Флетчер и Славное первое июня - Дрейк Джон - Страница 43

Я схватил весла и вставил их в уключины. Я с силой налег на правое весло — промахнулся мимо океана на дюйм, полетел кувырком между банок, снова вскочил и налег еще раз. Шлюпка развернулась, и я вложил всю свою силу, чтобы гнать ее прочь, курсом, прямо противоположным курсу «Декларейшн».

Через плечо я видел реи «Фиандры» над волнами, а иногда и ее нос, когда она с трудом продвигалась вперед в безнадежной попытке догнать «Декларейшн». Время от времени оглядываясь, я мог держать курс на «Фиандру», пока моя скорость и скорость «Декларейшн» уносили меня из-под пушечного огня. Но я забыл о Брауне.

— Тары-бары-растабары? — спросил он, и выражение его лица было комичным. Он не понимал, что происходит. Его корабль исчезал, а я изо всех сил греб к врагу. Но он привык относиться ко мне с уважением — как к офицеру, по сути, — так что, полагаю, он вежливо спрашивал, что мы делаем.

— Заткни свою проклятую пасть! — сказал я в качестве объяснения. Это его на время успокоило, но вскоре он занервничал.

— Тары-бары! — сказал он, становясь злее, и принялся размахивать руками, а затем схватился за весла, так что я не мог грести.

Этого я стерпеть не мог, так что я попытался его ударить. Но драться на кулаках, сидя в качающейся шлюпке, — дело нелегкое. Так что я промахнулся.

— Так! — сказал он, единственное понятное мне слово, и вытащил нож. Он указал на «Декларейшн» и помахал лезвием у меня под носом. Очевидно, он хотел вернуться на корабль.

Это был тупик. Я не собирался разворачивать шлюпку, но он не давал мне грести. Мы некоторое время сидели, сверля друг друга взглядами, а затем… Бум! Выстрелило одно из кормовых погонных орудий «Декларейшн». К счастью, они не зарядили картечью, иначе нам был бы конец, ибо то ли по счастливой случайности, то ли по меткому расчету, ядро плюхнулось в море в нескольких ярдах от нас.

СВИСТ! Шлеп-шлеп-шлеп! Браун съежился и уставился на бурлящую воду. Поскольку он сидел лицом ко мне, совсем близко, расставив колени, я воспользовался этой минутой его замешательства и со всей силы врезал ему по орехам. Он охнул от боли и сложился пополам, как перочинный нож. Я оттолкнул его назад с банки и оставил его, свернувшегося калачиком, на дне шлюпки. Я подумывал было пришибить его деревянным черпаком, но в этом не было нужды. После этого он не доставил мне ни малейших хлопот. Это лишь доказывает, что любой человек поддается доводам разума, если только найти правильный подход.

Так я вернулся к веслам и вскоре, оглянувшись через плечо, увидел фигуры, смотрящие на меня со шканцев и бака «Фиандры». Я возвращался домой.

19

Я твердо убежден, мэм, судя по тому, что проболталась девица Бут, что некая тяжкая вина, причина которой пока неизвестна, тяготеет над мистером Флетчером, и ее нужно лишь использовать в ваших интересах.

(Из письма от 20 сентября 1793 года от Сэмюэла Слайма леди Саре Койнвуд.)

*

Слайм стиснул зубы и застонал от усилия, пытаясь совладать с похотью. Он пытался и потерпел неудачу, ибо живая картина, разыгрывавшаяся перед ним, была выше сил смертного.

Две полуобнаженные девушки сплелись друг с другом, как спаривающиеся питоны, и мягкий красноватый свет лампы поблескивал на маслах, которые они втирали в плоть друг друга. Костюмы состояли из золотых, украшенных перьями шлемов в греческом стиле и сандалий на тонких кожаных ремешках, обвивавших ноги до самых округлых бедер. Это, да еще по пол-ярда прозрачного муслина на каждую, изображавшего хитон греческой принцессы. Пухлые груди скользили друг по другу, а тонкие пальцы с острыми ноготками впивались в упругие ягодицы. Одна «принцесса» была пышной и златовласой, другая — стройной и грациозной, с крошечными изящными чертами лица и огромными карими глазами.

Миссис Симпсон обещала нечто особенное, и честь ее дома была поддержана.

— Позы вы найдете в высшей степени изысканными и экзотическими, сэр! — сказала она. — А наши девочки, хоть и отобраны по молодости и свежести, тем не менее искусны во всех умениях. — Она хитро улыбнулась и добавила: — Если вкус джентльмена того потребует, мои девочки могут, к примеру, доставить удовольствие, в точности повторяющее ощущения от первого наслаждения с невинной девственницей.

Слайм яростно выругался про себя, когда живая картина набрала обороты. Стройная бросила пышную на спину, прижала ее запястья и оседлала ее на кушетке, вздымая и опуская бедра на извивающемся розовом теле.

Сэм Слайм был здесь, в Портсмуте (точнее, в Госпорте), по делу. А когда Слайм был по делу, он преследовал только интересы своего клиента. Никаких личных удовольствий, сколь бы привлекательными они ни были. Таково было его правило. И будучи существом целеустремленным, самодисциплинированным и безжалостно отточенным, он ни разу не нарушил это правило. Так было даже с обычными клиентами, но ради леди Сары Койнвуд, наполнявшей разум Слайма безнадежными желаниями, не могло быть и речи об отклонении от пути долга. Хотя у него не было никакой связи с леди Сарой, кроме профессиональной, для Слайма предаться утехам с другой женщиной было бы равносильно измене своим надеждам и мечтам.

Но, боже, как же это было трудно! Теперь они целовались, сплетясь в объятиях, прижавшись ртами, с закрытыми глазами, исследуя языками рты друг друга. Слайм с трудом отвел взгляд и оглядел обстановку. Комната была построена специально для таких представлений. Тяжелые шторы, не пропускавшие дневной свет, миниатюрная театральная сцена с декорациями и ряд из полудюжины маленьких оперных лож перед сценой, каждая тщательно отгороженная от других, чтобы джентльмены могли наблюдать за развлечением в уединении, не будучи замеченными из соседних лож. Заведение миссис Симпсон было лучшим в Портсмуте. Слайм видел и получше в Лондоне, но для провинции это было впечатляюще. И чрезвычайно дорого.

— Цена, сэр, — сказала старая сводня, — включает ужин, представление из пяти живых картин и выбор молодой леди в качестве компаньонки на вечер. — Она улыбнулась жесткой улыбкой с лица, на котором еще виднелись остатки былой красоты. — Меньше быть не может, сэр, не с учетом расходов на обеспечение постоянного притока свежих молодых девиц, а также на то, чтобы допускались только джентльмены.

Слайм безропотно заплатил. Его клиентка могла себе это позволить, и она будет довольна его быстрым прогрессом в поисках иголки в стоге сена.

Древний город-крепость Портсмут был первым военно-морским портом королевства, а с его огромными пушками и окружающими его валами — еще и самой мощной военной позицией. Поскольку Англия вела войну со своим старым врагом, Портсмут был битком набит матросами, морскими пехотинцами, морскими офицерами, доками, верфями и всей той кипучей коммерцией ремесел и профессий, которые требовались для поддержания огромных морских усилий главной базы Флота Канала, щита нации от вторжения. И не последней из профессий, которую моряки считали незаменимой, была та, что практиковала миссис Симпсон. Хотя, конечно, миссис Симпсон практиковала ее на самом высоком уровне.

Три дня в Портсмуте, благодаря систематическим терпеливым расспросам и характерному упорному труду, привели Слайма к миссис Симпсон в Госпорте, по дороге к госпиталю Хаслар. Это было большое, респектабельное на вид заведение за высокой оградой с привратником у ворот, чтобы не пускать всякий сброд. Миссис С. принимала новых джентльменов в своей гостиной и подавала чай, как светская дама в лондонском салоне. Слайм терпеливо прошел через всю эту процедуру, но он искал кое-что конкретное, о чем предпочел не упоминать мадам. И потому ему пришлось высидеть три живые картины, прежде чем он увидел то, что хотел.

«Не пропустишь ее, мой голубчик, — сказала ему его осведомительница, дородная потаскуха, которую он допрашивал у таверны «Корабль» на Портсмут-Пойнт. — Худая, как щепка, и личико, как у феи. Бог знает, как ей это удалось, миссис С. обычно берет только свежее мясо».