Гасконец. Том 1. Фландрия (СИ) - Алмазный Петр - Страница 43

В руках у каждого из нас был охотничий арбалет. Это было не предложение даже с моей стороны, а очень настойчивый совет. Таверну нужно было брать бесшумно и быстро. Полагаться на то, что канонада заглушит выстрелы внутри города, было нельзя. К счастью, гнались за славой вопреки здравому смыслу только совсем уж молодые и рядовые мушкетёры, а де Порто и де Тревиль мою задумку сразу же оценили. Разумеется, они «и сами хотели предложить нечто подобное, но рады, что среди гасконских ещё попадаются такие смекалистые парни».

Мушкеты, что иронично, шли уже в конце нашей колонны, вместе со слугами. На каждую пару из гасконца и мушкетёра, приходился один слуга, с парой мушкетов и запасами пороха и пуль.

Мы выдвинулись вчетвером, остальной отряд — парами — держался метрах в пяти от нас. Очень скоро кадеты и мушкетёры заняли уже весь подземный ход. Наша четвёрка подошла к лестнице, и я ещё раз шёпотом объяснил де Порто и д’Атосу расположение комнат.

Все кивнули, я закинул на плечо арбалет и потушил фонарь, оставив его на полу. Взобравшись по лестнице, я осторожно приоткрыл люк. Свечей в подвале уже не было, кажется, недавний пожар кое-чему научил тощего хозяина. Людей тоже не было, и я откинув люк, быстро вылез наружу. За мной последовали три мушкетёра, а остальные остались дожидаться сигнала.

Атос передал мне свой арбалет и практически бесшумно прокрался к двери, чуть приоткрыл её и заглянул в щель.

В это время мы заряжали арбалеты. Я сперва зарядил свой, затем уже тот, что принадлежал д’Атосу. Наконец, молодой мушкетёр кивнул нам, и я передал ему оружие.

— Трое у дверей. Двое рядом с баром, где хозяин, — шепнул он мне.

Я передал послание по цепочке, убирать цели мы ещё в лагере договорились в шахматном порядке. Чем меньше суеты с нашей стороны, и чем больше суеты у противника, тем вернее шансы.

Д’Арамитц постучал по приставной лестнице, давая сигнал остальным. Они начали подниматься в тот же момент, когда д’Атос, убедившийся, что в общем зале не осталось гражданских — простите, «простого люда» — распахнул дверь.

Он выпустил болт и сразу же схватился за шпагу, освобождая нам дорогу. Я шёл вторым. Сидящий за столом у двери испанец уже держался за горло, его товарищи только поднимались на ноги. Я выстрелил в парочку, что сидела у бара, и двинулся в сторону хозяина. Арбалет был мне ещё нужен.

Тощий успел только повернуться ко мне и встретил головой арбалетный приклад. После этого, я наконец положил самострел на стойку и выхватил своё оружие. Шпагу в правую руку, нож в левую. Третьим шёл д’Арамитц, и его болт жесточайшим образом поразил стену, позади испанца уже готового к рукопашной схватке.

Я был готов к тому, что Анри промажет и метнул во временно выжившего нож. Лезвие вонзилось в горло бедолаге. Второй испанец, не тратя время на своего умирающего товарища, попытался броситься на нас со шпагой, но гугенот не дал ему шанса. Де Порто вошёл последним и застрелил всё ещё ничего не понимавшего врага у барной стойки. Последний, третий что был у дверей, попытался в неё и выскользнуть, но д’Атос уже был рядом. Его шпага вошла в позвоночник бедолаге в тот момент, когда рука испанца коснулась медной ручки. Всё было кончено.

Я запер двери таверны на засов. Вытекающих из погреба мушкетёров и гасконцев послали зачищать комнаты. Размалёванных девиц, по моей просьбе, не трогали — просто загоняли в тот же самый подпол. Испанцев резали в постелях или стреляли, если те успевали прийти в себя и потянуться к оружию.

К моей гордости, ни гасконцы, ни мушкетёры, за время этой вылазки ни проронили ни слова. Очень скоро, живых испанских солдат в таверне не осталось. Всю необходимую информацию о том, где в Бапоме квартируются солдаты, где офицеры, а где держат порох для пушек, де Тревилю уже выдал наш дорогой капитан Тараканчик.

