Варяг II (СИ) - Ладыгин Иван - Страница 13

При этом я совсем не хотел думать о галлюциногенах, подмешанных в зелье берсерка. Я не хотел искать всему этому научное обоснование. Разум стучался в эту мысль, но сердце было против… Ибо слаб человек…

Сигурд Твердая Рука стоял на самом краю Гранборга, там, где поселение переходило в чахлые, нищие хуторки. Воздух здесь был другим. Стоячим, тяжелым. Тошнотворный запах разложения витал над одним из покосившихся домишек с заколоченной ставней, пробиваясь даже сквозь резкий соленый ветер.

Молва о странной хвори, скосившей семью рыбака, уже ползла по округе, обрастая нелепыми и жуткими подробностями. По приказу Сигурда его дружинники оцепили подходы, отселив испуганных соседей. Теперь здесь царила гробовая, неестественная тишина. Слишком тихо для места, где должны быть слышны крики детей и лай собак.

Рядом с ярлом стояла простая деревянная повозка, запряженная одной тощей, облезлой лошаденкой. В повозке покоились бочонок с водой и холщовый мешок с сушеными рыбой и черным хлебом.

Скрипнула ржавая петля. Из темного провала двери, похожего на вход в склеп, вышли двое. Мальчишки. Старшему — лет десять, младшему — семь, не больше. Они были бледны, как мел. Кожа натянулась на скулах, грозясь порваться от легкого движения. Глаза провалились и лихорадочно блестели. Они шатались, еле переставляя ноги, опираясь друг на друга. Чума. Или что-то очень на нее похожее. Смерть уже витала над ними незримым крылом.

Сигурд и его воины оставались на безопасном расстоянии. Ярл сделал шаг вперед, его тень легла на детей длинным искаженным пятном.

— Ну что, воины? — его голос прозвучал громко и неестественно в звенящей тишине. — Есть еще силы держаться?

Старший мальчик кашлянул, и этот звук напомнил Сигурду треск ломающихся костей. Малец кивнул, с трудом подняв голову.

— Хотите в Вальхаллу? — продолжал Сигурд, и в его голосе зазвучали металлические нотки. — Хотите обеспечить себе место у пиршественного стола Одина… и своим родичам? Хотите искупить их «негероическую» смерть?

Глаза мальчишек вспыхнули последним огоньком надежды и фанатизма. Умирающие цепляются за любую, даже самую ядовитую соломинку.

— Тогда слушайте вашего ярла. Это зачтется перед богами. Я хочу, чтобы вы отправились просить помощи у людей на хуторе Рюрика. Слышали о таком?

— Слыхали, — прошептал старший. — Жаль, он отплыл. Говорят, он лекарь великий. Спас бы, наверное, маму с отцом… будь он здесь…

— Верно! — Сигурд поддакивал, и в его глазах вспыхнул холодный, хищный блеск. — Но у вас есть шанс! Если его люди… его верные псы… припрятали какие-нибудь его зелья, снадобья… они помогут вам. Исцелят! А я… — он сделал театральную паузу, — я дам вам за это по железному браслету. Каждому! Как настоящим воинам!

Он сделал паузу, давая их слабому, воспаленному сознанию нарисовать эту картину: спасение, богатство, милость ярла.

— А если… не выйдет? Если мы не дойдем? — пискнул младший, и в его голосе послышались слезы.

Сигурд наклонил голову, изображая отеческую скорбь. — Тогда я похороню вас. И вашу семью. Похороню достойно. Как героев, павших при исполнении долга. И я сам вознесу молитвы богам, чтобы они распахнули перед вами золоченые врата Вальхаллы. Обещаю. Даю слово ярла.

Сигурд кивнул одному из дружинников. Тот несильно хлопнул лошадь по крупу. Повозка, отчаянно заскрипев, тронулась с места и медленно, словно похоронная колесница, покатила к мальчишкам.

— В повозке — вода и еда в дорогу. Собирайте свои жалкие пожитки. И отправляйтесь. Немедля.

Мальчишки, подгоняемые непререкаемой волей могущественного ярла, с благодарностью закивали и, цепляясь, как утопающие, за борта, попытались вскарабкаться в повозку.

Сигурд развернулся и пошел прочь, к своим крепким, ухоженным коням. Его воины молчаливой тенью последовали за ним. На его лице, обращенном к свежему ветру, играла мрачная, самодовольная улыбка. Если не вышло уничтожить выкормыша Бьёрна и его людей силой, это с лихвой сделает болезнь. Идеальное, анонимное оружие. Не оставляющее следов, кроме трупов.

