Пятьдесят слов дождя - Лемми Аша - Страница 49

Дирижер указал на подиум, установленный за его спино-й.

– Подумали, что вам тоже нужен постамент, – объяснил мужчина. – Вы такая маленькая.

Она покраснела.

– Спасибо.

– Пора начинать. Сначала сыграем Мендельсона, потом вы исполните Шуберта, и с оркестром закончим. Вы с пианистом будете играть… что именно?

– Чакона. Томазо Витали.

Дирижер приподнял бровь.

– Непростое произведение.

Нори моргнула.

– Да, непростое.

– Что ж, начнем.

Акира предупреждал, чтобы она следила за дирижерской палочкой. Это оказалось не так сложно. А вот играть с другими инструментами…

Только на Мендельсона ушло три часа; за первые два добрались до середины пьесы. Нори чувствовала, как ее спину буравят взгляды. Профессионалы задавались вопросом, чья она глупая родственница, которую поставили здесь солировать.

– Хорошо, – произнес дирижер через некоторое время. – Отдохнем немного. Поиграйте Шуберта. Для него не нужно сопровождение.

Нори кивнула и прикусила губу так сильно, что почувствовала вкус крови.

– Я… здесь же будет не очень много людей?

Дирижер озадаченно посмотрел на девушку.

– Всего лишь двести или около того.

Нори чуть не упала в обморок. Дирижер жестом попросил ее начать играть. По крайней мере, эта музыка глубоко врезалась в ее мышечную память, и Нори прошла ее без сучка и задоринки.

Шепот за спиной подсказал, что ей удалось искупить свою вину за прошлые ошибки. Немного.

Дирижер кивнул.

– Молодец. Явно солистка.

Нори пришлось сдержать фырканье.

– У меня больше практики в игре в одиночку. Но… где пианист?

– Я его не видел. Пойду гляну. У нас осталось всего несколько часов.

Дирижер положил палочку и исчез в соседней комнате.

– Это же его сестра, да? – прошептал кто-то позади нее. – Забавная малышка.

– Сводная сестра. И давай потише. Ее семья…

Дирижер вернулся хмурым.

– Задерживается, – сообщил он. – Замечательно. Что еще сегодня пойдет не так?

Нори сглотнула.

– Что нам делать?

– Продолжаем репетировать концерт, а что ж еще? – Лицо мужчины смягчилось. – Вы отлично играете. Ваш брат гордился бы.

– Вы знаете Акиру?

Он рассмеялся.

– Мы вместе учились в консерватории. Он позвонил мне несколько дней назад, предупредил, чтобы я не ждал от вас чуда.

Нори чуть не фыркнула.

– Да уж.

Мужчина улыбнулся.

– Ваш брат гений, который рождается раз в поколение. Тэнсай, понимаете? С такими людьми невозможно конкурировать.

Отлично понимаю.

– Однако у вас, – продолжал он, – есть то, чего нет у него.

Нори испуганно подняла глаза.

– Что?

Дирижер подмигнул.

– Лучше пусть он сам вам скажет. А теперь, может быть, попробуем еще раз? С самого начала.

И она старалась изо всех сил, теперь уже увереннее. Оркестр поднял ее, как нарастающий прилив. Солируя, ей приходилось парить над ними – но не слишком отрываясь, как в изящном танце.

Нори закрыла глаза и попыталась почувствовать то, что чувствовала, впервые услышав игру Акиры. Чувство чужое и одновременно знакомое, замысловатое и простое, и, хотя по спине пробегали мурашки, неизменно теплое.

Еще через три часа вышла горничная: сообщила, что гости прибудут в течение часа, и нужно переодеться.

Музыканты, казалось, знали, куда идти, и оставили Нори в одиночестве.

– Прошу вас, госпожа, – произнесла горничная. – Наверху есть комната, где вы можете переодеться. Я уже разложила ваше платье.

Нори кивнула и последовала за женщиной по винтовой лестнице. На верхнем этаже даже не все стены были окрашены. Очевидно, в доме никто не жил.

Стараясь не порвать тонкую ткань, Нори надела мерцающее белое платье, изначально принадлежавшее высокой Элис. Приходилось идти осторожно, чтобы не споткнуться.

