Опоздавшие на электричку (СИ) - Крэйтон Алекс - Страница 18

— А что скажешь?

— “Спасибо”.

И в этой простой фразе было всё: благодарность за шанс, за встречу, за возможность быть — хоть на миг — частью чего-то большего, чем они сами.

Ночь опустилась на студию. Где-то в павильоне ещё горел свет. Где-то снимали последний дубль. Где-то Высоцкий пел под гитару. А Глеб и Валера — два человека из будущего — лежали в тишине, слушая, как дышит эпоха.

В коридоре что-то звякнуло — кто-то опрокинул ведро с инструментами, а затем раздался хрипловатый смех и тихий шёпот: “До завтра, ребята… завтра с шести утра — снова на площадку”.

Жизнь студии не замирала — она просто на время закрывала глаза, чтобы утром начать всё сначала.

Глеб повернулся на бок и посмотрел на Валеру. Тот уже спал, но на его лице застыла лёгкая улыбка — как у человека, которому, наконец, удалось оказаться там, где он всегда хотел быть.

За окном где-то вдалеке показалось проехала электричка.

Глеб долго не мог уснуть. Перед глазами мелькали кадры: Чурикова с чашкой компота, седой декоратор, слова о “быть рядом”… всё казалось не просто случайностью, а частью какой-то большой киноплёнки, в которую вплелись и они — случайные попаданцы, ставшие ненароком героями чужой эпохи.

Он тихо прошептал в темноту:

— Если это сон… пусть он длится подольше.

Где-то вдалеке, в сторону павильонов, вдруг послышалась тихая песня. Кто-то на гитаре бренчал знакомые аккорды:

“Если друг оказался вдруг, и не друг, и не враг — а так…”

Глеб улыбнулся.

Может, этот голос ему только почудился. А может, это был сам Высоцкий — живой, настоящий, такой, каким его уже не увидит никто в их времени.

Он закрыл глаза. И показалось — всё вокруг наполнилось мягким светом: словно из-под тёмного потолка спустился невидимый луч прожектора, выхватывая из темноты две фигуры — Глеба и Валеру — как актёров, не подозревающих, что уже играют свою собственную, неповторимую сцену.

И в тот миг Глеб понял: их “будущее” осталось там, за гранью киноплёнки, а здесь началась совсем другая жизнь — с запахом пыли, краски и горячего чая с лимоном, с голосом Высоцкого, с надеждой и честной, почти наивной верой в завтрашний день.

Здесь они были нужны.

Здесь они были настоящими.

И камера времени, невидимая никому, продолжала снимать.

Глава 13

Глава 13. Сценаристы из завтра

Прошла неделя. Жизнь постепенно вошла в ритм — с шестичасовыми подъёмами, затяжными рабочими днями на “Мосфильме”, вечерами в тесной комнате общежития и редкими прогулками по вечерней Москве, пахнущей асфальтом, духами женщин, свежей выпечкой и…детством.

Они начали привыкать к новой эпохе — той, где не было пластиковых банковских карт, мобильных телефонов и бесконечных новостных лент. Зато была живая, шумная, настоящая жизнь: с очередями в булочной, с запахом чебуреков на углу и вечерними передачами по телевизору.

Появились первые заработанные советские деньги. Не так уж много, но на безбедную жизнь хватало за глаза. Даже бобинный четырёхдорожечный б/у магнитофон “Астра-207” с олимпийской символикой на коробке лентопротяжного механизма удалось урвать с помощью одного из осветителей у которого зять работал в комиссионном магазине продавцом. Бобины с записями можно было заказать и купить в специализированных магазинах, где из каталога выбираешь музыку и тебе записывают её на купленную бобину. Правда выбор был невелик, в основном советская эстрада разных лет и некоторые не особо популярные в союзе зарубежные певцы из дружественных социалистических стран. Если хотелось чего-то другого, надо было идти на “толкучку”, где “барыги” продавали редкие записи и торговали импортным шмотьём за тройную цену.

Вечерами из их комнаты теперь доносилась музыка — то “Машины времени”, то “Самоцветы”, а порой и Высоцкий, запись которого они достали у одного монтажника, переписав на катушку.

— Слушай, Валера, — сказал Глеб, развалившись на кровати, — вот ведь странно… Когда мы были там, в будущем, всё это считалось архаикой. А теперь слушаешь — и душа отдыхает.

