Город титанов (СИ) - Сугралинов Данияр - Страница 8

Зову сына, иду на шорох в соседнем подъезде и вижу в темноте скрюченный силуэт существа — не ребенка. Мутные глаза навыкат, вытянутый череп… И черты моего Вани! Тварь загрызла и поедает кота, по подбородку бежит кровь. Я ожидаю, что оно на меня накинется, но существо тянет скрюченные лапки, похожие на птичьи, плачет, стрекоча:

— Папа! Зачем ты нас бросил, папа⁈

Оно прыгает на меня, как кузнечик, а я не могу шевельнуться, скованный ужасом. Толчок в грудь…

— Вставай, эй! — благоухая потом, надо мной склонился непривычно лысый Сергеич. — Почти утро. Твоя очередь дежурить.

Я сел на последнем сиденье автобуса — почти диване. Сергеич, зевнув, устроился рядом и спросил:

— Ты как вообще?

— А ты не видишь?

Сергеич по привычке близоруко прищурился, чтобы считать мой профиль.

— Активность 87%. Почти здоров. Справишься?

И тут донесся душераздирающий стон, как те, что я слышал во сне. Столько боли в нем было, что я передернул плечами.

— Ведьму крючит, — прошептал Сергеич, укладываясь на бок на мое место и поджимая ноги.

Не успел я занять пост на водительском сиденье, как Тори снова застонала, а Сергеич захрапел — вот нервная система у человека! Тетыща тоже спал, откинув сиденье в середине салона и приоткрыв рот.

Вика страдала на переднем, обхватив себя руками и сложившись пополам. Ломка набирала обороты. Она сипела, мычала, шумно чесалась, дергалась, плакала. Мне подумалось, что если показывать детям в школе наркоманов в ломке, им вряд ли захотелось бы попробовать. Эх, дура ты, дура! Неужели стоит мгновение кайфа всех этих мучений?

Другой в моменты сильных страданий звал бы маму, Тори бормотала:

— Ко-остик… божечки… помоги, Костик!

А Костик спал и, судя по всему, жалости к непутевой сестре не испытывал — просто не был способен на это. Я старался не смотреть на девушку, вышел под звездное небо и поймал себя на мысли, что не помню, какое сегодня число. У меня был смартфон, где отображались время и дата, но все это стало таким несущественным, что я потерялся во времени.

Приехали мы сюда третьего ноября. Сейчас или конец месяца, или начало декабря — конец сезона дождей. В Самаре, наверное, уже был первый снег… Интересно, как там зомби адаптируются к низким температурам?

Вспомнился жуткий сон, и я передернул плечами. То чудовище во сне — вовсе не Ваня, это моя совесть. И пока не съезжу туда, она будет пить мою кровь.

Было тихо. Ни зомбика. Шелестели и многоголосо переговаривались джунгли. Убедившись в отсутствии опасности, я обошел автобус, съехавший с трассы в бамбуковые заросли. Бампер чуть погнул, фару выбил. Вроде ничего фатального, ехать можно.

Из салона донесся рев Тори, что-то грохнуло, забормотал Тетыща, она перешла на крик:

— Твою мать, я ща сдохну, сделай хоть что-нибудь!

Я заглянул в салон и увидел, как Бергман укладывает дергающееся тело сестры прямо на пол, потирает подбородок. Отчетливо запахло аммиаком.

— Что ты с ней сделал? — не сдержал любопытства я.

— Выключил. — Тетыща приложил два пальца к сонной артерии. — Не всегда получается, значит, еще не край. Так лучше для нее.

Даже без сознания Тори дергала руками и ногами.

— Помоги ее вытащить, — попросил Тетыща. — Пусть на улице полежит, здесь ее сложит, и она что-нибудь себе разобьет.

Я взял тело девушки за ноги — парео распахнулось, обнажив ее прелести. Я отвернулся, хоть там и было на что посмотреть. Больше меня волновало другое: она была горячей, как при лихорадке, и мелко дрожала.

Раньше я сталкивался с наркоманами разве что на улице и никогда не жалел их. Зачем жалеть того, кто себя сознательно обрек на мучительную смерть? Теперь же наблюдать мучения молодой женщины было невыносимо — ее стоны прямо в душу проникали, нервы на кулак наматывали.

В отключке Тори провела недолго. Распахнула глаза, оскалилась и прорычала, глядя на меня:

— Ненавижу! И тебя тоже.

— Иди спать, — устало проговорил Бергман. — Это не твоя ответственность.

