Владимир, сын Волка (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" - Страница 10

«А теперь нам только одна дорога — в Афган», — подумал Директор с сожалением. — «Есть способы, как это устроить, но нужна тщательная подготовительная работа».

Жириновский служил в политуправлении штаба Закавказского военного округа, офицером по призыву, с 1970-го по 1972-й — в политотделе, пропагандистом, но, к счастью для них с Директором, он владеет фарси, распространённым в Афганистане.

Именно по этой линии и можно попасть в ОКСВА, (3) потому что в ином качестве уже поживший Жириновский, которому сейчас 36 лет, но очень скоро, 25 апреля, день рождения, вряд ли годится.

«Пока обед, нужно прогуляться, а затем снова сюда», — подумал Директор и посмотрел на здание Инюрколлегии.

Он, в процессе оформления «по собственному», побеседовал с председателем, Германом Викторовичем Гавриным — договорился о положительной характеристике с предыдущего места работы.

Сначала Гаврин ошалел от такой наглости, а затем, когда Директор объяснил ему, куда именно ему нужна характеристика, начал отговаривать. Сказал, что не надо воспринимать всё это так близко к сердцу и Афганистан — это не выход.

«Это не выход — это окно в 1987 год», — подумалось Директору в тот момент.

Ему удалось убедить председателя Гаврина в серьёзности своих намерений и непоколебимости своей позиции, и заслужить уважительный взгляд с изменением отношения.

Как видно, председатель был куда худшего мнения о Жириновском — Владимир Вольфович подкинул воспоминание о коллеге, который сообщил ему, что начальство считает его эпатажным выскочкой, но неплохим юристом.

Теперь же, благодаря умелым действиям Директора, Гаврин считает, что Жириновский сильно изменился, причём в лучшую сторону.

Поправив галстук, Директор направился к Лермонтовскому скверу, расположенному в сотне метров от здания Инюрколлегии.

В сквере он обнаружил жёлтую бочку с надписью КВАС, рядом с которой стоит деревянный столик со стаканами.

Директор подошёл к продавщице, одетой в хлопчатобумажный халат, фартук и колпак. На поясе у неё висело полотенце, а на руки надеты марлевые нарукавники.

— Здравствуйте, — поздоровался он. — Мне стакан кваса, пожалуйста.

Он передал ей три копейки.

— Здравствуйте, — улыбнулась полная женщина и приняла деньги. — Хорошо.

Директор сел на лавку и сразу же приложился к напитку, который оказался на вкус ровно таким, каким он его помнил.

Он пообещал себе, что купит минимум три литра кваса и насушит сухарей, чтобы посидеть вечером, наедине с собой, и напиться его вдоволь.

В Афганистане, куда он решительно намерен попасть, с квасом из бочки дела обстоят очень плохо. Вернее, там с ним дела обстоят совсем никак — нет его.

Попивая квас, Директор не заметил подошедшего к нему человека.

— Владимир Вольфович, здравствуйте, — приветствовала его женщина лет тридцати.

Он посмотрел на неё и «вспомнил» почти сразу — Жириновский оперативно подкинул нужное воспоминание.

— Эльвира Евгеньевна, здравствуйте! — жизнерадостно заулыбался он и встал с лавки. — Как ваши дела?

— Хорошо, — кивнула женщина. — А у вас?

Это стройная шатенка лет тридцати с гладко зачёсанными назад волосами, собранными в скромный пучок, узким лицом с тонкими бровями и любопытными серыми глазами. На ней светлый весенний плащ-болонья до колен, завязанный поясным ремнём. Под плащом виднеется строгая юбка и туфли на невысоком каблуке, а в руках её — аккуратная кожаная сумка с тиснением в виде какого-то восточного орнамента.

Работает она в бухгалтерии, старшим бухгалтером, и отличается склонностью и способностью к сбору и распространению сплетен.

— Не жалуюсь, — улыбнулся Директор.

— А правда, что вы собрались в Афганистан? — в лоб спросила Эльвира.

Это очередное доказательство того, что слухи разлетаются со скоростью, слегка превышающей скорость света. И нисколько не удивительно, что из отдела кадров новость о написании положительной характеристики для попавшего в опалу начальству юриста Жириновского уже разлетелась по всей Инюрколлегии.

