Пульс далёких миров: Хроники той, кто слишком громко думала.(СИ) - Светлана "cd_pong" - Страница 15

Больно. Реально.

— Ай! — Я дёрнулась. — Значит, я ещё здесь.

И пошла к пульту.

***

Когда мы вышли из прыжка, корабль дрогнул — автопилот вывел нас из искривления. Мы вернулись в истинное течение времени. Каждый в своё кресло.

Все молчали.

Никто не смотрел друг на друга: все знали — каждый оставил часть себя в том прыжке.

Корв первым подошёл ко мне.

— Ты… нормально?

— Почти. Гагарин ущипнул. Это сработало.

Впереди, сквозь иллюминатор, сияла планета, окутанная пылью, похожей на слёзы.

И в её сердце — пульс.

Тихий, упрямый, ждущий — как биение жизни, которую мы обязаны найти.

— Мы почти там, — сообщил Дариэн.

— Готовы?

— Всегда, — ответила я.

— Особенно если Гагарин не забудет ущипнуть, если я снова захочу остаться в прошлом.

Таракан гордо поднял антенну.

«Я на посту», — говорил его жест.

Глава одиннадцатая. Где мой вулкан?

После прыжка через Разлом Слезы «Белая Тень» вышла в нормальное пространство — но ничего не изменилось.

Планета висела впереди, окутанная пылью, похожей на слёзы, — близко, но недостижимо.

Сканеры показывали: расстояние — три парсека.

Через час — всё ещё три парсека.

Через два — опять три парсека, может сама реальность решила: «Вы не готовы»?

— Элион молчит, — протянул Дариэн, глядя в данные. Его сиреневые глаза мерцали, как далёкие звёзды. — Он думает.

— Отдыхайте. Все.  Мы никуда не денемся.

Экипаж разошёлся.

Лира — в медблок, проверить спящих.

Риэль — в лабораторию, «поговорить с пробирками».

Я обернулась к Корву.

Он стоял у стены, как в воду опущенный, рога потухли, хвост волочился.

— Корв, всё в порядке? — спросила я.

Он буркнул:

— Да.

И поплёлся по коридору, будто его ноги забыли, как нести вес одиночества.

А тут ко мне подошёл Дариэн.

— Пойдём в комнату отдыха, — проговорил он мягко, взяв меня под локоть. — Ты выглядишь так, словно твой кишечник снова готов к трансцендентному выходу.

Я покосилась на него.

 Капитан редко позволял себе неформальные беседы — даже со старпомом он держался на приличной дистанции. А тут — личное приглашение, да ещё и без очевидной служебной надобности.

Он будто уловил мой немой вопрос и чуть сжал локоть, словно удерживая от побега.

— С тобой я могу не быть капитаном. Хотя бы на десять минут, — произнёс он почти шёпотом, глядя вперёд.

— А если я вдруг начну требовать перерасчёта курса или доклада о состоянии реактора? — попыталась я отшутиться.

— Тогда я напомню, что ты подписалась на десять минут человечности, а не на вахту инженера, — усмехнулся он.

Мы прошли мимо того места, где исчез Корв.

Дариэн бросил взгляд в темноту коридора — на секунду его хвост дрогнул, будто хотел рвануться вслед.

Потом повёл меня дальше.

Дверь комнаты отдыха скользнула в сторону, и нас окутало приглушённым светом и тихим гулом вентиляции.

Здесь пахло старым деревом и тёплым металлом — так пахнет корабль, который давно стал домом. Приглушённый свет отбрасывал на стены узоры, похожие на карту неведомых галактик. В углу тихо тикал хронометр, отсчитывая секунды, будто напоминая: «Даже в застывшем пространстве время идёт»..

Дариэн налил два бокала сереневатой жидкости — не «Янтарного Гнева», слава чёрной дыре, а чего-то вроде «Сиреневого Шёпота», что, по слухам, пили швархские дипломаты, когда хотели соблазнить, а не сжечь.

— Ты справилась, Фэй, — признал он, протягивая мне бокал. Его рога отсвечивали в полумраке, как полированный обсидиан, а хвост покачивался в такт дыханию — не от нетерпения, а от… интереса.

