Варяг I (СИ) - Ладыгин Иван - Страница 9

Я был пустым. Механизмом. Вещью. Такой же, как эта бочка, как ведро, как навозная корзина.

К вечеру я дополз обратно в хлев. Руки были разодраны в клочья. Спина горела огнем. В глазах стоял туман. Я рухнул на солому, не в силах пошевелиться. Живот сводило от вздутия. Но я был сыт. Сегодня я заслужил свою порцию. И теперь я понимал, почему прогресс так долго шел к людям. Рабский труд отуплял…

Снаружи доносились звуки жизни. Смех. Лай собак. Голоса. Свободные люди возвращались с работы. Они шли в свои дома. К теплу очага. К еде. К семьям.

А я лежал и отдыхал среди скотины… Один. Чужой. Раб. Это нисколечко не воодушевляло. Нужно было что-то менять. Моя легенда о том, что я целитель, почему-то не сработала. Даже после исцеления Хальвдана отношение ко мне не изменилось. Нужны были еще доказательства моей ценности.

Ночь пришла медленно и принесла с собой пронизывающий холод. Животные улеглись, тяжело вздыхая. Снаружи стихли голоса. Остался только ветер. Он завывал в щелях стен, напоминая о бескрайних просторах, о свободе, которая там, снаружи, и которая так недосягаема.

Я не мог уснуть. Я лежал на спине, уставившись в черноту под потолком, и слушал свое дыхание. Я пытался сообразить, как быть дальше. Как мне стоит поступить? С чего начать свое освобождение?

Потом я перевернулся на живот и подполз к стене. К одной из многих щелей между кривыми, неотесанными бревнами. Я прильнул к ней глазом.

И замер.

Огромная и полная луна висела в черном, бездонном небе, усыпанном бриллиантами звезд. Ее мягкий свет лился на фьорд, превращал воду в бухте в жидкое, мерцающее серебро. Темные, величественные силуэты драккаров у причала покачивались на легкой зыби, словно спящие гигантские звери. Их высокие, загнутые носы и кормы вырисовывались против ночного неба, острые и грациозные.

На другом берегу, на склонах холмов, тускло светились огоньки домов. Теплые, желтые точки. От них шел дымок. Наверняка, кто-то рассказывал саги у очага. Кто-то пил мед. Кто-то просто жил.

Была дикая, суровая, первозданная красота в этой картине. Та самая красота, о которой я читал в книгах, которую пытался описать студентам. Красота силы, простоты, единения с природой. Эпоха железа и крови. Эпоха, в которую меня так неудержимо тянуло.

Горькая, едкая усмешка вырвалась из моей груди. Я был в самом сердце своей мечты. И это сердце оказалось вымазано в навозе и пропитано болью.

Контраст между этим великолепием и моим жалким положением был настолько чудовищным, что голова шла кругом. Я — человек 21-ого века, худо-бедно знаток этой эпохи, лежал в холодном хлеву, весь в синяках и царапинах, и смотрел на луну над фьордом.

Но именно эта мысль — «я знаток» — вдруг ожила в мозгу, как искра в пепле.

Я перестал себя жалеть. Надоело… Включился аналитик.

Да, я — раб. Трэлл. Вещь. Но я — вещь мыслящая. Я — актив. Как этот драккар. Как меч. Как стадо коров. У меня есть стоимость. И у меня есть уникальное свойство. Знание.

Я знаю то, чего не знают они. Я знаю, что будет через сто, двести лет. Знаю слабые места их культуры. Знаю принципы гигиены, которые могут спасти жизни. Знаю основы тактики, которые могут принести победу. Знаю различные техники боя и фехтования, хоть давно и не практиковался…

Бьёрн — не бог. Не стихия. Он — расчетливый хозяин. Прагматик. Он видит во всем выгоду. Он забрал меня, потому что я мог пригодиться. Я спас его воина — и мой статус вырос. Пусть я пока этого и не почувстовал.

Этого ярла можно было заинтересовать. Его можно было переиграть. Нужно только свободное время, силы и какой-ниубдь случай. Нужно стать настолько ценным, чтобы моя свобода стала для него выгодной сделкой.

Но это — игра с огнем. Один неверный шаг — и смерть. Слишком явное проявление «не тех» знаний — и меня принесут в жертву Одину.

Нужно быть осторожным. Быть терпеливым. И ждать своего часа.

На этих мыслях усталость наконец свалила меня. Сознание поплыло. Я провалился в черную, липкую яму.

