"Фантастика 2025-169". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Машуков Тимур - Страница 130

— Да ты чё так говоришь? — спросил Петруха.

Миха взял снимок со стола и показал нам.

— Вот он на фотке, — Миха показал пальцем с аккуратно постриженным ногтем. — Нас в Бамуте тогда щёлкнули.

Кто-то снял их на фоне кирпичной стены полуразрушенного дома, где большой белой краской было написано «Развалинами Бамута удовлетворены». Все военные — молодые парни с ещё детскими лицами, но взрослыми взглядами.

Миха назвал нам всех. Делился самым дорогим — воспоминаниями, признавая в нас своих.

— Вот Бабай, Бабкин у него фамилия была. Вот два брата, близнецы Бондаренко, Полтава и Стёпа Бандера. Вот Женя, вот Матюха, вот Костя Питерский, вот Муха, дагестанец он. Он тогда ящик спирта нашёл, везде его находил, будто нюхом чуял.

— А мы тогда дом зачищали в Шали, — начал я, — и нашли там на пятом этаже три ящика тушёнки…

Я рассказал нашу любимую байку, как танк по ошибке уничтожил нашу находку. После рассказал, как через наш блокпост пытался проехать наёмник под видом офицера, а Самовар его обнаружил.

Они смеялись, смотрели на меня, контакт налаживался.

У меня было своеобразное ощущение. Я привык к своим пацанам, они снова мне родные, как тогда, в ту первую жизнь. А эти казались мне диковатыми, как молодые волки. У них и шутки позлее, и сами чаще идут на конфликты.

Но всё же, они были такими же, как мы. Просто присматривать за ними некому, и они идут по той же дорожке, что и многие ветераны.

Но у меня была для них задачка. Да и хотелось подтянуть к себе серьёзнее.

Я начал было говорить, но тут зазвонила мобила. Я достал её и тут же вызвал восхищённые взгляды.

— О, сотовый! — произнёс Петруха. — А сколько стоит?

— Штуку баксов. Это для работы. Я вам потом ещё о работе расскажу.

— Офигеете, — добавил Царевич.

Я вышел из кухни в комнату. Там стояла простая железная кровать, заваленная брошенными на неё вещами, продавленный диван, на котором спал кто-то из братьев, и раскладушка у стены.

Все трое жили на этой квартире. В тесноте, да не в обиде. Да и им привычнее. Как рассказывал Шопен, многие детдомовские, после того как покидали привычные места, так и жили коммунами, как привыкли.

Я ответил на вызов:

— Слушаю.

— Зря ты так делаешь, — раздался незнакомый голос. — Чё-то ты мутишь, ко всяким ментам ходишь, к чекистам.

— Ты кто такой?

— Так я тебе и ответил, — голос усмехнулся. — Друг я твой. Корефан. И по-дружески хочу предупредить, что зря ты всё это начал.

— И что за друг, который скрывается? — спросил я. — Скажи, кто такой, или никакой ты мне не друг.

— Я говорил Фиделю, что он зря к тебе так нагло полез. Но он не послушался, вот и сдох. И я в курсе, что ты там был.

Я точно знал, что в курсе этого как минимум двое кроме наших: Бродяга и Сега. Сега был на кухне. Голос был не Бродяги. Выдали? Нет, скорее видел кто-то ещё или знал о планах Фиделя.

Это позвонил чекист? Или кто-то по его указке? Нет, точно нет. Кто-то другой.

— Короче, Старицкий, — продолжил голос. — Или тебе придётся делать, как говорю я, или у тебя начнутся большие проблемы.

— Давай скажу честно, — произнёс я. — Эти твои угрозы и понты не работают. Хочешь о чём-то конкретно говорить, так давай поговорим лично. Ты назовёшься, и мы с тобой встретимся и поговорим. Или по телефону, если так хочешь. Только недолго. У меня входящие платные.

— Ладно. До встречи. Я тебя предупредил. Если сделаешь выводы, то вечером поступишь правильно. Если нет, то тебе же хуже.

— Давай без угроз. Если вычислю, сам потом не рад будешь.

— Не вычислишь.

Он отключился.

Кто это такой? Не Налим, и не Гарик. И он ни слова не сказал о фиктивных покушениях, но в курсе про чекиста. Громов что-то мутит? Не думаю, но кто-то мог видеть или передать.