— Это заслуга Гагарина, — ответила я. — Он ущипнул меня так, что я чуть не материализовалась в трёх местах сразу. Представляешь? Три Фэй: одна — в медблоке, вторая — в душевой, третья — в твоей каюте.   Хотя… — я прищурилась, — последняя, может, и не так уж плоха?

Он рассмеялся — тихо, но искренне. В сиреневых глазах мелькнула искра.

— Осторожно, переводчик. У швархов есть поговорка: «Та, что шутит про каюту, уже наполовину в ней».   А я, между прочим, я очень аккуратный. Никакого хаоса. Даже аромат свежевысушенных трав веет в воздухе.

— Ой, не начинай про травы, — вздохнула я. — После того, как я застала Корва, начищающего рога, я теперь не могу смотреть на растения без внутреннего крика.

— Ах, Корв, — протянул Дариэн, делая глоток. — Он всё ещё думает, что сила — в качестве полировки рогов.

Я хихикнула.

Дариэн подошёл ближе.

Не вплотную. Просто настолько, чтобы я почувствовала тепло его тела — не жар Корва, а тёплый, устойчивый свет, как от звезды, которая знает, что будет гореть ещё миллиард лет.

— А если бы не Гагарин? — спросил он, наклоняясь чуть ниже, так что его голос коснулся моего уха, как шёпот. — Ты бы осталась в прошлом? В своём уютном модуле с кофе-автоматом в депрессии?

— Нет, — вздохнула я. — Я бы всё равно вернулась. Мне кажется с тут…я на своем месте…

— Может, потому что здесь есть те, кто не боится твоего шума? — Он улыбнулся. — Или потому что кто-то уже начал мечтать о твоих руках на своих рогах?

Мои уши вспыхнули.

«Святая чёрная дыра, он что, читает мысли?!» 

«Или я снова думаю слишком громко?!» 

«А если он знает, что я представляла, как он целует меня… ОЙ. НЕТ. СТОП.»

— Я не читаю мысли, — заверил он, точно услышав всё это. — Не у всех швархов есть это умение, в отличии от нашего мрачного друга, у меня есть другое умение: я чувствую пульс желания. А у тебя он… очень громкий.

Я отхлебнула из бокала — больше для вида, чем от жажды.

— Ты опасная личность, капитан.  Особенно когда говоришь такие вещи с лицом святого.

— Я не святой, — изрек он. — Я шварх. А значит, я умею ждать.  И брать, когда приходит время.

Он наклонился — медленно, давая мне тысячу шансов отстраниться.

И когда его губы почти коснулись моих…

— Прости, — прошептала я. — Я… не могу. Не сейчас.

Он не отстранился сразу. Просто улыбнулся— не губами, а глазами, как тот, кто понимает больше, чем говорит.

— Я и не просил «сейчас». Я просто напомнил: я здесь.  И если однажды ты захочешь не героя, не долга, не облака…  а просто пощупать рога без последствий  моя каюта всегда открыта.  И в ней нет лавандовой салфетки. Обещаю. Только я.

Он выпрямился, допил свой бокал и поставил его на стол с лёгким звоном.

Потом опустился в кресло напротив меня, впервые за весь разговор выглядя… усталым. Не капитаном — человеком.

— Думаешь я всегда такой? — произнёс он, не глядя на меня. — Спокойный. Расчётливый.

Я не шевелилась. Боялась спугнуть этот редкий момент.

— Моя мать… После её смерти я… сломался. На три цикла. Пил. Кричал. Ломал вещи. Думал, если буду достаточно громким, она услышит и вернётся.

Он сжал бокал так, что тот едва не треснул. Стекло тихо звякнуло, пытаясь напомнить: «Не разрушай и это».

— Но она не вернулась. А корабль… он не прощал слабости. Он требовал капитана. Не мальчика, который потерял мать, а человека, который может вести.

Медленный выдох. Его хвост безвольно опустился на пол — ни ритма, ни угрозы, только тяжесть.