Мне снился кошмар. Я задыхался. Тяжелая, влажная, холодная масса давила на грудь, залепляла рот и нос. Болото. Я тонул в нем. Не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. А где-то очень далеко, будто в другой вселенной, лежало мое старое, больное тело. В московской квартире. Оно медленно умирало. Сердце билось все реже, реже… и вот-то совсем остановилось. Холод разлился по жилам. Темнота.

Я закричал. Без звука. Задыхаясь.

И проснулся.

От пинка.

— Вставай, туша! — зарычал Балунга. — Новый день. Привычная работа!

Я открыл глаза. Сквозь щели в стенах пробивался серый, тоскливый свет утра. Во рту стоял мерзкий вкус сна.

— Да-да… День сурка! — пробубнил я спросонья.

— Что? — нахмурился Балунга.

— Да так… ничего. — я прикусил язык, вскочил на ноги и принялся за работу.

День повторился. Снова навоз. Снова вода. Снова пинки и унижения. Но теперь я работал молча, сжав зубы. Взгляд был опущен, но мозг бурлил без остановки. Я продолжал изучать. Запоминать. Думать о том, как облегчить свой быт и удивить этих варваров.

К полудню меня, всего воняющего и перемазанного, вывели из хлева, чтобы я почистил загоны для коз во дворе. Свежий воздух ударил в голову, закружил ее. Я жадно глотал его, наслаждаясь минутой передышки.

Как раз в этот момент к дому ярла пришел Асгейр. Тот самый, рыжебородый, с хищными глазами. Теперь я жалел, что Бьёрн не продал меня ему. Знал бы прикуп, жил бы в Сочи… Он вошел во двор не спеша, но его осанка, его сжатые кулаки выдавали напряженность. Он был озабочен. Серьезно озабочен.

Бьёрн как раз вышел из дома, потягиваясь, почесывая живот. Увидев гостя, он нахмурился:

— Асгейр. Какой ветер тебя занес?

— Бьёрн, — отрывисто бросил тот, опуская формальности. Его голос был низким, без обычной насмешливой нотки. — Мне нужна помощь.

Бьёрн насторожился. Он скрестил руки на груди, приняв позу хозяина.

— Какая помощь? У меня своя усадьба, свои заботы.

— Моя жена… — Асгейр с трудом выговорил это слово. — Она больна. Очень. Кричит от боли. Местные знахари… — он с презрением махнул рукой, — пьют мой мед, бормочут заклинания, а ей все хуже.

Я замер, стараясь делать вид, что усердно работаю, но уши превратились в огромные локаторы, ловя каждый звук.

— Сочувствую, — сказал Бьёрн без тени жалости. — Но я не вёльва. Не могу помочь.

— Ты можешь, — Асгейр шагнул ближе. Его глаза горели. — Одолжи мне своего трэлла. Того, что выходил Хальвдана. Говорят, у него… может получиться.

Во дворе наступила тишина. Даже Балунга перестал меня подгонять, заинтересованно наблюдая.

Бьёрн помолчал. Я видел, как в его глазах идет борьба. Помочь собрату-сопернику? Рисковать своим имуществом? Отдать меня, свою новую диковинку, в руки того, кто явно недолюбливает его? Но с другой стороны… закон гостеприимства, пусть и искаженный, мог быть нарушен. Прямой отказ являлся вызовом и слабостью одновременно. Асгейр мог использовать это против него позже.

— Мой трэлл — не игрушка, — наконец сказал Бьёрн. — Он стоит дорого. А твоя жена… кто знает, что с ней? Если он не поможет, ты обвинишь его? А значит, и меня? Или того хуже — что если с ней что-то случится из-за его рук?

— Я прошу, Бьёрн, — в голосе Асгейра прозвучала сталь. — Как сосед. Как дальний родич.

Это было сильно. Отказать родичу считалось тяжелым проступком.

Бьёрн тяжело вздохнул. Он проигрывал, и он это понимал.

— Ладно, — сдался он, но его глаза стали холодными, как лед. — Забирай его. Но на условиях. — Он повернулся и крикнул:

— Балунга!

Тот подскочил.

— Иди с ними. Смотри за трэллом в оба глаза. Если он посмотрит не так, побежит не туда, или… если женщине станет хуже от его снадобий — заруби его на месте. Без раздумий. Понял?

Балунга злобно ухмыльнулся, положив руку на рукоять ножа за поясом.

— Понял, хозяин.

— Иди, — кивнул Бьёрн Асгейру. — И помни… ты мне должен.