Магия, любовь и виолончель или История Ангелины Май, родившейся под знаком Рыб - Ларина Елена - Страница 9

Это уже потом я рассказывала ему, что несколько раз встречала его в универе и прекрасно помню. А он тер переносицу, сдержанно удивлялся и переводил разговор на волнующую его тему. А волновало его только одно -работа.

Работа у нас с ним оказалась общая. Я попала в сферу его деятельности два года назад, когда училась на четвертом курсе. Позвала Ника, которая связи с Антоном не теряла.

– Антоха стал крутым продюсером. Работает с Би-би-си. С какими-то канадцами. Повеселел. Язык забросил. Если не страшно, давай поедем вместе. Он мне вчера звонил, – она завела глаза, подчеркивая значимость момента. Я восхищенно подняла брови, подыгрывая ей.

– Говорит, интересная работа на неделю со швейцарским телевидением. Завтра утром нужны три переводчика – встречать в аэропорту. Платят много. Правда, рабочий день ненормированный. Гелка, ты как? – обеспокоенная моим нерешительным видом спросила она. И категорично добавила: – Гелка, я ему обещала, что найду переводчиков.

Вечером нужно было ехать знакомиться с московскими продюсерами в гостиницу «Прибалтийская», где располагалась штаб-квартира съемочной группы. Я немного засомневалась. Вечером? В гостиницу? Но Ника меня утешила – там же Антон.

Поехали Катя, которая уже давно подрабатывала переводчиком, сама Ника и я. Честно говоря, я заставила себя сказать да, просто понимая, что переводчик без практики равен нулю. И когда-то этому должен быть положен конец.

Мы встретились с девчонками на выходе из вестибюля станции метро «Приморская» в полседьмого. Все были отчаянно хороши. Да и настроения нам еще никто к тому времени не испортил.

Мужчины произвели на нас вполне благоприятное впечатление. Я заново и по-деловому познакомилась с Антоном. Он был здесь не самым главным. Барин из Москвы по имени Юра, лет сорока пяти, взял на себя светскую часть общения с тремя симпатичными девчонками. Мне сразу стало понятно, что дело это для него не столько приятное, сколько привычное. Каждой из нас он отвесил по милому комплементу. Кате сказал, что ресницы у нее, как стрекозы. Я малодушно позавидовала. Нике что-то промурлыкал про глаза-озера. Меня это неприятно кольнуло. Свои глаза я тоже считаю голубыми. Мне Юра ненавязчиво предложил: «Садись, красотка». Не так конкретно. Но меня это вполне устроило.

Антон томился, пережидая обязательную часть программы по ознакомлению с вновь прибывшими сотрудниками. Он сидел за столом, закинув ногу на ногу, и с отсутствующим видом отстукивал карандашом какой-то бравурный ритм. Ворот своего видавшего виды свитера он натягивал почти до самого своего арийского носа. Вид у него при этом был абсолютно запредельный.

Встреча длилась не больше получаса и была чисто формальной. Главное, что мы поняли что утром опаздывать нельзя. Иначе «Икарус» уедет без нас.

Мне тогда было девятнадцать. И ничего особенного в моей жизни к тому времени еще не произошло, кроме того, что я стала жить одна в коммуналке на Косой линии. Так мы осуществили обмен с моим отчимом Васгеном Вартановичем Мовсесяном. Жить с ним под одной крышей я не могла категорически. Мне не нравилось, что этот одутловатый, всклокоченный по утрам дядька пытается занять вакантное место моего отца. И мучилась до своего совершеннолетия целых два года.

О моих мучениях Васген вероятнее всего не догадывался. Я человек воспитанный. Портить жизнь маме в мои планы не входило. Чисто теоретически я все понимала. Ей не было еще сорока. А отца своего я даже не помню.

Васген был не самым плохим человеком. К тому же еще и ветеринаром. Правда профессиональными навыками он, кажется, тоже не блистал. Мама носила к нему нашего дряхлого кота Амура, гниющего с двух сторон. Васген сделал ему операцию. И Амур сдох, не приходя в сознание. Мама плакала. А Васген ее утешал. Сначала в коридоре. Потом в кабинете. А потом у нас дома, приняв кончину Амура близко к сердцу.