Что ж, и на том спасибо. Напоследок глянув на обезумевшую от боли Тори, у которой на губах пузырилась слюна, я пошел в салон, переступил через лужу, которую сделала девушка. Интересно, если бы ей-девочке показали ее-взрослую в таком состоянии, она все равно пошла бы по этому пути? И если автобус не заведется, нам придется ее нести — чего очень не хотелось бы.

Я уселся на место Бергмана и сразу же вырубился, но сквозь сон слышал визги и крики девушки.

Разбудило меня солнце, направив луч прямо в глаз. Сергеич все храпел, Тетыща бдел, Тори изрыгала проклятья, выла и рычала. Я вышел из салона и увидел, что Бергман вскрыл багажное отделение автобуса, выпотрошил сумки и чемоданы, нашел платье большого размера и соорудил из него смирительную рубашку, дополнительно связав ноги сестры. Она извивалась, как гусеница — не пытаясь освободиться, а стараясь облегчить боль.

Рядом лежала найденная в чемоданах еда: чипсы, острые фисташки, арахис в шоколаде, сухарики, вода — целых шесть бутылок, шоколадные батончики, а также пакетированный кофе, печенье, вафли, шоколадная паста. Много всего, целый пакет.

— Надо попробовать завести автобус, — предложил я, вскрывая пачку арахиса. — Сколько до города? Километров десять?

Тетыща кивнул.

— Ты уверен, что пронесешь ее на руках все это время? — спросил я, прожевав. — Она ж невменяемая, еще отгрызет тебе, скажем… нос.

— С автобусом хорошая идея, — оценил Бергман, повертел головой. — Где все бездушные? Мне это кажется странным.

— Их съел титан, — поделился предположениями я.

— Но титан — там. — Тетыща кивнул на запад.

— Правильно, тут все сожрал, перелез через горы и пошел искать пропитание.

Лучше бы это было не так! Если так, мой клан в опасности! Но другого объяснения пока не находилось.

— Или просто перебрались поближе к городу, — успокоил я сам себя.

Тетыща молча полез в автобус, уселся на водительском сиденье, провернул ключ в замке зажигания — мотор ожил, зарокотал.

— Прекрасно! — Я потер руки и высыпал остатки арахиса в рот.

Мы собрали съестное в пакет, погрузили Тори в салон, положили на пол, и Тетыща сдал задом. Я уселся на кресло экскурсовода, только теперь заметив, что на нем засохшая кровь. Но нигде нет трупов! И костей нет. Или мы просто плохо смотрели?

— Не уезжай, — попросил я, когда Тетыща задом выехал на дорогу. Сразу вспомнилась сцена из «Терминатора», как его прототип преследовал Шварценеггера на грузовике.

Я спрыгнул на асфальт, заваленный ветками, листьями, камнями после урагана, побежал к месту, где стоял автобус, обошел его, но не обнаружил человеческих останков. Их как корова языком слизала! А может, кто-то уже после Жатвы приехал сюда на автобусе, и что-то случилось?

Но что?

Я вернулся на место и поделился соображениями с Тетыщей, тот лишь пожал плечами. Сергеич продолжал храпеть, Тори — хрипеть. Она издавала такие звуки, словно из нее исходили бесы. После всего, что случилось, я легко поверил бы и в бесов, и демонов, и чертову преисподнюю.

Спокойно проехать получилось километров пять. Дорога тянулась вдоль горной гряды, то извиваясь серпантином вдоль обрыва, то стекая с холма, то взбираясь на холм.

Мы ехали по серпантину, когда Тетыща ударил по тормозам. Автобус пошел юзом, но не впечатался в отбойник и затормозил в нескольких метрах от провала в дорожном полотне. Сергеич с грохотом свалился с заднего сиденья, извергаясь матом. Вскочил, не понимая, что происходило, ломанулся по салону и чуть не споткнулся о распростертую Тори. Покрывшись испариной, она ненадолго затихла.

Мы с Бергманом вышли из автобуса. Перед нами зиял провал в дороге, совсем не похожий на оползень. Кто-то будто проломил его кулаком, и, рассыпавшись на куски, асфальтовое покрытие съехало вниз по склону.

— Сель сошел, — прокомментировал увиденное Бергман.

— Не похоже, — покачал головой я и указал дальше. — Вон еще один такой провал. Как будто титан, с которым мы сцепились, пытался тут перелезть через гору и обрушил дорогу.