И всё же, мысли у меня были, насчёт человека, которого мы выпустили из вида, но который мог влиять на происходящее больше, чем все думали. Как Фидель, про которого все думали, что он нарик, а он оказался крутым.

Вот только Фиделя больше нет, а вот этот товарищ всё ещё живой.

Глава 11

Такой войны мы ещё не видели.

До этого я встречался с чеченским ОМОНом, который сражался на нашей стороне. Видел дудаевскую оппозицию, которая считалась нашим союзником. Последних мы хорошими вояками обычно не называли, ведь думали, что они предпочитают отсиживаться за нашими спинами. Ну а они, в свою очередь, говорили, что мы их бросаем на убой, как пушечное мясо.

Так что война разделила чеченцев на два лагеря.

Но такое я видел впервые.

Отряды двух полевых командиров, которые должны были атаковать нашу колонну совместно, сцепились между собой до того, как мы пришли.

Мы видели только брошенные тела — множество «духов», расстрелянных в спину или убитых врукопашную: прикладом, штыком, ножом, сапёрной лопаткой или дедовским кинжалом.

Горцы в этом месте бились жестоко, но атаковали не нас, а друг друга.

Мы озирались по сторонам, попутно проверяя трупы, забирая то, что можно было забрать.

А среди офицеров, обсуждавших побоище, виднелся высокий силуэт лысого мужика с ожогом на лице. Он был доволен и не выпускал из рук фляжку.

— Уходим, — распорядился Маугли. — Быстрее!

— Шопен, ты чего там застрял? — прикрикнул я на Толика. — Бегом сюда!

— Сержант, постой, — тот лысый мужик вдруг направился к нам.

Чекист, особист, разведчик, кто-то из спецуры — неизвестно. Мы его видели впервые, но вид у него был прожжённый. Ему полтинник, сильно загорелый, видны ожоги и раны.

Он носил перчатку на левой руке, и я думал, что это какая-то модная привычка, но вблизи понятно, что левая — протез, у которого не гнулись пальцы.

Это не единственная рана. Вблизи видно, что его левый глаз — совсем белёсый, зрачка почти не видно. Старый вояка, для него эта война что дом родной. Я поёжился, думая, что вдруг сам стану таким. Ведь очень хотел вернуться домой.

— Это же вы из роты Сани Аверина? — спросил незнакомец, доставая сигареты.

— Так точно, — ответил я, посмотрев ему на плечи, но погон там не было.

— Расслабься, — лысый махнул рукой. — Земля ему пухом, хороший был мужик. Мы его тогда к себе столько звали, а он, — незнакомец хмыкнул, — а он тогда говорит: «Как я пацанов своих брошу? Без меня-то совсем загнутся».

— Вы его знали?

— Хорошо знал. Ещё по Афгану, — незнакомец задумался. — Много мы с ним там дел наворотили. Ему бы, блин, не «махрой» командовать, а с нами работать. Такое бы устроили.

От него сильно пахло перегаром. Он достаточно пьян, вот и разговорился с простым сержантом. Отмечал успех, подумалось мне. Ведь явно то, что здесь произошло — заслуга этого человека.

Враг напал на врага, а мы уцелели.

— Вот так с ними надо, — продолжал мужик, жестикулируя правой рукой, в которой держал сигарету. — Знаешь, сколько они здесь живут? Сотни лет. И знаешь, сколько у них между собой тёрок накопилось, пацан? Знаешь, как они друг друга ненавидят?

Он не ждал от меня ответов, а просто говорил. Пьяный мужик, о котором я не знал ничего, но который будто знал всё о том, что здесь происходит.

— Это сейчас они все заодно, вроде как все равны, а Джохарка Дудаев первый среди равных. Сплотились против общего врага, на.

Мужик пошатнулся, но продолжил:

— Но копни глубже. Кто-то кому-то кровник. Кто-то у кого-то угнал лошадь пятьдесят лет назад или дочь выкрал. Кто-то при советской власти как сыр в масле катался, а кто-то при фашистах жирел, когда они тут сидели. Кого-то в Казахстан вместе со всей семьёй в теплушке отправили, а кто-то здесь остался и соседский дом занял. И вот если копнуть, вся их вражда… — мужик сделал паузу. — Знаешь, что будет, если человека крепко так сжать и раздавить?

— Дерьмо полезет отовсюду, — тихо сказал я. — Видел, как под танк попадали.

— И вот здесь так же, — он наклонился ко мне. — Всё полезет. Вот и надо копать.