Она высвободила волосы из пучка и перекинула через левое плечо, закрепив правую часть длинной заколкой из слоновой кости. Потом слегка подкрасила губы помадой и, прищурившись, посмотрела в зеркало.

Было слышно, как внизу несколько раз открывалась и закрывалась входная дверь, доносились звуки смеха – громкого, напыщенного смеха, принадлежавшего людям, у которых слишком много денег и слишком много свободного времени. Нори села на край кровати и вздохнула. Нет смысла молиться о силе.

В дверь постучали.

– Минуту.

Дверь все равно открылась, и вошел Акира – в концертном костюме, с красной розой, приколотой к лацкану, с зачесанным гелем волосами.

Он приподнял бровь, увидев ее потрясенное лицо.

– Ой, да ладно! Ты же не думала, что я позволю тебе меня опозорить.

Нори бросилась в его объятия.

– Аники!

– Хотел тебя удивить, – тепло сказал он. – Ты всегда жалуешься, что я слишком серьезен.

– Но… но ты же в Вене!

– Примчался обратно. Едва успел. Я приехал всего несколько часов назад и не задержусь надолго. Возвращаюсь через три дня.

Она подняла на него глаза, и ей с трудом удалось сдержать слезы радости.

– О, слава богу! Теперь ты можешь играть вместо мен-я.

Он усмехнулся.

– Еще чего! Я буду тебе аккомпанировать, сестренка. Остальное зависит от тебя.

Она впилась ногтями в его запястья.

– Пожалуйста, не заставляй меня! Ты сыграешь гораздо лучше.

Акира фыркнул.

– Разумеется. Но я хочу, чтобы сыграла ты.

– Я ничтожество, – вырвалось у нее.

Лишенный сна мозг изо всех сил пытался справиться с происходящим, отчаянно хотелось вернуться в спальню, свернуться калачиком с кружкой горячего чая.

Акира щелкнул ее по носу.

– Ты вовсе не ничтожество.

На лице Нори отразилась неуверенность.

– Слушай, – сказал брат, – ты прекрасно знаешь, я никогда ничего не делаю без причины. Так что тебе придется довериться мне.

Нори сдержала слезы – некогда плакать. Облегчение от того, что Акира снова рядом с ней, перевесило все остальное.

Если ей суждено опозориться и сгореть в адском пламени, по крайней мере он будет здесь, чтобы… Ну, в общем, он будет здесь.

Нори крепко сжала руку брата.

– С днем рождения.

Он дернул плечом.

– Без церемоний.

– Учти, у меня куча вопросов. Это совсем на тебя не похоже, аники.

Он ухмыльнулся.

– Позже. А теперь идем.

Не смотреть на них.

Это был единственный выход. Поискав Хиромото и не сумев найти его среди толпы людей в черных костюмах, Нори сдалась и теперь твердо смотрела в пол.

Акира сел за фортепьяно, после того как его тепло обняли дирижер и половина музыкантов оркестра.

Кто-то, кого она не узнала, поднялся на сцену и, сказав несколько слов, поблагодарил гостей от имени Хиромото за участие в сегодняшнем вечере. Он представил сегодняшнюю солистку как госпожу Норико Камидзу, и она услышала, что толпа разразилась ропотом. Нори никогда так сильно не хотелось оказаться где-нибудь еще. И это говорило о многом.

Тело под платьем зудело. Руки вспотели. Следовало иначе причесаться, да и струны на скрипке, похоже, натянуты слишком туго. На месте ее удерживал лишь взгляд Акиры.

Он в тебя верит.

Нори вдохнула и не выпускала воздух, пока дирижер не кивнул, что пора начинать.

Давай.

Она улетела. С первыми бравурными восходящими нотами она заявила, что пьеса принадлежит ей.

Идеально.

Она почти чувствовала, как руки Акиры направляют ее собственные.

Сквозь звуки оркестра она слышала его голос в своей голове.

Хорошо. Теперь не слишком быстро. Притормози… Нежно. Почти чувственно.

Вот так.

Теперь выше. Не части€.

Быстрее. Быстрее. Быстрее!

У нее перехватило дыхание. Лицо пылало, но руки не дрожали. Она не потерпит унижения.

Звук флейты пронзил до самого сердца.

И так всегда?

Значит, именно это всегда чувствует Акира?

Каково быть в центре такого звука?