И Эльвира была послана всем коллективом к недалеко ушедшему Жириновскому, чтобы выведать все подробности.

— Если возьмут, — пожал плечами Директор.

— А зачем? — нахмурилась она.

— После случившегося и госпитализации я понял, что напрасно трачу время, — ответил он. — Там я смогу быть более полезным. Я неплохо знаю фарси — возможно, это пригодится в Афганистане.

Он не мог этого узнать из местных источников, потому что в СССР поступало очень мало сведений «из-за речки», но у него достаточно хорошая память, чтобы помнить об этом факте из прошлой жизни.

ОКСВА испытывает острейший дефицит переводчиков с фарси, близкородственного к языку дари, почти повсеместно распространённому в Афганистане.

Благодаря ряду воспоминаний Владимира Вольфовича, Директор знал, что дари отличается от фарси только фонетикой, но незначительно, а вот лексически и грамматически с ним практически неразличим. То есть, знаешь фарси — можешь говорить и писать на дари.

— Вот оно как… — произнесла Эльвира. — А это никак не связано с…

Она не договорила и уставилась на него с ожиданием. Это невинная манипуляция, которая известна ему под названием «провокация паузой» — с её помощью можно, не создавая неловкость и не провоцируя конфликт, обозначить какой-то щекотливый факт и будто бы обойти его.

Он сразу же «прочитал» эту бытовую манипуляцию, но не стал резко пресекать её, потому что это не имеет никакого значения. Тем не менее, ему это не понравилось, поэтому он решил предпринять меры.

— Нет, — покачал головой Директор, а затем посмотрел на часы. — Вы, наверное, опаздываете на обед?

— Ох, да, — очухалась Эльвира. — До свидания, Владимир Вольфович.

— До свидания, — доброжелательно улыбнулся ей Директор.

Нельзя было сказать, что он скучал именно по этому аспекту жизни в СССР и странах соцблока: намёки, полунамёки, кулуарные беседы, подковёрные интриги, без прямых конфликтов, чтобы не получить клеймо карьериста или идеологически неблагонадёжного…

В 90-е всё стало намного проще и грубее, потому что всё стали решать сила и деньги. Взятки, звонки влиятельным знакомым, подключение надёжных СМИ.

«Меня так и убрали», — подумал он, сделав глоток из стакана. — «Топорно, но надёжно».

Налицо деградация социальных взаимодействий — из-за этого очень многие записные интриганы из партийной номенклатуры оказались нежизнеспособны в новых реалиях, а приспособиться к ним смогли лишь немногие.

Но это было, в чём-то, хорошо — к моменту, когда Директор обрёл реальное влияние, эра грубой силы уже прошла, а высокий уровень интриг был утрачен, потому что осталось слишком мало людей, владеющих ими в совершенстве…

«Придётся заново привыкать и приспосабливаться к этой банке с утончёнными пауками, чтобы потом снова окунуться в банку с пауками-людоедами», — пришёл он к выводу. — «Но в этот раз, если всё получится, я буду не молодым и беззащитным директоришкой, а кем-то более весомым. Мы будем».

Вернув стакан продавщице и выкинув пустой кулёк в урну, Директор начал прогуливаться по скверу, размышляя о всяком — он бесконечно прокручивал в голове свой глобальный план, ища неочевидные изъяны и умозрительно оценивая риски каждого этапа…

Когда обеденное время истекло, Директор вернулся в Инюрколлегию, где выждал ещё примерно полчаса и получил на руки характеристику.

Поблагодарив сотрудниц отдела кадров, он вручил им плитку шоколада «Вдохновение» — это было необязательно, ведь он с ними видеться больше не планировал, но решил, что это для него не стоит практически ничего, а женщинам будет приятно.

Характеристика оказалась не положительной, а крайне положительной — указали даже «потрясающее владение языком фарси», что очень хорошо повлияет на решение военкомата.

В Афганистан, всё-таки, попасть не так просто, как кажется. Кого попало туда не берут, отбор довольно-таки сложный, но бывают исключения — например, ради ценных навыков.