Мы поставили пару человек охранять пленных — их набралось меньше десятка, в основном девицы, но был и один парнишка. Скорее всего сын хозяина. В любом случае, всех связали, и пообещали отпустить, как только всё закончится. Когда хозяин стал голосить о том, что он всегда был отъявленным гёзе (понятия не имею, кто это), и жизнь отдаст за свободные от испанцев Нидерланды, было принято решение заткнуть персонал кляпами.

После этого, мы собрались в общем зале. Было нас не меньше двухсот, и набились мы как сельди в бочке, с учётом того, что часть охраняла коридор и тайный ход. Наступило время для второго этапа операции.

Половина — и от числа гасконских кадетов и из королевских мушкетёров — осталась в таверне, на всякий случай. Они разобрали мушкеты и пистолеты, потому что всякий случай совершенно точно обещал быть очень громким. Пушки Ла Рошфуко заговорили за час до полуночи, всполошив город и три наших отряда выдвинулись в темноту.

Конечно же, никаких фонарей. Было бы ещё очень хорошо, чтобы мушкетёры согласились снять свои знаменитые плащи, которыми они так гордились, но увы. Против выступил даже, казалось бы, хитрющие де Порто и де Тревилль. Для них это было не просто делом престижа — каждый выживший должен был знать и помнить, что именно королевские мушкетёры стали причиной взятия Бапома.

Отряд мушкетёров, под управлением де Берара (как мне сказали шёпотом, родственник «того самого де Берара», о той самости которого я не имел ни малейшего представления) выдвинулся брать гостиницу, где ночевал офицерский состав и множество знатных испанцев. Разумеется, именно там они планировали получить самую богатую добычу, в лице пленников. В конце концов, война это бизнес, это понимал не только я. Ну и отсечь гидре так много голов, как только получится.

Гасконцы, старшим среди которых я назначил Пьера, выполняли задачу менее выгодную, но более весёлую. У них с собой были бомбы и пучки соломы.

Три мушкетёра, вместе со мной, выдвинулись в сторону пороховых складов. Дорога была не трудной. Благодаря довольно точным инструкция капитана Тараканчика и тому, что Атос неплохо ориентировался в незнакомом городе — это раз. Благодаря тому, что ночью все мушкетёры серые, мы не зажигали фонарей, и весь гарнизон больше заботился о стенах — это два. И три — благодаря молитвам нашего общевойскового гугенота. Ну тут я за правду не могу ручаться.

Мы заняли позицию за жилым домом, ставни которого уже были закрыты, и из которого доносился едва слышный храп. Я стоял на углу, вглядываясь в ночь. По-началу испанцев было видно когда они шевелились. Но я быстро привык у лунному свету и хорошо различал силуэты.

Пороховой склад, конечно же, охранялся. Трое испанцев стояли у больших, двустворчатых ворот. Ещё двое деловито сновали по узкому балкончику, на втором этаже, опоясывавшему всё здание. Фонарей ни у кого не было, все полагались исключительно на лунный и звездный свет. Да ещё на скудное уличное освещение. Метрах в десяти от склада стоял невысокий столб, на вершине которого висела масляная лампа. Если я правильно понимаю, масло в таких меняли раз в несколько часов. Я коснулся плеча д’Атоса, потом жестком указал ему на балкончик. Мушкетёр кивнул. Умеющий драться «по-уличному», пусть и на свой парижский манер, бесшумно двигающийся, он отлично подходил для этой задачи.

Де Порто с хитрой улыбкой похлопал меня по спине. Формально старшим был он, но ещё во время обсуждения плана в палатке де Тревилля, он предложил «проверить и испытать кандидата в мушкетёры». Разумеется, это толстый котяра, просто подстраховывался. Если бы он совсем не верил в успех плана, то настоял бы на другом варианте. А так, он и поступил благородно, и снял с себя всю ответственность за возможные потери, и получил возможность изучить меня в деле. Сказать по правде, на его месте я поступил бы точно так же.

Мы подняли наши арбалеты, готовясь к быстрой, но жестокой схватке. Д’Атос исчез в темноте. Шли секунду, затем минуты. Когда я уже начал беспокоиться, один из испанцев на стене вздрогнул, словно услышал что-то. Он пошёл проверить и это было лучшим моментом.

— Месье, — сказал я, выбегая из-за угла. Де Порто и д’Арамитц следовали за мной. Мы приблизились на расстояние тридцати шагов, и когда нас уже стало видно в свете уличного фонаря, я скомандовал: