Варяг I (СИ) - Ладыгин Иван - Страница 5

Теперь пришла очередь меда. Диоскорид бы одобрил.

Я зачерпнул ложку густой янтарной жижи. Это был природный антибиотик и противовоспалительное средство. Я осторожно нанес мед прямо в рану, стараясь заполнить полость. Хальвдан зашипел, как змея, от боли и отвращения.

— Что ты суешь в меня, падаль⁈ — заорал он. — Это же для еды! Ты оскверняешь рану воина! Идиот! Я убью тебя!

Я снова промолчал. Взял грязную тряпку Балунги. Лучшего перевязочного материала не было. Я сложил ее в несколько слоев, стараясь найти чуть менее грязный участок, и прижал к ране поверх меда. Теперь нужно было зафиксировать. Только вот чем?

Я огляделся. Но Бьёрн понял мой взгляд.

— Действуй, трэлл, — усмехнулся он. — Но попытаешься сбежать — кишки выпущу, и за борт на корм рыбам отправишься.

Я растер запястья, стараясь добавить чувствительность пальцам. Потом сорвал с себя пояс от своих жалких штанов. Грубый, плетеный из лыка, но крепкий. Этого хватит. Я обернул тряпку с медом вокруг живота Хальвдана и стянул пояс поверх, затянув потуже, чтобы зафиксировать повязку и немного придавить рану, уменьшив кровотечение.

— Готово, — хрипло сказал я, отползая от Хальвдана. Руки дрожали. От напряжения, от страха, от смеси запахов и боли в собственной голове.

Хальвдан лежал, тяжело дыша. Он перестал орать, но смотрел на меня с такой ненавистью, что мне вдруг стало жарко. Его глаза были полыми, как у мертвеца.

— Ты… заплатишь за это, трэлл, — прошипел он. — Я тебя найду. Даже в Хельхейме. Вырежу твою жалкую душу и скормлю псам Нидхёгга. Запомни.

Бьёрн разочарованно фыркнул.

— Ну что, целитель? Хальвдан пока жив. Но это еще не доказательство твоей ценности. Мог бы и без тебя протянуть. Или не протянуть. Поживем — увидим.

Ярл потянулся к мешочку на поясе. Достал оттуда плоскую, жесткую, как дерево, пластину сушеной рыбы. Пахло специфически. Он разломил ее пополам. Одну половину сунул себе в рот, начал жевать. Вторую протянул мне.

— Жри. Работать будешь.

Потом он снял с пояса небольшой рог, заткнутый деревянной пробкой. Отпил глоток, бурно крякнул, вытер рот рукавом.

— Воды попьешь из бочки. Она несвежая, но не отравишься.

Я взял рыбу. Руки все еще дрожали. Голод подступил внезапно, звериный, сосущий. Я не стал раздумывать о чистоте и вкусе. Впился зубами в жесткую, соленую рыбину. Она была волокнистой, невероятно соленой, пахла морем и временем. Но это была еда. Я глотал куски, почти не жуя. Затем подошел к бадье, взял ковш и стал пить. Вода была теплой, с легким привкусом дерева и чего-то еще… может, водорослей. Но это была пресная вода. Я выпил залпом, почувствовав, как влага разливается по иссохшему горлу, принося облегчение.

Бьёрн наблюдал за мной, жуя свою рыбу. Его взгляд был все таким же оценивающим. Но злоба, казалось, чуть притупилась. Я был полезен. Пока. Он кивнул в сторону весел.

— Ладно, поел — и за работу, трэлл. Видишь банку? Там, у борта? Свободная. Сменяй того, сопливого. И греби. Пока не скажу «хватит». И не ной. Заныл — получишь веслом по башке. Понял?

Я посмотрел туда, куда он показывал.

На середине драккара, у борта, на деревянной банке сидел тощий парнишка, лет пятнадцати. Лицо зеленое от морской болезни. Он из последних сил дергал весло, его движения были вялыми, неритмичными. Над ним стоял здоровенный викинг с плетью из сплетенных ремешков. Он что-то кричал парнишке, тыкая его в спину. Явно, приказывал ему свалить с места.

Меня это очень удивило, ведь я был уверен, что викинги просто так рабов за весла боевого драккара не сажали! Очевидно, я попал не в прошлое, а куда-то совсем в другое место.

Но пока я тут суетился с раненным, на море быстро опустился штиль, и парус свернули. Мой шанс на передышку закончился. Я кивнул Бьёрну.

— Понял.

Меня толкнули к банке — простому толстому бревну, прикрепленному к палубным креплениям. «Сопливый» парнишка, увидев меня, чуть не заплакал от облегчения. Он выронил тяжелое дубовое весло и пополз прочь, к борту, где его тут же вырвало за борт. Викинг с плетью фыркнул, пнул бедолагу и несколько раз ударил его.

— Не мешайся под ногами, шваль! Иди в угол, подыхай!

Потом он повернулся ко мне, протягивая рукоять выпавшего весла. Оно было длинным, невероятно тяжелым. Лопасть — широкой, выдолбленной из цельного куска дерева. Рюм (рукоять) был гладким от множества рук, но все равно толстый, неудобный для моих не привыкших к такой работе ладоней.

— Бери, трэлл! — гаркнул викинг. — Садись! Греби! В такт! Слышишь ритм? Барабан! Слушай барабан!

Я услышал. Где-то ближе к носу, у основания мачты, сидел еще один викинг. Перед ним висел барабан — просто натянутая кожа на деревянном обруче. Он бил в него деревянными палочками. Бум… Бум… Бум… Ритм был не быстрый, но мощный, неумолимый. Под этот ритм десятки весел по обоим бортам вздымались и опускались, взбивая воду в белые буруны. Гребцы — смесь викингов и рабов, как я — сидели спиной к носу, упираясь ногами в упоры. Их спины напрягались, мышцы играли под потной кожей. Лица были сосредоточены, пустые. Автоматизм каторжного труда.

Я ухватился за рюм, попытался вставить весло в уключину — прорезь в планшире борта. Получилось не с первого раза. Руки плохо слушались. Викинг с плетью грубо помог мне, вогнав весло на место.

— Садись! Ноги сюда! — Он показал на деревянные упоры перед банкой. — На «раз» — тянем весло к себе, наклон! На «два» — толкаем от себя, тянем рукоять! По барабану! Раз-два! Раз-два! Поехали!

Я сел. Уперся босыми ногами в скользкие от пота и воды упоры. Обхватил рюм натертыми, уже начавшими болеть ладонями. Барабан: Бум!

— Тяни! — гаркнул надсмотрщик.

Я рванул весло на себя, изо всех сил наклоняясь вперед. Мышцы спины и рук закричали от непривычной нагрузки. Весло едва сдвинулось. Вода сопротивлялась. Бум!

— Толкай! Тяни рукоять!

Я оттолкнулся ногами, откинулся назад, потянув рукоять весла к груди. Лопасть вышла из воды, тяжелая, мокрая. Потом снова Бум! — и снова тяни, наклон! Бум! — толкай, откидывайся!

Я быстро выбился из сил. Дыхание перехватывало. Сердце колотилось, как бешеное. Ладони горели, на них тут же натерлись волдыри. Спина ныла. Но останавливаться было нельзя. Надсмотрщик ходил за спинами, и его плеть свистела в воздухе. Однажды она хлестнула по спине раба напротив меня — тот вскрикнул, но не сбился с ритма. Его глаза, полные боли и ненависти, мелькнули передо мной.

Я стиснул зубы и греб. Греб, как проклятый. Бум… тяни… наклон… Бум… толкай… откидывайся… Мир сузился до этого ритма, до боли в мышцах, до жжения в ладонях, до соленых брызг, хлеставших в лицо. Голова пухла от вопросов.

Где я?

Вокруг только море. Бесконечное, сине-зеленое, холмистое. Ни берега, ни других кораблей.

Какое это время?

По стилю драккара, по вооружению, по языку — эпоха викингов. Точнее сказать пока было невозможно.

Что случилось?

Сердечный приступ… Смерть… И вот это. Перемещение? Реинкарнация? Попадание в другую вселенную? Теория квантового бессмертия, о которой я думал в последние секунды, обретала жуткую реальность.

Зачем? Зачем мне это? Зачем этот ад? И почему трэлл? Что за непруха!

Я изучал их быт, их культуру, их пути! Но я не хотел стать частью этого тяжкого быта! Частью этого кошмара рабства, грязи, боли и бесправия! Если бы я стал ярлом, я бы еще подумал…

Беспомощная и жгучая ярость подкатила к горлу. Я хотел закричать. Завыть. Швырнуть это проклятое весло за борт. Но я только сильнее вцепился в скользкий рюм и рванул его на себя на очередной удар барабана. Бум! Тяни! Бум! Толкай!

Время потеряло смысл. Оно измерялось теперь только ударами барабана, взмахами весел, болью в мышцах. Солнце пекло, потом начало клониться к горизонту, окрашивая море в багровые и золотистые тона.

Ветер крепчал. Но дул с противоположной стороны. Волны становились выше, драккар сильнее бросало из стороны в сторону. Грести стало еще тяжелее.