — это необходимость! Такое уж время мне досталось: царь должен идти в атаку впереди всех и вести за собой своих воинов. По-другому тут нельзя, не поймут!

Мои защита и оружие ничем не отличаются от мною же заявленного стандарта для катафрактов. Льняная стеганая куртка, железная кольчуга с койфом и рукавами, сверху на это надет бригантный доспех. Шлем, кольчужные чулки, наплечники и прочее — как у всех; единственное отличие — это уже не секира, а тяжелая булава.

Почему я поменял секиру на булаву? Тут ответ простой: я не воин средневековья, и все знания у меня сугубо теоретические. Мой выбор — это опыт проб и ошибок! Пару раз на тренировке я заехал по мишени плашмя так, что секира, провернувшись, чуть не выскользнула из руки. После этого у меня появились первые сомнения, а когда топор застрял в щите и я не смог его вытащить на ходу, тут уж я твердо сказал себе: