Бои местного значения (СИ) - Зурков Дмитрий - Страница 8

— А тот в свою очередь к начальнику дивизии?

— Нет. Полковник Страдецкий сразу про Российский Общевоинский Союз вспомнил. Членом коего и он сам, и офицеры с солдатами являются, в том числе и этот самый подпрапорщик. Вспомнил и то, что РОВС сам Регент опекает и патронирует. И своей властью отправил селянам половину полкового обоза с возницами. А для пущего же спокойствия на дорогах добавил своим приказом команду конных разведчиков. Разумеется, все хлопоты по прокорму взяли на себя деревенские…

Михаил Владимирович раскуривает новую папиросу, пуская вверх облачко ароматного дыма, и продолжает:

— И вот пылит себе обоз, десяток крестьянских подвод вперёд на полверсты отпустив, останавливают их эти канальи-перекупщики. Кто с кулаками, кто с дубинами на селян лезут. И в разгар сего действа из-за ближайшей рощицы разъезд конных разведчиков появляется. И они невинным тоном интересуются, что, мол, тут у вас происходит. После чего, «разобравшись» в ситуации, по старой фронтовой привычке берут языков. А тут и мы появляемся, господин полковник, чтобы подстраховаться, с нашим начальством договорился.

Вот и получилось налицо явное нарушение Уложения о наказаниях уголовных, по которому все эти гаврики должны как минимум по полгода арестного дома получить. Они тут же, чтобы хотя бы частично избежать наказания, соглашаются своих хозяев-лабазников сдать с потрохами. Ну а дальше уже дело простое было. Взяли и этих голубчиков на горячем. Позакрывали, пока следствие будет идти, все их лабазы-магазины. Для проверки соответствия документов хранящимся запасам.

— В общем, я так понимаю, обиженных Вашим невниманием не было? — Понимающе улыбаюсь собеседнику и рассказываю в ответ на его повествование историю о том, как небезызвестный ему Котяра провёл свой первый офицерский отпуск…

— Поехал тогдашний подпоручик Ермошин в родную деревню к матери с давно уже законной женой Ганной, дабы познакомить, наконец-то, двух своих самых дорогих женщин. Он, как прапора получил в семнадцатом, сразу бумагу в офицерское собрание накатал. Типа, прошу разрешить, а то жениться хочется, аж челюсти сводит! Ганна — сирота, ей дядька свободный выбор дал, ещё когда мы с ним в немецких тылах познакомились. Фёдор матери сразу отписал, когда вернулись, мол, есть невеста, хочу жениться. Та его в письме и благословила. А вот съездить домой получилось только в двадцатом. То Питерский мятеж, то черноморский десант, то ещё куча неотложных и важных дел.

На место приехали поздно вечером, на извозчике, осчастливленном хорошей суммой денег за пятивёрстовый вояж с ветерком. Короче говоря, приезд героя на малую Родину никто из односельчан не зафиксировал.

Наутро, отоспавшись с дороги, Ганна решила порадовать свекровь своим кулинарным искусством и для начала отправилась за водой к колодцу, благо недалеко было. И там, возле этого самого колодца, имела удовольствие «познакомиться» с местными бабами, пришедшими по тому же вопросу. Которые, тут же увидев конкурентку своим дочерям и племянницам, устроили ей допрос с пристрастием на тему «Кто такая и какого хрена тебе, лахудра, здесь надобно». Причём вопросы чередовались с не совсем лестными оценками Ганниной внешности. Наша девица-красавица, забывшая, когда с ней в последний раз так разговаривали, ответила в том же ключе, что только подняло градус общения примерно до температуры кипения. Тем временем на шум стала собираться сначала охочая до бесплатных развлечений детвора, а затем и часть мужского населения.

Один из пацанят, услышавший в этом хоре с кем именно прекрасная незнакомка приехала и понявший, что скоро может дойти до рукоприкладства, унёсся звать «Федьку-коваля». Котяра хоть и спросонья, но сразу вспомнил, что он — дома, и все Уставы с Наставлениями немного сдвинулись на задний план. И тем более забыл, что офицер Российской Императорской армии на публике должен всегда появляться одетым по форме при погонах и оружии, дабы видели все остальные, что данная категория подданных всегда на службе. А посему, облачившись в дальновидно прихваченную с собой подменку, поспешил выручать супружницу. Без труда пройдя очень недовольным носорогом через плотную толпу в эпицентр события, он собрался было увести Ганну подальше от своих излишне громких землячек, но разъярённые таким поворотом событий бабы стали орать раза в два громче.

А дело происходило на так называемой деревенской «площади», небольшом, хорошо утоптанном куске земли, где находились две единственные достопримечательности данной местности — общественный колодец и местная лавка, совмещённая с лабазом. Вот из лавки на шум и выполз её хозяин, мучимый сразу двумя мыслями — как поправить здоровье после вчерашнего, и какая-такая сволочь посмела разбудить его своим воплями. Оглядев бушующую человеческую стихию, вычленил в ней хоть и изрядно изменившегося, но по-прежнему старого заклятого врага, посему тут же в уме назначил его крайним и виноватым за все текущие неприятности. И не замедлил, рыкнув на уже относительно притихших баб, громко озвучить свои умозаключения. А когда рядом с ним появился гость-собутыльник, городовой, являвшийся хозяину то ли сватом, то ли кумом, в общем — «нашему забору троюродный плетень», решил перейти от слов к делу и, схватив в слегка дрожащие руки специальный дрын для выпроваживания из лавки надоедливых просителей и вразумления должников, помчался в атаку на Фёдора. В результате которой почему-то улетел в противоположную сторону от дрына, чудом не прободав насквозь колодезный сруб. Урядник, видя такое вопиющее нарушение порядка, сначала рыкнул что-то нечленораздельное, затем прочистил горло, спугнув этим пару ворон с ближайшего тополя, и выдал уже более понятное «Стоять, мерзавец!!! Да я тебя!!!». Продолжения не последовало потому, как Котяра, сообразив, что в присутствии блюстителя порядка, пусть и не в самой лучшей кондиции, вопрос нужно решать не банальным мордобитием, а сугубо официально, таким же громким рыком подал команду «Всем стоять! Никуда не расходиться!», потом быстрым шагом, делая при этом вид, что никуда не торопится, схватил свою ненаглядную и помчался домой переодеваться.

А через несколько минут появился вновь, одетым по всей форме и слегка позванивая своим «иконостасом». Чем вызвал шок и трепет у взрослых и восторженный визг у детворы. Причём больше всего этим переодеванием был поражён лавочник. Урядник, моментально сообразивший, что его шнурки с тремя лычками абсолютно не пляшут против золотистых офицерских погон с просветом и двумя звёздочками, моментально превратился в ретивого служаку, но всё же тихонько и вежливо попросил докУмент. Фёдор показал своё удостоверение, после чего блюститель порядка был готов «держать и не пущать» абсолютно любого из присутствующих по первому щелчку пальцев Его благородия. Кто-то из селян тут же поинтересовался как их земляк умудрился заслужить на грудь столько красивых блестящих штучек, на что Котяра попросил урядника, как человека несомненно грамотного, прочитать кое-что из этих самых докУментов громко и вслух.

«За отвагу и усердие, явленное при спасении от неприятеля» тот прочитал довольно бодро, потом секунд на десять споткнулся на титуловании «Ея Императорского Высочества Великой княжны Ольги Николаевны», но, всё же добил фразу до конца. Пока народ с разинутыми ртами и выпученными глазами переваривал информацию, Фёдор, достав из кобуры люгер и ткнув им в брюхо лавочнику, вежливо поинтересовался — знает ли тот наставление генерала Драгомирова о том, что хоть офицер и должен быть смирен и безобиден, как овечка, но даже посягательство на малейшее оскорбление должно вызвать с его стороны возмездие мгновенное и рефлекторное.

Потом, обратив внимание на застывшего соляным столбом урядника, спросил какое вообще положено наказание за подобные фортели, если вдруг он, Фёдор вдруг ударится во всепрощенчество и стрелять не будет. МВДшник, сверля своего родственничка и собутыльника очень нехорошим взглядом, озвучил количество лет и месяцев, которые виновный проведёт в крепких каменных стенах с окнами, забранными прочными железными решётками, отчего лавочнику совсем поплохело.