В этом как раз ничего плохого не было. Но я не могла слышать, как он ест и пьет. Как сливает в туалете воду. Как утром полощет горло. Мне кажется, я даже за ручки дверей перестала хвататься. Стала открывать их, толкая плечом. И чашку после него перемывала с мылом.

И еще от него пахло зверьем. От него самого, а не от его одежды. Или это уже плод моего воображения.

Как бы там ни было, но в августе перед третьим курсом я переехала в коммуналку. Две недели мы с моей двоюродной сестрой Райкой делали в комнате ремонт. Запах краски и новых обоев полностью вытеснил запахи Васгена.

Это было сплошным блаженством! Жить самостоятельно, пока самостоятельность еще не называется одиночеством, – это настоящий подарок судьбы.

Я тогда ходила в астрологический кружок. В Публичке нашлась необходимая мне дефицитная таблица Эфемерид. Я сидела в Ленинском зале с зелеными лампами и строила космограммы на всех своих друзей и знакомых. Никто не назначал мне свиданий, никто не осаждал мой бастион, потому что о моем существовании на этой планете знали совсем немногие. Но меня это совсем не беспокоило. Я знала, что мой час настанет. Стоит только захотеть и выйти из подполья.

Я старательно учила язык. Каждый день выписывала по пять незнакомых французских слов и вешала их перед собственным носом. Подолгу сидела в лингвистической лаборатории и слушала тексты, начитанные французами, понимая в них лишь половину. Я вспоминаю то время со щемящей ностальгией.

До встречи с Антоном Диссом мне было спокойно и хорошо. В университет поступила. До окончания еще почти три года. Васген удалился на ментальный план моего сознания. Деньги они с мамой давали мне регулярно. Стипендию я тратила на книжки. Два раза в неделю ходила на аэробику в клуб «Первомай», через два двора.

И все это разом кончилось.

Ночью накануне работы со швейцарскими телевизионщиками я нервничала ужасно. Теперь-то я понимаю, что это моя интуиция, изъясняющаяся посредством мычания и пихания, мешала мне сладко заснуть.

Как маленькое зеркальце, Луна бросала на меня солнечных зайчиков.

Я встала как зачарованная. Подошла к окну и поставила на подоконник стеклянный кувшин с водой. Гладкая поверхность воды тут же поймала желток Луны и стала укачивать его в кувшине. В полнолунии – сила. Для женщин – особая. Луна отражается в воде, вода набирает мощь и цепко запоминает слова, нашептанные в самое ушко.

Бабушка Нюра так делала всегда. И меня учила. Так, говорит, и батюшка в церкви святую воду делает. Только без Луны. Но у него другой источник силы. А ты бери то, что сама можешь.

Мне хотелось чего-то сказочного. Все мои девятнадцать лет замерли в тревожном ожидании счастья. Чего только я не нашептала над той водой, которая давно уже утекла и в которую не войдешь дважды.

Сложность заключалась лишь в том, что повторить нашептанное нужно было трижды. Повторить же то, что льется из самого сердца в одном душевном порыве, было невозможно. Теперь-то я знаю, что подходить к таким ритуалам надо, все хорошенько взвесив, точно зная чего ты хочешь. Тогда повторишь и не трижды, а все девять, что хоть и утомительнее, но зато надежней.

Может быть, поэтому, а может быть, и нет, но сбылось далеко не все из того, что я так самозабвенно призывала. Но настоящая жизнь, на которую я заговаривала воду, не замедлила явиться.

Началась она с нервных потрясений.

Оказалось, что приблизительно понимать, о чем идет речь, – для переводчика недостаточно. Для меня это было серьезным откровением.

Пятнадцать человек французов и швейцарцев грузили в наш автобус свое неподъемное оборудование. Были они молодые и интересные. Но никто на меня не смотрел.

Красивый, как Ален Делон, французский продюсер Жан-Шарль Бурсико в красной дутой куртке приехал вместе с невысокой раскосой девушкой. И тут же представил ее нам.

– Моя невеста Сюко. Мисс Япония прошлого года.

Ну конечно, стоило на него взглянуть, и сразу становилось понятно, что обычной девушки он бы рядом с собой не потерпел. А эта была, как породистая сука, с медалью. То есть Сюко с медалью. Мисс Жапон.