Он уже предвкушал, как весть о моровом поветрии на хуторе Рюрика прокатится по Буяну. И каким — праведным гневом загорятся глаза конунга. И как легко будет тогда отсеять плевелы от зерен. Он, Сигурд, останется чистым, а его враги будут сожжены огнем чумы. Идеальный ход.

Глава 6

Хакон сидел на толстом отполированном бревне. Его челюсти методично перемалывали соленую плоть сушеной трески. Вкус был простой и ясный — соль, море, дым. Таким и должна быть еда воина. Никаких излишеств.

Рядом, расположившись на голой земле, сидели трое его дружинников. Стейн, Кетиль и Асмунд. Все крепкие и плечистые… Шрамы вместо украшений, в глазах — заспанная ярость волков, привыкших к суровой жизни.

— … ну и вот, значит, она ему и говорит, — хрипел Кетиль, размахивая окованной железом кружкой с брагой. — «Милый, а покажись-ка ты мне без этого вонючего плаща! Дай полюбоваться сталью твоих мускулов!» А он, Асмунд-то наш, дурак обрадованный, недолго думая, не только плащ скинул, но и рубаху, и штаны! Представляешь? Предстал пред очарованной публикой в чем мать родила! Посреди пиршественного зала, под одобрительный рев ярла!

Грубый и раскатистый смех пронесся по двору, спугнув ворону на заборе. Даже угрюмый Стейн фыркнул, пряча довольную ухмылку в свою рыжую бороду.

— А что? — огрызнулся Асмунд, краснея до корней волос. — Я ей не понравился, что ли? Скажи на милость! Она же потом, ночью, сама ко мне в постель приползла, когда ее старый хромой ярл в мертвецки пьяном сне почивал!

— Приползла, чтобы вернуть тебе штаны, красавец ты наш! — заорал Кетиль, давясь от смеха. — Так и сказала: «Держи, а то добро простудишь!»

Хакон, не спеша прожевав последний упрямый кусок, бросил хвост рыбины в огонь кострища. Тот затрещал, вспыхнув на мгновение синеватым пламенем.

— Хватит трепаться, как бабы у проруби, — проворчал он, вытирая руки о штаны. — Лучше подумайте, как вы завтрашний бой проведете, если он вдруг случится. Тор не любит, когда его воины на девиц засматриваются больше, чем на зазубрины на клинках врага. В Вальхаллу на пир к валькириям зовут, а не к чужим женам.

— Да мы хоть сейчас, хоть на стражников самого Харальда Прекрасноволосого! — махнул рукой Кетиль, отхлебывая браги. — Сидишь тут, как крот в норе, кости греешь, пока другие, глядишь, славу добывают, кровь вражескую проливают. Скука, да и только. Руки уже чешутся.

Хакон лениво окинул взглядом хутор, раскинувшийся перед ними. Мельница, ровные, крепкие загоны для скота, ровный дымок из кузницы, аккуратные, словно на параде, запасы дров. Не хутор, а крепость.

— Гляньте-ка лучше, какой хутор хозяин отгрохал! — заметил Асмунд, последовав за его взглядом. — Чистота, порядок. Не то, что наши деревни, где свиньи в одной избе с детьми живут, а навоз по колено. Хозяин тут, видно, не лыком шит, раз смог такое за несколько месяцев провернуть.

— Рюрик хозяйственный, — согласился Хакон, и в его единственном глазе мелькнуло уважение. — С умом. Землю чувствует. Рука твердая. Такими и ярлы должны быть. Не то, что этот… Сигурд Крепкая Рука… — имя он произнес с таким холодным презрением, что воздух, казалось, покрылся инеем. — Тот только и знает, что чужие земли отбирать, чужих жен в наложницы таскать да на хольмганги вызывать тех, кто слабее. Настоящий воин силен в бою, а не в уловках.

Имя Сигурда повисло в воздухе, словно ядовитый туман. Веселье схлынуло мгновенно, будто его и не было. Хакон ощутил, как старый холодный шрам на щеке заныл с новой силой.

— Вот бы он сюда лично приперся, — тихо произнес Стейн, впервые за вечер подняв на Хакона свои глаза. В них горел мрачный, неприкаянный огонь. — Со всей своей спесивой сворой. Мы бы ему устроили такой прием, что он свою «Крепкую Руку» потом долго бы искал. Напомнили бы, как он моего брата, юнца зеленого, на поединке зарубил. Из-за косого взгляда, брошенного не туда. Из-за девицы, на которую тот посмел посмотреть.