— Потому что здесь — всё настоящее, — ответил тот, поправляя тетрадь на столе. — Без показухи, без фальши. Даже бумага вот — пахнет по-другому.

На столе перед ним лежали две общие тетради в клетку, купленные на Садовой за двадцать копеек каждая. Обложка — серо-голубая, немного шершавая на ощупь. На первой Глеб аккуратно вывел надпись:

“Идеи сценариев. Том I”.

— Писать будем по выходным, — предложил он. — Днём ведь не вырвешься, а вечером — голова уже не варит.

— Согласен. Да и вдохновение, знаешь, штука коварная. Не по расписанию приходит.

Первые страницы шли туго. Рука, непривычная к письму от руки, быстро уставала. Чернила размазывались. Иногда они сидели по два часа над одной сценой, споря из-за деталей.

— Не пиши так — “главный герой идёт по улице и думает”. Это скучно. — Валера поднимал голову, закуривая “Космос”. — Надо показать, как он идёт. Как город вокруг живёт. Чтобы зритель потом увидел это в фильме.

— Ну ты, блин, драматург.

— Не ёрничай, давай исправим эту часть.

— Эх, сейчас бы интернет сюда, можно было бы с телефона прямо фильм пошагово расписать, а не по памяти, как сейчас…— Мечтательно произнёс Валера крутя в руке свой с севшим аккумулятором мобильный телефон “Samsung”.

— Ага, а ещё бабу резиновую для того, чтобы лучше думалось…— Невесело хмыкнул Глеб.

— Кстати о бабах. Сколько мы с тобой тут уже на голодном пайке живём? Может пора развязать нам наш узел целомудрия и хоть иногда начать блудить? Я знаешь ли не хочу стать евнухом к 60 годам.

— Валера не начинай… Меня в последние дни и без того эротические сны замучили.

— Ну так в чём проблема? Давай снимем напряжение?

— И как ты себе это представляешь здесь? В это время проститутки не стояли ещё на Тверской, милиция с этим жёстко боролась, а тем более в преддверии Олимпиады.

— А кто говорит про проститутку? У нас в цеху, что мало незамужних женщин? Вон например Даша с монтажного отдела, очень даже ничего. Женщине всего 44 года, разведена и в самом соку. Мы с ней иногда пересекаемся, когда я ей плёнку отснятую привожу, она постоянно со мной кокетничает и мне кажется не будет сильно против, если я её куда-то приглашу на ужин.

— А как же твоя Нинка? Ты получается изменить ей хочешь?

— Глеб, да проснись ты уже наконец. Мы тут застряли. И боюсь, что навсегда. Зачем притворяться перед самими собой, что мы тут временно и каким-то чудом сумеем вернуться назад. Мы— назад уже не вернёмся! Это свершившийся факт. Нравится тебе это или нет. А потому придётся снова строить свою жизнь, хотя в нашем с тобой возрасте это уже конечно становится затруднительно. Вот поэтому нам надо заканчивать с работой разнорабочих и найти, что-то поспокойнее. Если с написанием сценариев у нас всё выгорит, мы смело сможем претендовать на другую должность. Таскать тяжёлые ящики и декорации в нашем с тобой возрасте уже становится тяжеловато.

Глеб тяжело вздохнул, закурил новую сигарету и подошёл к форточке окна.

После долгого молчания он произнёс:

— А ты знаешь, мне тут тоже одна женщина приглянулась. Жанна Пронина—она костюмером работает. Ты её мог видеть. Красивая, высокая, брюнетка с начёсом на голове и цветастом платье. Между нами ничего такого ещё не было, но мне кажется она тоже испытывает ко мне некоторую симпатию, во всяком случае всегда мило мне улыбается и общается со мной при встрече. Я не хотел тебе говорить, думал ты станешь корить меня, что я Людку свою забыл.

— Ну вот, видишь?! Оказывается мы с тобой двигаемся в одном направлении. Так что давай перестанем изображать из себя чистоплюев и наконец займёмся обустройством личной жизни, раз уж так всё сложилось. Но, сначала нам надо поправить своё финансовое и желательно в будущем жилищное положение, а тогда любая будет сама просить взять её замуж.— Валера хлопнул товарища по плечу и углубился вновь в написание сценария для будущего фильма.